Операция «Перелом». Малоизвестные подробности гражданского конфликта в Западной Украине
За спиной наступающей Красной армии
К 29 августа 1944 г. войска 1-го Украинского фронта, успешно завершив Львовско-Сандомирскую стратегическую наступательную операцию, разбили немецкую группу армий «Северная Украина», освободили западные области Украинской ССР, форсировали Вислу и захватили крупный плацдарм на ее западном берегу в районе Сандомира. Войска 4-го Украинского заняли карпатские перевалы и вышли на границу с Чехословакией. Таким образом, к середине октября 1944-го территория Украины была полностью освобождена от немецко-фашистских захватчиков.
Но положение в ее западном регионе оставалось чрезвычайно сложным и драматичным. На освобожденной территории после продвижения Красной армии на запад развернули свою деятельность националистическое подполье и формирования УПА. Как показывал на допросе 29 мая 1945 г. замначальника отдела «Абвер II» полковник Э.Штольце, «во время отхода немецких войск с Украины по линии абвера лично Канарисом были даны указания о создании националистического подполья (банд) для продолжения борьбы с Советской властью на Украине, проведения террора, диверсий, шпионажа».
Характерно, что до перехода линии фронта УПА в основном ограничивалась сбором и передачей немецкой военной разведке информации о Красной армии, охраной коммуникаций от нападений партизан и содействием оккупантам в нейтрализации советских десантных групп. Затем, просочившись мелкими отрядами через линию фронта в тыловые районы и переждав в лесах и на труднодоступных горных массивах проход крупных войсковых сил, УПА перешла к диверсиям и вооруженным выступлениям в советском тылу.
Специально для руководства националистическим движением, как сообщил далее Штольце, оставлялись официальные работники - офицеры и агентура. Были даны указания о создании складов оружия, продовольствия и боеприпасов. Командование вермахта и немецкая военная разведка поддерживали с формированиями УПА связь с помощью коротковолновых радиопередатчиков через дислоцировавшуюся в Кракове абверкоманду-202, возглавляемую капитаном Витцелем (Кирном).
Со стороны руководства (Центрального провода) ОУН работу координировали бывший капеллан батальона «Нахтигаль» кавалер Железного креста отец И.Гриньох и специально прибывший из Берлина в Краков С.Бандера. Здесь же из украинских националистов готовили диверсионно-террористические группы, которые затем перебрасывали в расположение УПА. Как вспоминал позднее адъютант Р.Шухевича по «Нахтигалю» Ю.Лопатинский («Калина»), заброшенный немцами в декабре 1944 г. за линию фронта, он лично обучал Шухевича выбирать наилучшие места для высадки парашютистов и приема грузов, а также обустраивать взлетно-посадочные полосы для самолетов «Люфтваффе».
По словам полковника немецкой военной разведки А.Бизанца, абвер, получая от Шухевича разведданные о Красной армии, передавал ему дальнейшие указания по разведке, диверсиям и вооруженным выступлениям в тылу советских войск.
Реализуя поставленные задачи, формирования УПА обстреливали из засады офицеров и красноармейцев, небольшие гарнизоны, автоколонны и тыловые объекты; проводили террористические акты против советского и партийного актива; срывали мобилизационные мероприятия в западных областях УССР, нападая на колонны призывников, направляющихся на призывные пункты, и угоняя их в лес; препятствовали поставкам сельскохозяйственной продукции для нужд Красной армии; пытались дезорганизовать работу промышленных предприятий, в частности нефтедобывающих. Так, на нефтепромыслы Станиславской (ныне Ивано-Франковская) обл. было совершено несколько вооруженных нападений, во время которых уничтожены или повреждены 26 нефтяных и свыше 30 других производственных объектов.
Однако особое значение немецкая военная разведка придавала, как показал на допросе 19 сентября 1945 г. сотрудник абверкоманды-202 З.Мюллер, проведению формированиями УПА диверсий на железных дорогах и магистральных автотрассах, по которым перебрасывались войсковые резервы и соответствующее снаряжение в направлении фронта.
