Война цивилизаций

Геополитика "оранжевой революции"

"Перезагрузка"

Смысл продолжающихся на постсоветском пространстве "оранжевых революций" остается все еще не вполне проясненным. Всем очевидно, что речь идет об американском или американо-европейском проекте. Всем очевидна антироссийская направленность этого проекта, его смысл как "Беловежья снизу". Но более ничего.

Сами "оранжевые говорят о том, что налицо вторая волна восточноевропейских демократических революций, которая довершит то, что не довершила первая, 1989-91 годов, поскольку была оседлана партийными функционерами. Однако в нынешних оранжевых очень мало от тогдашних "бархатных", — поражают резкий национализм, крайняя агрессивность, склонность к массовым акциям, к промывке мозгов и "демократическому" тоталитаризму. "Оранжевое" движение, если и может быть как-то поименовано, то не как демократия, а разве что как "демократический фашизм". Характерно, кстати, что оранжевые выступают не столько с идеологией восстановления и укрепления "независимой государственности", сколько с идеей ее "перезагрузки", начала почти с чистого листа.

Первым актом грузинской революции была замена националистического флага 1917-20 гг., отсылавшего к провалившемуся опыту независимости, на некий новый, никогда не бывший и если что и представляющий, то лишь проекцию в настоящее несостоявшейся в прошлом Великой Грузии. Похожая символическая перезагрузка произошла и на Украине. Думаю, что значительная часть обывателей в России теперь уверена в том, что флагом Украины является не грушевско-петлюровский "жовто-блакитный", а оранжевое полотнище. Что, опять же, весьма разумно, с учетом не слишком оптимистичной для националистов истории "независимой Украины". Чего-то подобного можно ожидать в ближайшее время и в Молдавии, где, скорее всего, будет произведено элементарное сворачивание независимой государственности и присоединение к Румынии.

Так или иначе, происходит сворачивание кольца "демократических независимых государств", созданных вокруг России в 1991, как не выполнивших функцию ее геополитического блокирования. На смену приходят молодые волки, с новой идеологией, новой агрессивной энергией и новым геополитическим заданием.

В этой связи обращает на себя внимание стремительная реабилитация нацизма, происходящая на "постсоветском" пространстве. Накануне 60-летия советской Победы в Великой Отечественной Войне бывшие советские республики деконструируют символическое и смысловое значение этой победы. Причем речь идет не только о странах Прибалтики — там подобная работа осуществляется давно и систематически. Подобные заявления все громче звучат и в Молдавии (победа СССР помешала воссоединению Молдавии с Румынией), и на Украине (советские попрали независимость Украины, разорили её, помешали вхождению в Европу и т.д.). Исключением, по понятным причинам, является Белоруссия — надолго ли — увидим. Антисоветская истерика в связи с юбилеем Победы и идущая "под сурдинку" моральная реабилитация Гитлера не может быть, конечно, случайностью. Контуры смысловой фигуры нацизма забрезжили на горизонте, и эта параллель многое объясняет в "оранжевом" феномене.

Германский нацизм был реваншистским, националистическим массовым движением, ставшим ответом на фактический "провал" Веймарской демократической Германии. Если смотреть на НСДАП из Лондона 1933 года, глазами Дэвида Ллойд Джорджа или даже Уинстона Черчилля, то мы не обнаружим в их впечатлениях от Гитлера решительно никаких отличий от нынешних оценок дуэта Ющенко-Тимошенко в западной прессе. Ну кроме, разве того, что в отличие от Германии Украина, и тем более ее братья меньшие, решительно никому в Европе не угрожает. Даже теоретически. По сути же мы имеем дело с неофашистскими и по политическому стилю, и по идеологии и по политическим целям движениями. Необходимо заметить, что это не чисто Восточно-европейское движение. Грузия — уже никак не Восточная Европа, и у нас нет оснований сомневаться в том, что аналогичные грузинским перемены будут осуществлены в Армении и Азербайджане и далее на Восток — в странах Средней Азии, где нынешние режимы свергать тем удобней, что они не имеют даже маскировочных признаков "демократии". Сегодня на всем этом пространстве ведется смысловая, глубинная подготовка к грядущим переменам, деформируются идеологические и социальные установки, формируется базис оранжевой "перезагрузки", и приведение надстройки в соответствие с этим базисом будет уже вопросом времени.

