То, что мир стоит на пороге кризиса, в общем, понятно уже всем. Однако, как это всегда и бывает на переломе исторических тенденций, определяющим здесь являются не материальные, экономические факторы, а скорее идеологические. И по этой причине для описания направлений, в которых будет развиваться мир, целесообразно посмотреть в ретроспективе картину идеологических битв последних столетий для того, чтобы было легче оторваться от текучки и посмотреть на ситуацию со стороны. Для описания ситуации мы воспользуемся терминологией «проектного анализа», разработанного С.И.Гавриленковым и М.Л.Хазиным. Ключевым термином этого анализа является глобальный проект, а более подробно основы этого анализа можно посмотреть на сайте www.worldcrisis.ru в статьях упомянутых авторов.
Вся вторая половина ХХ века прошла в рамках противодействия двух глобальных проектов (ГП)— «западного» и «красного». Это противостояние было таким долгим и сложным в связи с тем, что у них была «ничья» по трем основным направлениям противодействия ГП: в экономике, разумеется, преимущество было у денежного «западного» проекта, принципиально товарный, неденежный «красный» проект не мог с ним соперничать в этом направлении.
В идеологии на первых порах преимущество было на стороне проекта «красного», поскольку его явный упор на социальную справедливость в противовес наживе и протестантской этике «западного» проекта не мог не дать ему преимущества в глазах народов всего мира. Что касается третьей сферы конфликта, демографической, то здесь явного преимущества ни у кого не было. Таким образом, в среднем ни одна сторона не могла взять верх. Ситуация изменилась, когда принцип «мирного сосуществования», «изобретенный» в 1956 году (Брежнев), стал не просто абстрактным тезисом, а реальным руководством к действию. В результате его применения «красный» проект в лице своего лидера — СССР просто самостоятельно отказался от главного своего преимущества. После чего его поражение было предопределено.
Однако тотальная победа «западного» проекта привела к крайне интересному результату, для описания которого необходимо вернуться к истории этого глобального проекта. Начинать ее стоит с XVI века, когда в результате «золотого» кризиса, связанного с завозом колоссального количества золота из Нового Света Испанией и Португалией, была разрушена базовая система экономического хозяйствования того времени — натуральное феодальное хозяйство. Связано это было с тем, что золото, которое играло в то время роль Единой меры стоимости (ЕМС), оказалось не в состоянии в условии своего резкого удешевления как товара гарантировать стабильный хозяйственный оборот.
В результате жесточайшего кризиса, принципиально изменившего хозяйственный уклад, появился новый глобальный проект — «капиталистический». В идеологической форме он отличался тем, что впервые за полторы тысячи лет серьезно изменил библейские догматы, которые были обязательны для всех европейских проектов этого периода: что христианского, что византийского, что католического. А именно был отменен запрет на ростовщичество, основой «капиталистического» ГП стал ссудный процент. Такое принципиальное изменение не могло не сказаться и на основной цели проекта: вместо справедливости (разумеется, понимаемой существенно по-разному во всех библейских проектах, включая «исламский ») «капиталистический» проект направлен на получение наживы (корысти).
В своем чистом виде «капиталистический» проект просуществовал до конца XVIII века, когда одновременно появились две идеи, во многом определившие пути развития человечества на следующие 250 лет. Первой из них стала идея «финансового капитализма». Суть ее состояла в реализации многовековой мечты алхимиков о создании золота (то есть тогдашней ЕМС) в реторте, а содержание сводилось к простой мысли, что если невозможно произвести в реторте золото как ЕМС, то нужно заменить золото на что-то другое, что в реторте получать можно, причем одновременно создать механизм защиты этой «реторты» от несогласованных посягательств. Не вдаваясь в подробности, которые можно, например, прочитать в книге С. Егишянца «Тупики глобализации. Торжество прогресса или игры сатанистов», на сегодня мы имеем в качестве ЕМС доллар США, ретортой является ФРС США, частная контора, владельцами которой в значительной мере являются потомки тех самых людей, которые 250 лет назад и придумали всю идею. А весь механизм МВФ, Мирового банка, других международных финансовых организаций направлен в первую очередь на то, чтобы запретить государствам мира свободную денежную эмиссию национальных валют.