Так, 10 августа 1944 г. близ пгт Добротвор Каменско-Струмиловского (ныне Каменско-Бугский) района Львовской обл. был пущен под откос эшелон с боеприпасами, 11 августа в Ровенской обл. подорван санитарный поезд № 454, при этом погибли 15 человек, а 40 медсестер диверсанты увели в лес. В тот же день на перегоне Каменка-Струмиловская - Ракеты в 4 км от станции Ракеты вследствие подрыва железнодорожного полотна произошло крушение воинского эшелона с боеприпасами. 10 сентября на том же участке бандгруппы УПА пустили под откос еще один воинский эшелон с боеприпасами, а 12 сентября захватили железнодорожную станцию Угнев и уничтожили эшелон с воинским имуществом.
В Станиславской обл. возле станции Зеленая Угневского района 13 августа был подорван эшелон из 40 вагонов с боеприпасами, при этом бандиты расстреляли 50 красноармейцев и столько же увели в лес. В начале сентября на участке Езупиль - Галич было вырезано 9 пролетов связи, трижды повреждена связь Станислав - Львов. 23 сентября в 3 ч ночи на 160-м километре перегона Отыня - Марковцы, подорвавшись на мине, потерпел крушение поезд № 901. В ночь на 18 октября в Рожнятовском районе Станиславской обл. было сожжено 11 мостов общей протяженностью 783 погонных метра.
В Ровенской обл. с 25 сентября до 25 октября 1944 г. боевики срезали или выворотили из грунта 179 телеграфно-телефонных столбов, уничтожив около 9 тыс. м линий связи.
Выполняя директивы вермахта и военной разведки, УПА фактически вела в советском тылу ту же «войну на рельсах» (правда, в меньших масштабах), что и советские партизаны на немецких коммуникациях. Диверсии УПА тормозили наступательные действия Красной армии, срывая поставки фронту воинских контингентов, вооружения и боеприпасов, а подчас вынуждая командование снимать с фронта для противодействия бандформированиям боеспособные соединения, что играло на руку противнику.
Так, командующий 1-м Белорусским К.К. Рокоссовский сообщал в НКВД УССР, что крупные отряды УПА, оперирующие на Волыни, совершают налеты на коммуникации и тыловые объекты войск его фронта. Однако наибольший урон несли войска 1-го Украинского, в связи с чем его командующий И. С. Конев и член военного совета фронта Л.З. Мехлис были вынуждены обратиться в Государственный комитет обороны (ГКО).
В связи с этим Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение снять с Сандомирского плацдарма на Висле и передислоцировать на Волынь и в Галицию соединения и части 13-й и 38-й армий, которым поручались прикрытие транспортных коммуникаций и защита населенных пунктов от нападений УПА.
В то же время по указанию председателя ГКО И.В. Сталина в охваченные действиями УПА районы Львовской, Волынской, Ровенской и Тернопольской обл. были переброшены подразделения Внутренних войск НКВД (8 стрелковых дивизий, мотострелковая бригада и кавалерийский полк) и оперативные работники из других областей, а также усилены пограничные войска на границе с Польшей. Дополнительно для охраны железных дорог были выделены две стрелковые дивизии Внутренних войск НКВД, усиленные восьмью бронепоездами. Для координации борьбы с оуновским подпольем в западные области УССР был командирован замнаркома внутренних дел СССР С.Н. Круглов.
До конца сентября 1944 г. против формирований УПА было проведено 2.573 чекистско-войсковые операции, в ходе которых противник оказал ожесточенное, умело организованное сопротивление, как отмечал в докладной записке в ГКО 17 сентября Л.П. Берия, связывая это «с тем, что в бандах имеется известное количество офицеров разгромленных немецких частей, а также... украинской дивизии «Галиция». Тем не менее, в результате было ликвидировано 37.087 повстанцев и арестовано 7.968 активных участников националистического бандподполья, захвачено 28 пушек, 1.720 станковых пулеметов, 163 противотанковых ружья, 10 646 винтовок, 2.365 автоматов, 236 минометов, 960 пистолетов и револьверов, 20.450 гранат, 2.575.165 шт. патронов, 14.074 мины и 6.618 артснарядов. Потери советской стороны - 2.235 убитых, 2.621 раненый, 330 пропавших без вести.