Геополитическая роль большинства постсоветских стран затачивается под предельно узкую функцию "санитарного кордона" против России. И все лишнее попросту отсекается. (Очень характерным признаком этого является отрицание большинства цивилизационных достижений народов СНГ в период пребывания в составе России и СССР.) На оранжевеющем постсоветском пространстве начинают работать все классические законы формирования геополитического буфера, и, прежде всего, редукция национальной "миссии" к "функции", упрощение структуры внутринациональных альтернатив до одной единственной, которая и ложится в основу внешнеполитической роли "буферного" геополитического субъекта.

Однако верно ли мы понимаем эту роль? Почему составной частью формирования нового "санитарного кордона" вокруг России является "реабилитация" нацизма и фашизация "национальных демократов"? Очевидно, что сама по себе модель кордона этого не требует. Но система сдерживающих Россию малых государств непрочна и легко разрывается и разымается на части в случае проведения сколько-нибудь внятной политики со стороны России. Полноценно сдерживать Россию, остающуюся Империей даже в самом малом, урезанном варианте, может только Империя. Структуризация околороссийского геополитического пространства "против России" требует создания нового геополитического феномена "Санитарной Империи", которая выступит в качестве альтернативного центра структурирования пограничного между Россией и Западом пространства и надежно блокирует "русскую угрозу" на всех направлениях.

Мысль о сущностном единстве всего комплекса территорий окрест России не нова. В наиболее четком виде ее выразил Вадим Цымбурский (отметив ценные наблюдения С.Хатунцева и А.Неклессы), указав на существование "Великого Лимитрофа", определяемого так: "Возникший с концом советской империи сквозной пояс суверенных пространств, который протянулся через континент от Польши и Прибалтики до Памира и Тянь-Шаня, охватывая Восточную Европу с Балканами, Кавказ и "новую", то есть постсоветскую, Центральную Азию. С культургеографической точки зрения этот пояс, или Великий Лимитроф, образован переходящими друг в друга перифериями всех цивилизаций Старого Света: романо-германской (Западная Европа), арабо-иранской (Ближний и Средний Восток), российской, китайской, индийской. Он находит свое естественное продолжение в тюрко-монгольских землях по стыку платформ Китая и России, свое ответвление в Тибете и свое завершение на Корейском полуострове. По Великому Лимитрофу можно с платформы каждой из этих цивилизаций достичь платформы любой другой из них. В то же время, окаймляя Россию по всему периметру ее сухопутных границ, Лимитроф, состоящий теперь из суверенных государств, отделяет ее от всех евро-азиатских цивилизационных ареалов, которые сложились возле незамерзающих океанских акваторий".

При этом Цымбурский задается вопросом: "станут ли отдельные секторы Лимитрофа — Восточная Европа, Кавказ и "новая" Центральная Азия — в первую очередь посредниками между соседствующими с ними цивилизациями, связуя и вместе с тем разделяя их, как то и было в веках, или же весь Лимитроф окажется насквозь соединен в противостоящую большинству платформ Евро-Азии стратегическую и геоэкономическую целостность с прямым выходом через Восточную Европу на Евро-Атлантику".

Подобная постановка вопроса была вполне оправдана в 1999 году. В контексте политического переворота на землях Лимитрофа в 2003-2004 годах вопрос должен быть поставлен уже по-другому. Когда и в каких конкретных политических формах произойдет структурирование большинства земель Великого Лимитрофа в единую "Санитарную Империю", геополитической функцией которой будет изоляция "Острова России" от остальных цивилизационных платформ и, по возможности, размывание "побережья" Русского Острова? Сама возможность и даже неизбежность возникновения "Санитарной Империи" теперь сомнений не вызывает. Да и не должна была бы вызывать. Лимитрофные, пограничные геополитические зоны не имеют самостоятельной исторической судьбы и самостоятельного сюжета, точнее, их сюжет оказывается значительно искаженным внешними воздействиями с больших цивилизационных платформ — Европейской, Ближневосточной, Китайской, Российской. И полноценное структурирование Лимитрофа может осуществляться только извне, только в качестве буфера — буфера-крепости или, напротив, буфера-агрессора одной цивилизации против другой.