Отметим, что идея финкапитализма очень существенно изменила не только собственно экономику, но и психологию человечества. Связано это с тем, что если все существующие ранее ГП создавали новые активы либо за счет труда, либо за счет использования природной ренты, то у финкапа основные активы появляются действительно «на кончике пера» (точнее, печатного станка). Если доля финансовых активов в общем объеме активов в начале XIX века не доходила и до половины, то в конце XX века доля материальных активов составляла десятые, а то и сотые доли одного процента. Особенно хорошо это видно на примере нефти: объемы нефтяных фьючерсов превосходят объемы реально добываемой нефти в сотни и тысячи раз.
Вторым глобальным проектом, появившимся в конце XVIII века, стал проект «красный». С базовой, догматической точки зрения он представляет собой возврат к старым, библейским ценностям, поскольку возвращает на место догмат на запрет ростовщичества (в форме обобществления средств производства). Но имеет от предыдущих библейских проектов одно отличие — он демонстративно антирелигиозен, то есть не несет мистической составляющей. В качестве компенсации он существенное внимание уделяет развитию социальных технологий.
Но главное — другое. Успех «красного» проекта — а он исторически совершенно не обречен был проигрывать, он далеко не умер и, скорее всего в очень скором времени активно возродится — показывает, что система внутренних догматов «капиталистического» и «западного »проектов неустойчива. Экономически для последнего это очень легко объяснить (см. ниже), но в данном случае важен другой аспект: эволюции не свойственен возврат к старому. Устойчивость «красного »проекта показывает, что, скорее всего в XVI веке, в период становления «капиталистического» проекта, развитие человечества пошло (временно, разумеется) по неправильному пути и требуется внести исправления.
Беда «западного» проекта в том, что он по определению ограничен во времени. Надстройка финансовых активов не может увеличиваться бесконечно, в какой-то момент она должна рухнуть. В масштабах собственно США такое уже случалось — в 1929 году. Распад мировой социалистической системы увеличил зону доллара до масштаба всего земного шара, сверх которого она уже дальше расти не могла — а значит конец экономике, построенной на безудержной эмиссии долларов, уже не за горами. А это означает мощнейший кризис, аналогом которого являются только события XVI века (после этого ЕМС в такой кризис не попадала), и распад «западного» проекта. И в каком направлении будет развиваться ситуация?
Прежде всего, что может быть на «проектной» территории «западного» проекта, то есть в первую очередь США и Западной Европы? Если внимательно посмотреть на политику президента Буша, то можно отчетливо увидеть попытки изменить экономическую модель. Грубо говоря, он (явно или неявно) рассматривает вопрос о возврате к «капиталистическому» проекту, о выходе из экономического кризиса за счет возврата к исходно христианским ценностям (в противовес либерализму и политкорректности), изоляционизме и сбросе с американского бюджета тяжести поддержки мировой финансовой системы.
Иными словами, речь идет о выходе США из «западного» проекта. Ближайшей аналогией, по всей видимости, является выход РСФСР из состава СССР, организованный Ельциным в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века. Отметим, что жесточайшее идеологическое противостояние, которое сегодня имеет место в США, связано как раз с тем, что противоположная Бушу команда как раз играет роль защитника интересов «западного» глобального проекта и стремится сохранить доллар США как ЕМС и мировую расчетную единицу.
В Европе ситуация аналогичная, только строится не национальный, а наднациональный проект — Евросоюз. Отметим, что оба этих проекта не являются глобальными, они, по крайней мере, в среднесрочной перспективе, не предполагают распространение за свои естественные границы, которые, конечно, могут превышать административные границы соответствующих стран, но все-таки существенно ограничены (глобальный проект по определению рассматривает своей зоной влияния весь земной шар).