По-видимому, именно эту статистику «национально-патриотические» историки Украины используют для обоснования выдвигаемого ими тезиса, что главной тактикой «Советов» по отношению к националистам были «сила и террор». Однако это их утверждение не соответствует действительности. Как мы указывали в предыдущих статьях (№ 45(389) 9 - 15 ноября 2007; № 46 (390) 16 - 22 ноября 2007), советское руководство не ставило перед собой задачу ликвидировать ОУН - УПА только силой оружия, придавая большое значение и методам идейного воздействия.
Террор в ответ на человечность
Принимая во внимание политическую и социальную неоднородность состава УПА, низкий общеобразовательный и культурный уровень рядовых боевиков, наличие среди них большого числа обманутых оуновской пропагандой или запуганных «эсбистами» (сотрудниками службы безопасности ОУН) крестьянских парней, правительство УССР старалось применять дифференцированный и гуманный подход. Одним из его проявлений стали неоднократные обращения высших государственных и партийных органов республики к членам вооруженных националистических формирований. Первое из них - «К участникам так называемых УПА и УНРА» за подписью председателя президиума Верховного Совета УССР М.C. Гречухи и Председателя Совнаркома республики Н.С. Хрущева - появилось еще в феврале 1944 г. В нем, в частности, говорилось:
Оуновский провод дал вам оружие в руки, полученное от их немецких хозяев. Где и когда вели они вас с этим оружием против фашистских завоевателей?.. Сколько немецких поездов пустили под откос ваши отряды?
Мы знаем, что на крючок оуновско-немецкой пропаганды попались и честные люди, среди которых больше всего обыкновенных трудящихся крестьян. Эти люди поверили, будто оуновские отряды УПА... будут бороться с немецкими угнетателями, и только потому оказались в их отрядах. Мы знаем, что много есть и мобилизованных в бандитские оуновские отряды под угрозой уничтожения их семей. Мы знаем, что среди участников УПА... много таких, которые уже и сами чувствуют свою глубокую ошибку в том, что попали в эту УПА, чувствуют, что катятся в бездну, в которую их тянут гитлеровцы-оуновцы. Правительство Советской Украины не хочет напрасного пролития ни одной капли народной крови. Поэтому Советское правительство открывает дорогу к жизни, к мирному труду... перед всеми участниками так называемых УПА... которые порвут всякие связи с врагами народа - гитлеровцами и оуновцами, которые искренне и глубоко чувствуют свою тяжкую ошибку в том, что вступили в ряды этой УПА...
Именем Правительства Украинской Советской Социалистической Республики мы гарантируем всем участникам так называемой УПА..., которые перейдут на сторону Советской власти, которые честно и полностью порвут всякие связи с оуновцами, которые искренне и целиком отрекутся от всякой борьбы и враждебных происков против Красной армии и Советской власти, полное прощение их тяжкой ошибки, их прошлых провинностей перед Родиной.
Подобные призывы находили отклик у многих - лишь за первый год амнистией воспользовались 29.204 участника УПА и оуновского подполья.
На это подполье ответило ростом количества диверсий, чисткой собственных рядов и террором против явившихся с повинной и членов их семей. Одновременно началась и структурная реорганизация бандформирований (завершившаяся к лету 1945-го) - переход к действиям мелкими, маневренными, хорошо законспирированными «боевками».