На пространстве Великого Лимитрофа сталкиваются, преимущественно, два больших геополитических интереса. Это колонизационный интерес России, попытка присоединить большую часть этого пространства к своей цивилизационной платформе, используя при этом исторические и геополитические аргументы. И это негативный интерес Европы по сдерживанию Российской цивилизации, поскольку полная, тотальная её деструкция представляется маловероятной и трудноосуществимой. В первом случае реализуется проект Большой России как Империи или СССР (трудно согласиться с мнением, что здесь Россия увлекается совершенно ненужным ей "похищением Европы" — Европейская политика необходима России только как инструмент обеспечения расширения платформы). Во втором Великий Лимитроф становится местом интенсивного геополитического конструирования "оборонительных" (понятие "обороны" не должно вводить нас в заблуждение, по сути, — речь идет о форме агрессии, каковой является искусственное сдерживание чужого роста) сооружений. Среди этих сооружений время от времени и начинает маячить призрак Санитарной Империи.

Первым опытом создания Санитарной Империи может, по всей видимости, считаться Польша XVI-XVII веков. А временем интенсивного конструирования этого проекта — середина XVI века, когда после разрушения русскими войсками Ливонского Ордена Европа обнаружила на своих границах не просто окраинное царство, но мощную, динамичную империю, с "римской" (что означает претензию на панъевропейское цивилизационное доминирование) идеологией, со своеобразным цивилизационным устроением и со способностью всерьез угрожать некоторым важнейшим европейским коммуникациям. Деконструкция восточного форпоста Ганзы — Ливонии, в эпоху, когда продовольственная стабильность Европы была очень сильно зависима от прибалтийской ржи, воспринималась в Европе как серьезная опасность. Именно к этому периоду относятся начало маниакальной европейской русофобии, попытки внутренней дестабилизации России, засылка многочисленной агентуры под видом миссионеров и наемников, наконец — торговая и военно-техническая блокада России, совместно осуществлявшиеся Ганзой, Польшей и Швецией.

Польша играла центральную роль в этой программе сдерживания России. Средней силы восточноевропейское государство за несколько десятилетий после начала Ливонской войны были превращены в империю. В 1569 году Люблинская Уния превратила Польско-Литовское дуалистическое государство в подлинную имперскую Польшу, экзекуционистские реформы, укреплявшие государственную власть, значительно увеличили военные силы Польши. В 1574 году даже была предпринята попытка посадить на польский престол западноевропейца Генриха Валуа, что не может не вызвать в памяти позднейший польско-французский союз в ХХ веке. Формируется расистская идеология "сарматизма", становящаяся основой идентичности польской шляхты. Поляки мечтают о соперничестве с Габсбургами в освобождении христиан от Османов, то есть стремятся распространить границы своей империи дальше к югу по великому Лимитрофу. В 1596 году заключается Брестская уния — блестящий успех иезуитских контрреформационных проектов — и начинается антиправославный террор. Польша старается последовательно наступать на Россию и высшим успехом в этом наступлении становится занятие Москвы в 1610 г. Однако Вторжение на русскую платформу было роковым для первой "Санитарной Империи". За поражением Московского похода, следует медленный, но неизбежный откат по всем направлениям — в XVII веке Польша теряет половину Украины и разоряется внутренними восстаниями, идет политическое разложение империи-неудачницы. В XVIII веке Россия ликвидирует свою соперницу, уничтожая даже её имя (которое, впрочем, в XIX веке восстанавливается, и Польша превращается в вечную головную боль Российской Империи).

Петровские победы над Швецией, также не справившейся с санитарной функцией (походы Карла XII по маршруту Прибалтика, Польша, Украина можно интерпретировать как новую попытку повторить антироссийский проект), привели Европу к необходимости терпеть Россию прямо на своих границах, аннигилировать лимитрофное пространство. Роль "лимитрофов" вынуждены были играть сами Пруссия и Австрия, хотя они намного охотней пользовались Россией как "большой дубинкой" для улаживания своих дел в Европе (до 1914 года Россия воевала в Европе прямо или косвенно как раз за Прусские и Австрийские интересы).

Новые возможности загнать "медведя" в Берлогу предоставила лишь русская революция, повлекшая распад Российской Империи. В 1918-1920 годах был выстроен на скорую руку не слишком прочный "санитарный кордон" во главе с реанимированной Польшей. Однако его слабость была очевидна всем. Между Советской Россией и Европой начинается борьба за Германию. "Рапалльский" проект Ленина предполагает продолжение имперской политики России по превращению германо-русской оси в опору для германского наступления на западном направлении. "Локарнский" (ставший потом "Мюнхенским") проект западных держав предполагает, напротив, разворачивание "обкорнанной" с запада Германии на расширение к Востоку. Естественными направлениями этого расширения становятся лимитрофная Прибалтика, Чехословакия, бывшая Австро-Венгрия, сама Советская Россия и Украина, а дальше уж куда получится. При этом, Польшу Германии трогать не рекомендовалось. Все прогнозы "похода на восток", который должен осуществить Гитлер, исходили из предположения о германо-польском союзе как основе новой "Санитарной Империи", в которой Германия представляла бы собственно "цивилизующее" и силовое начало, а Польша — интересы западноевропейцев и некую местную укорененность.