Разумеется, проектной элите «западного» проекта такая ситуация активно не нравится. Но сделать она мало что может, поскольку экономический кризис носит абсолютно объективный характер. Но один ресурс у него есть, это — страх. Именно по этой причине идет страшная эскалация террора. Это сигнал всем: посмотрите и остановитесь, доверьтесь нам, иначе у вас будет так же плохо, как в Беслане. Другое дело, что остановиться уже не получится, но специфика проектной элиты любого проекта как раз в том и состоит, что варианты, при которых ее не существует, вообще не рассматриваются.
А как пойдет ситуация дальше? Новых пророков пока не видно, так что выбирать приходится из существующих проектов. Поскольку предстоящий экономический кризис резко опустит уровень жизни во всех западных странах (который сейчас существенно завышен за счет феномена сверхпотребления, связанного с эмиссией доллара), то концепции «наживы» во многом сменятся на «справедливость». И это означает ренессанс «красного» проекта и еще большее усиление проекта «исламского». Что произойдет в США, автор предсказывать не берется, а в Европе вопрос будет только один: сможет ли социалистическая идея ассимилировать исламское население или Европа вольется в исламский мир? Отметим, что до сих пор ассимилировать ислам удавалось только в рамках развития именно социалистических идей, в связи с чем я считаю, что именно в Европе «красный» проект ожидает мощная экспансия.
Отметим, что ренессанса чисто «христианских» проектов («византийского» в форме православия и «католического») в ближайшем будущем ждать не приходится. Дело в том, что такой мощный кризис, как распад мировой системы разделения труда, распад единого долларового пространства, будет требовать от всех участников активных, если не агрессивных действий. Политика же «христианских» проектов существенно определяется их догматикой, которая в качестве одного из главных достоинств называет смирение. Иными словами, возрождение этих проектов возможно, но не в среднесрочной, а тем более не в краткосрочной перспективе, а на существенно большем временном интервале. Есть и еще одна причина, по которой именно «красный »проект должен приобрести в ближайшем будущем особое значение. Дело в том, что ссудный процент, разрешенный в XVI веке, создал новый феномен в истории человечества — «технологическое общество». Ускоренный технический прогресс последних веков, который, в частности, резко уменьшил смертность и позволил существенно нарастить численность человечества, вызван именно этим явлением. Не исключено, что обязательным правилом для этого феномена является одновременное наличие ссудного процента и библейской системы ценностей, потому что даже Япония и Китай (в которых библейская система ценностей вообще не очень распространена), в общем, развивают свои технологии только за счет того, что существуют западные страны, которые являются инвесторами и потребителями произведенной продукции. Про ислам и говорить нечего — все попытки создания технологической цивилизации на внутренней базе исламских народов оказались неудачными.
В то же время отказаться от технологических достижений человечество на сегодня не готово. И тем более важно то, что было одно исключение из этого, в общем, довольно жесткого правила. Технологическая цивилизация была построена в СССР — в стране, в которой ссудный процент был запрещен не менее, если не более жестко, чем в исламских странах. Этот уникальный опыт «красного »проекта не может не быть востребован, поскольку, скорее всего предстоящий кризис ЕМС вызовет, по крайней мере, временный отказ от использования ссудного процента.
Связано это с тем, что разрушение единого эмиссионного долларового пространства, скорее всего, будет происходить постепенно. На первом этапе, с большой вероятностью, мир разделится на несколько (от трех до пяти) эмиссионных валютных зон: доллара США, эмитировать который, видимо, рано или поздно станет не частная контора, а федеральное казначейство, евро и юаня.
Не исключено, что возникнет еще две зоны: так называемого «золотого динара» и российского рубля. Собственно говоря, последнее абсолютно обязательно с точки зрения сохранения России как единого государства, но при нынешнем руководстве нашей экономики это достаточно маловероятно. Но поскольку современная система разделения труда предполагает, что рынки являются глобальными, то такая система будет заведомо менее рентабельной и, скорее всего, будет продолжать свой распад. В результате отдельные государства с целью выполнения своих обязательств и защиты суверенитетов будут все жестче и жестче ограничивать права отдельных частных субъектов на присвоение прибыли, то есть в первую очередь на их возможность получать эмиссионный доход. Эта тенденция, в конце концов, почти неминуемо приведет к законодательному или даже идеологическому запрету на частное использование ссудного процента.