Перед советской стороной отчетливо встала перспектива затяжного гражданского конфликта и наличия в условиях войны серьезного очага напряженности у западных границ государства. Несмотря на многочисленные реляции об успешной ликвидации «остатков украинско-немецких националистов», ЦК КП(б)У и Совнарком УССР понимали это. Проанализировав обстановку, сложившуюся в оуновском подполье, и взвесив все обстоятельства, руководство республики в октябре 1944 г. решается на смелый и неординарный шаг...
Осенью 44-го: кандидат для особой операции
В соответствии с директивами Хрущева руководство НКГБУ при непосредственном участии наркома С.Р. Савченко разработало к середине октября операцию, получившую название «Перелом». Суть ее заключалась в следующем: через доверенных лиц установить контакт с представителями Центрального провода ОУН и убедить их прекратить вооруженную борьбу, что позволило бы нормализовать военно-политическое положение в советском тылу и всем западноукраинском регионе. Был ли замысел одобрен лично Сталиным? Ответить на этот вопрос исходя из имеющихся материалов едва ли возможно, но есть все основания утверждать, что операция проводилась при тесном контакте украинских чекистов с руководством союзного НКВД.
Сергей Романович Савченко не сразу определился, кому из подчиненных доверить выполнение этой операции. Молодые сотрудники, пришедшие в органы во время войны, не справятся - здесь нужен профессионал с большим опытом оперативной работы. Перебрав ряд кандидатур, нарком остановил свой выбор на ветеране советской спецслужбы, человеке, к которому относился с особым уважением и доверием, - подполковнике госбезопасности С.Т. Карине (настоящая фамилия - Даниленко).
Даниленко (Карин) Сергей Тарасович родился в с. Высокие Байраки Кировоградской обл. в 1898 г., украинец, из семьи крестьянина-бедняка, с незаконченным высшим образованием; женат. После окончания реального училища добровольцем вступил в Красную армию. В органах госбезопасности с 1921 г. Член КП(б)У с 1925 г. Во время гражданской войны неоднократно забрасывался во вражеские тылы; с легендой участника петлюровского подполья внедрился во Львове в Повстанческо-партизанский штаб генерала Юрка Тютюнника и способствовал выводу последнего на территорию УССР. Затем работал в ВУЧК. В конце 20-х - начале 30-х занимал должность начальника 3-го отделения Секретного отдела ГПУ УССР, потом был направлен на работу за границу, где принимал участие в оперативных играх с зарубежными националистическими центрами. В 1934-м разработал и успешно провел операцию «Капкан», в результате которой были выведены на советскую территорию и задержаны два эмиссара Русского общевоинского союза (РОВС). В том же году по возвращении на родину назначен заместителем начальника отдела ГУГБ НКВД УССР.
В июле 1937-го после ареста наркома внутренних дел УССР В.А. Балицкого понижен в должности, а 27 августа арестован по обвинению в участии в «заговоре Балицкого». В течение 11 месяцев (из них месяц - в одиночке) содержался в Лефортово, затем переведен в Бутырскую тюрьму. Категорически отказался давать «признательные показания» на себя и коллег. 22 октября 1939 г. освобожден за отсутствием состава преступления и благодаря поддержке Савченко восстановлен в партии.
В 1940-м был вынужден выйти в отставку из-за подорванного в тюрьме здоровья, однако 23 июня 1941 г. подал рапорт с просьбой использовать его оперативный опыт в борьбе с фашистами и был включен в оперативную группу НКВД УССР по организации партизанского движения на оккупированной территории и подготовке разведывательно-диверсионных групп. Находясь в прифронтовой полосе, вместе с частями Красной армии в результате отступления оказался на Волге. Участник обороны Сталинграда, награжден орденом Отечественной войны I степени.
Неоднократно подавал рапорт с просьбой о заброске за линию фронта в одну из партизанских бригад. Осенью 1943 г. руководитель недавно созданного НКГБУ С.Р. Савченко пригласил Карина на должность замначальника 4-го управления. С марта 1945-го - руководитель Оперативной группы НКГБУ в Западной Украине, полковник госбезопасности.