Германию разворачивали на Восток, но не в ущерб Польше. Именно на этом и смог сыграть в 1939 году Сталин, обрушив схему новой "Санитарной Империи" в самом уязвимом ее месте. Он дал Гитлеру возможность попросту разделить Польшу и взять реванш на Западе, то есть продолжить традиции XVIII-XIX веков и Рапалло. Германскую политику на протяжении всей Второй Мировой войны отличала эта странная шизофреничность, — то ли реванш на Западе и полноценная панъевропейская политика, на которой настаивали собственно германские националисты, то ли политика "санитарной империи", продвигающейся на восток, втягивающей в свою орбиту довольно экзотичные азиатские народы и мечтающей о том, чтобы, как выражался автор одного из немецких меморандумов, "Германия могла завоевать душу исламского мира" и создала горскую "конфедерацию" под своим патронатом. До конца периода немецких успехов эта дилемма "европейской" и "имперски-лимитрофной" Германии так и не была решена, хотя Германию все больше затягивала именно лимитрофизация. В период поражений немцы все более стремятся опереться на "местные кадры", реализуют именно "в интересах местного населения" программу "окончательного решения еврейского вопроса". И поэтому освобождение Восточной Европы Советской Армией действительно местами больше напоминает завоевание и последние не сложившие оружия части вермахта, сохранявшие свою боеспособность на 9 мая 1945 года, — Курляндская группировка, не случайно находились не в Германии, а в Латвии.

Конечно, сказанное не означает, что "Лимитроф" — это территория абсолютной враждебности России. И тогда, и теперь огромная часть его обитателей воспринимает Россию как Родину, свои страны — как часть русской цивилизационной формы. Но обратные тенденции также сильны и не случайны. "Санитарная империя" может быть вполне конкурентоспособной формой политической организации "Великого Лимитрофа", хотя и менее устойчивой, чем большая Россия. Так или иначе, распад "Мега-России", усилиями Сталина включившей в себя не только территории Российской Империи, но и Восточную Европу, и даже Берлин с окрестностями, поставил организацию Лимитрофа на повестку дня. И мы сегодня видим, как и под давлением "снизу", и через организующее влияние "сверху" пробуждаются к жизни знакомые политические формы и идеологические символы "санитарной империи". Для многих лимитрофных стран, например, для Прибалтики, пребывание в составе Рейха является наиболее яркой и значительной страницей их исторического существования в фазе "против России", и реабилитация Гитлеризма представляется вполне естественной. Причем никакие апелляции к нацистским зверствам роли тут не сыграют, поскольку нацистами уничтожались те, кто жил "на другой половине", не в лимитрофе, а в "Большой России".

Именно Санитарная Империя и реализует, скорее всего, тот "либерально-национально-фашистский" проект "Либеральной империи", которым грезят некоторые наши политологи. Пока не вполне понятным представляется лишь центрирование этой империи. Очевидно, что она будет сдвинута к Востоку, не включая "ненадежную" Германию, зато привязав к себе Кавказ и Среднюю Азию. Пока моральным лидером, своеобразной "меккой" нового движения является Киев. И не исключено, что новая Санитарная Империя будет организована в форме союза, образованного вокруг Украины.

Идея "раздвоения России", "другой России", "России-2" не случайно в течение длительного времени обкатывалась в нашем смысловом пространстве. Очевидно единственной серьезной структурой, осуществляющей сдерживание "России-1", после провала "Великой Сарматии" и "Великой Германии", может быть именно "Россия-2", соединяющая в себе признаки как "Санитарной Империи", так и "Большой России", хотя и осуществленной как анти-Россия. И не исключено, что противостояние "Москва-Киев" выйдет теперь далеко за рамки локального и верхушечного политического конфликта пост-советских элит. Так или иначе, сбывание Санитарной Империи, если ей не будет противопоставлена адекватная, "сталинская" политика раскола Лимитрофа, — дело ближайших несколько лет. И осенена она будет благословением Сигизмунда III — завоевателя Москвы, и Адольфа Гитлера, так Москвы никогда и не увидевшего. Последнее обстоятельство внушает некоторый оптимизм.

Недостаточно прав для комментирования