Возвращаясь к основной теме, можно отметить, что в Европе ближайших десятилетий мощная экспансия «исламского» проекта встретит три серьезных сопротивления. Первое — со стороны умирающего «западного» проекта. И здесь схватка будет безжалостной и бескомпромиссной. Второе — со стороны национальных государств, объединенных (более или менее сильно) в рамках Евросоюза. Здесь давление «исламского» ГП будет более слабым, поскольку национальные проекты, по определению, не могут долго сопротивляться против проекта глобального. А вот третий уровень сопротивления будет со стороны возрождающегося «красного» проекта, и здесь отношения будут очень сложными. С одной стороны, «красный» проект может ассимилировать исламское население Европы (как это было сделано в СССР ), и в этом смысле он представляет для «исламского» проекта главную опасность. С другой — некоторые его черты необходимо максимально поддерживать, поскольку именно они должны будут обеспечить сохранение технологической цивилизации в Европе. В результате этих процессов, скорее всего, в Европе возникнет новый глобальный проект, некий симбиоз ислама и социализма, который можно условно назвать «исламский социализм».
Если посмотреть на ситуацию в России, то она от европейской отличается только одним: куда более развитыми принципами и механизмами «красного» проекта. И это несет огромную угрозу для «западного» проекта, поскольку все те конструкции, которые описаны в предыдущих абзацах для Европы, в России могут произойти существенно быстрее — и тем самым серьезно ускорить окончательный распад «западного» ГП. Как следствие значительные свои силы «западный» проект бросил на срочное разрушение реликтов «красного» проекта в России: наемные менеджеры этого проекта (Греф, Кудрин, Зурабов, Шувалов и т.д.) начали агрессивно проталкивать немедленное вступление России в ВТО (кому оно будет нужно через 2 —3 года?), разрушать государственную систему пенсионного обеспечения, здравоохранения, образования. Такое поведение «западного» проекта понятно. Россия на протяжении тысячелетия была исключительно проектной страной и просто не может существовать без этого. Но разрушение «красного» проекта впервые оставило ее в вакууме: никаких проектных ценностей для России пока не видно, вменить нашим народам ценности «западного» проекта, прямо скажем, не удалось. Но с учетом оставшегося у нас оборонно-технического и образовательного потенциала нельзя допустить, чтобы какой-либо другой глобальный проект захватил эту территорию — для чего надо превратить ее в пустыню, населенную агрессивными и неконструктивными племенами. До тех пор, пока «западный» проект был «единым и неделимым», с этим можно было бороться на технологическом уровне. Но победа Буша в США требует уже жестких и решительных мер. Что мы и наблюдаем на практике.
Отметим, что теоретически возможен и другой путь развития после распада «западного» проекта. Этот путь — отказ и от остальных библейских догматов. Однако проблема здесь в том, что в этом случае необходимо сформулировать новую догматику проектного масштаба. Пример Китая, который достаточно долго стоял на развилке, здесь очень показателен. Он мог самостоятельно поднять упавший флаг «красного» проекта, но, судя по всему, отказался от этого. Он мог бы попытаться сформулировать новый ГП (например, на модифицированной базе буддизма), однако это почти неминуемо вело бы к отказу от технологического общества, что оказалось для него неприемлемым. Не исключено, что именно по последней причине Китай категорически не желает отказываться от коммунистической риторики и соответствующих элементов управления страной.
Но сегодня фактически Китай пошел по пути создания национальной империи. Это решает для него массу тактических проблем, но принципиально закрывает для него один путь — экспансию на весь мир. Китай самостоятельно ограничил свои территориальные и идеологические притязания.