Вскоре в кабинете наркома состоялся разговор, который со слов Карина его ученик - один из руководителей управления 2-Н МГБ УССР полковник И.К. Шорубалка - передавал так:
- Мы решили поручить вам важную и очень ответственную миссию, - начал Савченко.
Подполковник молча слушал, отметив мысленно непривычное для слуха: «миссию» - не «задачу».
- Почему не интересуетесь, какую? - прервал паузу нарком.
- Не привык перебивать старших, - усмехнулся Карин. - Да и все равно скажете, раз пригласили.
- Так вот, мой друг... - Савченко перешел на неофициальный тон и подсел ближе. Он и вправду привык как с другом разговаривать с этим человеком, обладающим недюжинным интеллектом, мужеством и высокими моральными качествами; к тому же Карин был у него вроде консультанта и советника по вопросам украинского национализма. - Миссия состоит в том, чтобы встретиться с главными предводителями бандитского подполья и склонить их прекратить вооруженную борьбу против своего народа. Как вы на это смотрите?
- Считаю, что такой шаг крайне необходим. В чем будет заключаться моя роль?
- Прежде всего, у вас будет мандат, подписанный Хрущевым, - приступил к сути дела Савченко и, заметив тень глубокой озабоченности на лице всегда сдержанного Карина, добавил: - У Вас еще есть время подумать и отказаться. Но тогда посоветуйте, кто из наших работников способен выполнить эту задачу.
А Карин был взволнован: хоть и привык к резким поворотам судьбы за многие годы работы, это предложение оказалось для него неожиданным. Ему-то хорошо известно, что происходит на Западной Украине... Удастся ли не то что поговорить, а вообще встретиться с предводителями тамошнего подполья? Ведь у них строжайшая конспирация.
- У меня и в мыслях нет отказываться, - подполковник с удивленной улыбкой взглянул на наркома. - Не сочтите за похвальбу, но подобрать для такого дела кого-то более подходящего вряд ли удастся.
- Вот и мы вчера, посовещавшись, пришли к такому выводу, - облегченно вздохнул нарком. - Выбор пал на вас, потому что вы как никто другой знаете эту проблему. Да и в гражданскую были в петлюровском штабе за границей, встречались с Тютюнником...
- Ну, то было больше двух десятков лет назад, - уточнил Карин. - Много воды с тех пор утекло... А что до нынешнего задания, то я его принимаю.
Обсудив с наркомом детали намеченной операции, в 20-х числах октября 1944-го Карин-Даниленко вылетел во Львов.
В первую очередь требовалось создать канал связи, чтобы передать по нему мирные инициативы правительства руководству подполья и договориться о встрече. Ведь у советской стороны не имелось выходов на глубоко законспирированную верхушку Провода. Нужен был посредник - человек, с одной стороны, знакомый руководству ОУН и имевший с ним в прошлом контакты, а с другой - проживающий легально и пользующийся авторитетом и уважением. Он должен также обладать такими качествами, как честность, порядочность, искренняя заинтересованность в успехе миротворческой миссии, что исключает двойную игру.
Пытаясь подобрать отвечающего этим требованиям человека, Карин ночи напролет просиживал в прокуренном кабинете Львовского УНКГБ, перелистывая агентурные дела и оперативные сводки. Наконец кандидатура на роль посредника была найдена.
Кордюк Юлиан Степанович, 1894 г. р., украинец, из семьи священника-униата, беспартийный, женат, образование высшее.
Будучи солдатом австрийской армии, в 1915 г. был взят в плен российскими войсками и два года провел в лагере для военнопленных. После Октябрьской революции добровольцем вступил в Красную армию, затем работал в ВЧК в Средней Азии. Командовал боевыми подразделениями в борьбе с басмачами. В 1922 г. оставил военную службу, нелегально перешел советско-польскую границу и вернулся домой. Окончил Пражский мединститут, врач-бактериолог; д-р мед. наук. После освобождения Львова, в августе 1944 г., назначен главврачом одной из больниц города, в октябре переведен в облисполком на должность заместителя заведующего Львовским областным отделом здравоохранения.