В заключение можно отметить следующее. Неизбежный распад «западного» проекта приведет к сложному процессу борьбы многих уже существующих глобальных проектов в их попытках усилить свое влияние или просто реанимироваться. Однако главными из них, по всей видимости, на первом этапе станут два: «исламский» и «красный». Первый — в силу своей очевидной на сегодня мощи, второй — как гарант сохранения «технологической цивилизации». И если Россия хочет играть в ближайшие десятилетия хоть какую-нибудь роль в мире, а то и просто сохраниться как государство, нам категорически необходимо максимально активно реанимировать оставшиеся от времен социализма механизмы и технологии и пытаться создавать, в том числе и на базе «красного» проекта, новую российскую проектную идеологию.
М.Хазин
Комментарии
Не с голоду, а с жиру
Ещё в 20-е гг. XIX века французский историк Алексис Токвиль, которого многие счита-ют одним из предшественников современной политологии, написал: «Порядок, низвергаемый революцией, лучше того, который непосредственно ему предшествовал». Иначе говоря, накануне революции наблюдается явный прогресс в общественных отношениях, чаще всего – в области материального существования и правового положения основной массы людей. Но народ, вместо того, чтобы, казалось бы, благодарить за это власть, начинает бороться против неё. Вывод Токвиля был сделан на эмпирическом материале Великой французской революции.
Действительно, Франция 70 80-х гг. XVIII столетия представляла собой процветающую европейскую страну. Она шла в авангарде научно-технического прогресса того времени, бы-ла великой морской державой, её армия считалась образцовой, а кроме того ей, поддержав США в борьбе за независимость, удалось унизить своего извечного врага – Англию. Рефор-мы, проведённые министром финансов Тюрго, заложили прочные основы для процветания и динамичного развития французской экономики. В десятилетия, непосредственно предшест-вовавшие революции, значительно улучшилось благосостояние торгово-промышленного и земледельческого классов – того самого третьего сословия, во имя которого вскоре совер-шилась революция.
Что бы написал Токвиль, изучая механизм российских революций ХХ столетия? Накану-не Первой мировой войны Россия переживала невиданный прежде экономический подъём, благотворно отражавшийся на положении всех классов общества. Быстрыми темпами росло число учебных заведений и ликвидировалась неграмотность бедных слоёв населения. По степени политической свободы Россия даже в чём-то роковым образом превзошла Западную Европу. Во всяком случае, там был невозможен тот разгул критики правительства, которою тешил себя российский парламент – Государственная Дума – в последние месяцы монархии. Законодательство любой европейской страны того времени гораздо жёстче подходило к ан-тигосударственной деятельности, чем законодательство России.
Прогнозы того времени убедительно показывали – уже к середине ХХ века Россия станет крупнейшей промышленной державой мира с населением 400 500 млн. Но этому не суждено было сбыться – грянула революция. И напрасно говорить, что отсталая тогда Россия эконо-мически и морально не выдержала тягот мировой войны. Относительные людские потери России (т.е. в % к численности населения страны) были в полтора-два раза меньше таковых Франции, Германии и Австро-Венгрии и лишь чуть больше Великобритании. Падение жиз-ненного уровня, даже в городах, было незначительным по сравнению, например, с Германи-ей, переживавшей «гениально организованный голод» (В.И. Ленин). Ещё известный летопи-сец русской революции американец Джон Рид подсчитал, что за три года войны цены на продукты питания выросли в России примерно во столько же раз, во сколько и зарплата большинства категорий рабочих, и только цены на прочие предметы первой необходимости поднялись ещё вдвое-втрое выше. Правда, возникла невиданная прежде проблема – дефи-цит. Что очень знакомо.
В перестройку не было падения жизненного уровня, однако социально-экономическая напряжённость наблюдалась. Механизм её возникновения сейчас довольно подробно про-анализирован многими специалистами, но тут есть множество версий, и мы не будем зани-маться их разбором. Отметим только тот очевидный факт, что резкое снижение жизненного уровня началось уже после смены власти в 1991 году, но это не привело к цепной реакции революционных событий. События 1993 года окончательно доказали – люди интересуются и занимаются сменой власти не тогда, когда вынуждены в буквальном смысле бороться за фи-зическое выживание («не до жиру – быть бы живу»), а тогда, когда у них есть досуг для за-нятия политикой.
Сколь ни делай людям добра, они только худое помнят
Практически все революции совершались под лозунгами свободы, и, как бы скептически ни относиться к этому абстрактному понятию, для тех, кто когда-либо шёл на баррикады, оно не было пустым звуком. Активное участие в революционных событиях не зависит на-прямую от материального благосостояния. Оно связано с темпераментом каждого конкрет-ного человека и с тем, какое место занимает политика среди его мотиваций. Патриархальные и авторитарные режимы часто применяют понятие нравственности к политике. А следова-тельно, парадоксальным образом они способствуют политическому воспитанию населения в плане революционного действия под лозунгами абстрактно-этического содержания, когда пассионарная часть общества начинает почему-то считать, что власть не удовлетворяет сво-ему моральному призванию.
Мы видим в истории, как общее правило, что вождями революций, или хотя бы их на-чальных стадий, всегда становятся люди из обеспеченных, высших классов общества, зани-мающие достаточно видное положение при отживающем режиме. Ими обычно движет воля к власти. Далеко не всегда им хочется крупных общественных изменений. Многие из них стремятся только к «революции сверху», т.е. к повышению своего статуса в пределах гос-подствующего класса. Часто заключается компромисс между старой правящей элитой и «новой волной», что, в частности, произошло и в нашей стране в конце ХХ века. Впрочем, эта проблема элит и контрэлит достаточно хорошо исследована в политологии.
Не только воля к власти, но и воля к разрушению определяет революционные стремле-ния отдельных лиц из привилегированных слоёв. Такие обычно не идут на компромиссы с прежней элитой и становятся вождями крайнего крыла революции (вспомним Ленина). Ино-гда им удаётся добиться успеха, что находится в зависимости, как думается, не только от «объективных социально-экономических условий», но и от обилия или недостатка подобных пассионарных личностей.
Классическое определение предреволюционной ситуации, данное Лениным, до сих пор не имеет серьёзной альтернативы, тем более, что оно даёт простор для интерпретаций. Важ-нейшим из трёх признаков нам представляется такой, когда «верхи не могут по-старому управлять». История показывает, что наличия одного этого признака достаточно для прове-дения революции если не «снизу», то «сверху» (как в России во времена Александра II). Па-дение монархии в России свидетельствует о том же. Как отмечал политический деятель тех лет В.В. Шульгин, «революция только наполовину создаётся из революционного напора ре-волюционеров. Другая её половина... состоит в ощущении властью своего собственного бес-силия».
«Низы», похоже, всегда «не хотят жить по-старому», но от «нежелания» до активных вы-ступлений – глубокая пропасть. Зато после революции те же «низы» любят вспоминать, как хорошо «по-старому» жилось. Что же касается «ухудшения положения народных масс», то сомнительность этого тезиса была уже показана выше. Речь может идти только о субъектив-ном восприятии широкими кругами населения своего положения как ухудшившегося.
Роль маргинальных (не по социальному положению, а по социальному темпераменту) представителей господствующих классов в качестве зачинщиков революций объясняется очень просто: у них есть возможность оказывать влияние на общественное мнение. Люди бы мало чем отличались от крыс, если бы политика была лишь борьбой за физическое выжива-ние. Роль социально-политических идеологий, утопий, лозунгов в политической мобилиза-ции масс достаточно известна. И хотя старый спор о первичности бытия и сознания никогда не будет окончательно разрешён логически, пример итальянского коммуниста (следователь-но, материалиста) Антонио Грамши, исследовавшего механизм идейной подготовки рево-люции как первичный, видится довольно убедительным аргументом.