Этот человек привлек внимание Карина не только тем, что искренне симпатизировал Советской власти и не запятнал себя в годы оккупации пособничеством фашистам, но и (далеко не в последнюю очередь) своими родственными связями.
Пока Юлиан Кордюк учился в Праге и готовил диссертацию, его младший брат Богдан поступил в Львовский университет и стал членом нелегальной Украинской военной организации (кличка «Аркас»), а затем сделал стремительную карьеру в ОУН. В 24 года он уже был краевым референтом ОУН в Западной Украине, но после неудачного нападения на почту в Городке (несколько боевиков погибли, несколько были арестованы) ему пришлось, передав дела новому краевому референту Степану Бандере, выехать в Берлин. Там он работал в Проводе украинских националистов, активно печатался в оуновской прессе, преподавал в Берлинском университете. После раскола поддержал Бандеру, участвовал в работе Украинского национального комитета, организованного в 1941 г. ОУН(б) в Кракове. Летом 1941-го вернулся во Львов, а осенью был интернирован вместе с остальным руководством бандеровской ОУН.
Несмотря на столь разные судьбы и политические убеждения, какие-то взаимоотношения между братьями все же должны были сохраниться. На это и делал ставку Карин.
Ноябрьским утром в кабинет Юлиана Кордюка вошел подтянутый человек средних лет, одетый в штатское. После знакомства и взаимных приветствий чекист сразу перешел к делу.
(Далее диалоги приводятся по рапортам, которые Карин-Даниленко в ходе операции готовил для наркома Савченко.)
Карин-Даниленко (К.-Д.): Органы госбезопасности, зная, что вы никогда не состояли ни в какой антисоветской организации, относятся к вам с полным доверием. Вместе с тем мы имеем объективную информацию о круге ваших знакомых (особенно из окружения вашего брата) в годы буржуазной Польши и гитлеровской оккупации и в связи с этим хотели бы привлечь вас к тайной и важной акции, преследующей исключительно благородные, гуманные цели.
Ю. Кордюк (Ю. К.): Благодарю за доверие, но с братом и его друзьями-бандеровцами я практически порвал в первые же недели оккупации, так как не мог и не хотел принять их коллаборационистскую политику.
К.-Д.: Однако же, семейные контакты у вас сохранились?
Ю. К.: Конечно, жены, да и мы иногда продолжали бывать друг у друга. Но прежней теплоты, родственной атмосферы тем встречам уже не хватало. Уезжая на Запад, Богдан даже не попрощался... Если же ваше ведомство интересуется кем-то из моих прежних знакомых - я к вашим услугам.
Далее Карин, как указывается в рапорте, убедившись в искренности Кордюка и в его положительном отношении к предложению НКГБУ, «решил говорить с ним откровенно и раскрыть свои карты».
К.-Д.: Вы знаете, что ЦК партии и правительство республики прилагают максимум усилий к прекращению развязанной бандами кровавой бойни в западных областях, к нормализации обстановки. Еще весной этого года они издали обращение к бандеровцам т. н. УПА, в котором призывали их прекратить борьбу с Советской властью и возвратиться по домам: их заблуждения будут прощены, и они смогут мирно продолжать свой труд. Помимо этого, принято решение в ближайшее время установить контакт с руководством ОУН - УПА, уговорить бандеровцев прекратить братоубийственную борьбу и как первый шаг в этом направлении - согласиться на переговоры с представителями правительства Советской Украины. Вы можете спросить, почему в этом сверхважном и деликатном деле мы обращаемся именно к вам.
Ю. К.: Да, да - почему? Чем я, обычный врач, могу помочь в таком архисложном и к тому же опасном деле?