Бытие всякого политического режима зиждется не столько на его официальных идеоло-гемах, сколько на неких малоосознанных властью и обществом стереотипах. Вычленить эти стереотипы, выявить их проявления и направить основную идейную атаку на них – такова главная задача революционера. Основная технология революции – вскрытие и разрушение общественного «подсознания» с последующим внедрением туда новых установок. Револю-ции совершаются сначала в области иррационального человеческого восприятия. Так идео-логия Просвещения захватила чувства французов задолго до 1789 года; так души многих русских были заражены антимонархическими настроениями ещё в XIX веке; так образ мыш-ления, отрицающий многие привычные советские ценности и установки, стал господство-вать ещё до горбачёвской перестройки.
Можно предположить, что альтернативные идеологии часто зарождаются именно в нача-ле периода улучшений и именно под влиянием рефлексии о тяжёлом недавнем прошлом. Кто в нём виновен? Власть. Поэтому, что бы она ни делала, это не снимает с неё «первород-ного» греха. Постепенно утверждается чувство, что все положительные перемены соверша-ются вопреки власти и благодаря «передовым» общественным идеям. Приходит время, когда сам принцип существования власти начинает противоречить укоренившимся в обществе по-нятиям, а любые её позитивные мероприятия воспринимаются как вынужденные и неис-кренние уступки – происходит подрыв и разрушение легитимности.
И если при современном режиме в России произойдёт революция, то можно с уверенно-стью сказать, что идеология этой революции будет опираться на рефлексию о тяжёлых и по-зорных 1990-х, а не о более благополучном предреволюционном будущем (пока будущем).
Материализация призрака революции, или О чём умалчивал Ильич
Запугивание призраком революции также относится к числу технологий, подготавли-вающих смену режима. Это отлично понимал ещё Маркс, говоря о «призраке коммунизма» тогда, когда даже всеобщее избирательное право было лишь в отдельных странах. Формиро-вание массовой психологии предреволюционных ожиданий предшествует любой крупной революции. Историк Русского зарубежья С.П. Мельгунов, изучая события, приведшие к Февральской революции, отмечал: «Если вслушаться в отдельные голоса современников, то получишь впечатление, что Россия уже осенью 1915 г. переживала полную катастрофу». По поводу широко распространившегося не только в общественных кругах, но и в правительст-ве, ожидания революции, историк иронически заметил: «Современники всегда склонны обощать и панически воспринимать отрицательные явления жизни».
Эта склонность народных масс, живущих в тесном общении индивидов, к массовому пе-реживанию панических ощущений, использовалась политтехнологами революций в первую очередь. Посеять смуту, создать беспорядок, спровоцировать погром – обычный арсенал средств, широко используемых и в наше время на пространстве СНГ. Но более тонкий при-ём, подводящий обывателя к толерантному восприятию подобных акций, а потом и к актив-ному участию в них, состоит в насаждении ожидания грядущей катастрофы. Не берусь ут-верждать, распространено ли такое ожидание у нас сейчас.
Если говорить о других признаках предреволюционной ситуации, не отмеченных вели-ким практиком революции, то здесь на первое место нужно поставить усиление крими-нальной активности народных масс. Действительно, нужда толкает не на революцию, а в первую очередь на преступления. В Петербурге накануне Первой мировой войны наблю-дался невиданный разгул преступности. Ни царская полиция, ни милиция Временного пра-вительства ничего не могла с ним поделать. Криминальный беспредел свидетельствует и о социальном неблагополучии, и о неверии.
Сколько стóит сделать революцию?
Кто-то же за это платит?
Автор: Я. Бутаков
Вот Кара - понятно, свой, тоже негр. А вом Мурза непонятно. Эх бедолага, ну пиши, Серега. Только кто может "тронуть" русскую душу? Разве что незнайху ДВБЯКП
В национальном не хочется
людей по морде бить, а в интернациональном самому получать. В либеральном бардак, в демократическом
для сволочей тоже демократия.
ДВЫЯКП незнайкак
Видимо, Россия не хочет никаких ролей играть и ждёт пока её окончательно разорвут на части. По крайней мере, последние события именно в этом убеждают, в т.ч. "оранжевый переворот" в Киеве.
RSS лента комментариев этой записи