К.-Д.: Что ж, вопрос вполне правомерный. Начнем с того, что вы не такой уж обычный врач, а хорошо известный на Галичине специалист, к тому же заместитель завотделом облисполкома, т. е. представитель Советской власти. Но есть еще одна причина в пользу именно Вашего участия в этом миротворческом деле: вас хорошо знают те, к кому мы хотим обратиться. Я имею в виду верхушку бандеровского Провода. Многим в подполье вы известны как честный и порядочный человек, как ученый и интеллектуал.
Ю. К.: Но меня тревожит возможность расправы со стороны бандеровцев.
К.-Д.: Насчет этого можете не волноваться. С того момента, как вы возьмете на себя посредничество в установлении контакта с бандеровцами для ведения переговоров о прекращении борьбы, вы и ваша семья будут находиться под охраной правительства республики.
Ю. К.: Хорошо, я согласен. Попробую найти тропку к руководителям подполья. Совесть врача и гражданина не позволяет мне отказаться от участия в деле, которое может спасти жизнь многих людей. Пока что у меня нет никаких связей и я не вижу реального пути к УПА, но теперь начну заниматься их поиском.
Через несколько дней, сообщал Карин в очередном рапорте, Ю.Кордюк предложил ему использовать для выходов на подполье свою давнюю знакомую - львовскую художницу Ярославу Музыку.
По его словам, в настоящий момент это был единственный человек, который мог бы связать его с «лесовиками». Как пояснял свой выбор Кордюк, «пани Слава всегда находилась в эпицентре нашего национального вопроса, у нее была уйма хороших знакомых в разных группировках, в том числе и среди бандеровцев». Муж художницы, Максим Максимович Музыка, известный микробиолог, завкафедрой Львовского мединститута и близкий друг Ю.Кордюка, давно махнул на все рукой и в дела жены предпочитал не вмешиваться.
Музыка Ярослава Львовна родилась в 1898 г. в Шумском районе Тернопольской обл. Замужем. В 1925 г. окончила Институт народного творчества во Львове, затем несколько месяцев училась в Москве и Париже. Работала художником-консультантом Львовского этнографического музея.
В середине ноября, получив санкцию Савченко на контакт с Ярославой Музыкой, чекист поручил Кордюку как можно скорее встретиться с ней и выяснить, может ли она связать его с руководством подполья для передачи важного и экстренного сообщения. Одновременно по распоряжению Савченко квартира и мастерская Музыки были взяты под скрытое наблюдение сотрудниками Львовского УНКГБ. Благодаря оперативным источникам стало известно, что эта мастерская в годы оккупации была своеобразным салоном, который посещали участники различных националистических группировок, в том числе и члены Центрального провода ОУН Степан Ленкавский и Лев Ребет. Художница, не будучи членом ОУН, в то же время активно им симпатизировала и помогала подполью, передавая деньги и медикаменты, а ее племянник - 28-летний врач Левко Стефанив - находился в УПА. Связь с ним поддерживалась через молодую женщину, которая периодически появлялась в мастерской Музыки и так же внезапно исчезала.
Через несколько дней наружное наблюдение дало первые ценные результаты: львовские чекисты доложили Карину, что «пани Славу» посещает не рядовая связная, а руководительница УЧХ (Украинского Червоного Хреста) и женской сетки ОУН, дочь профессора математики Львовского университета Катерина Зарицкая, более известная в подпольных кругах как «Монета». Это позволяло предположить наличие во Львове не только крупной оуновской сетки, связанной с верхушкой Провода, но и значительной группы сочувствующих, в которую входит (или непосредственно с ней контактирует) Музыка.
«Тропинка» Юлиана Кордюка вывела туда, куда и требовалось. Теперь успех операции зависел от результатов его разговора с «пани Славой». Опасаясь, как бы работники госбезопасности не спугнули художницу, Карин приказал немедленно снять наблюдение с ее дома и мастерской.
В начале декабря Юлиан Кордюк несколько раз встречался с Музыкой; наконец ему удалось ее «разговорить». Она сообщила ему, что беседовала с одной подпольщицей, и та пожаловалась на огромные потери, которые несет УПА от столкновений с советской стороной, и на уныние и растерянность, охватившие в связи с этим рядовых участников. Воспользовавшись моментом (как и было условлено с Кариным), Кордюк сказал ей, что в облисполкоме находится специально прибывший из Киева представитель правительства УССР, уполномоченный вступить в контакт с руководством ОУН - УПА и договориться о прекращении вооруженного сопротивления.
Далее «пани Слава» узнала от Кордюка, что «киевлянин» вызывал и его, и он дал свое согласие участвовать в подготовке таких переговоров. Введя художницу в курс дела, Юлиан Степанович принялся уговаривать ее помочь ему встретиться с каким-либо «ответственным человеком из числа повстанцев», которому он смог бы передать содержание своих бесед с представителем властей. Музыка, очевидно, заинтересовалась «киевлянином» и стала выяснять мельчайшие подробности, вплоть до его примет и уровня владения украинским языком. В итоге она заявила, что «перетрактации с большевиками ни к чему не обязывают, но позволят нашим хлопцам получить хоть временную передышку», поэтому она переговорит «с кем нужно» и даст ответ.
...Между тем все это время диверсионно-террористическая деятельность УПА в советском тылу не прекращалась. До конца октября 1944-го лишь на Волыни было совершено около 800 нападений на советские тыловые объекты. С 15 по 27 ноября из-за подрыва мин, подложенных под рельсы, произошли 2 аварии поездов на участке Здолбунов - Дубно и 3 аварии воинских эшелонов на участке Здолбунов - Оженино. 12 ноября банда УПА, намереваясь взорвать мост через р. Стубла, напала на гарнизон в с. Княгинин с целью отвлечь внимание бойцов, охранявших это сооружение. Ночью 21 ноября осуществлен налет на с. Добровляны, подорван мост длиной 320 м на дороге Калуш - Добровляны и срезаны телефонные столбы на линии связи Калуш - Новицы. В ночь на 9 декабря в результате нападения на станцию Снятын было повреждено 100 м железнодорожной колеи и сожжен мост. Всего до конца 1944 г. формирования УПА совершили 134 диверсии на железных дорогах, подорвали 13 и сожгли 15 железнодорожных и 12 шоссейных мостов. Потери советской стороны (по неполным данным) составили 7.544 человека...
Для Карина во Львове тянулись томительные недели ожидания. Нервничал и Хрущев, требуя от чекистов максимально ускорить начало переговоров.
Заканчивался декабрь, а согласия на встречу от Провода ОУН не поступало. Музыка никак не реагировала на вопросы Кордюка («Нет ли ответа «звідтам»?), да и вообще стала избегать встреч с ним.
И тут к операции «Перелом» неожиданно для Савченко и Карина подключились сотрудники союзного наркомата: в Москве как раз находилась делегация Украинской греко-католической церкви (УГКЦ), которая занималась урегулированием вопросов правового положения униатской церкви, и было решено встретиться с церковными иерархами, чтобы уговорить их взять посредническую миссию на себя.
Святые отцы ставят крест на «святой миссии»
Интересно, что на эту мысль навели чекистов сами униаты, которые во время встреч с председателем Совета по делам религиозных культов при СНК СССР И. В. Полянским ставили не столько церковные, сколько «вопросы политического положения в Западной Украине», при этом намекая, что не против помочь власти стабилизировать положение в регионе. Как без лишней скромности отмечал в беседе с оперативным источником член делегации и ее неформальный лидер - отец Гавриил Костельник, «наше влияние в народе на Западной Украине огромно. При желании мы могли бы оторвать народ от симпатий к бандеровскому течению. Советская власть без нашей помощи бессильна что-либо сделать в этом направлении. Желательно, чтобы Советская власть сделала бы уступки бандеровцам».
26 декабря 1944 г. на Лубянке в кабинете начальника секретариата НКВД СССР С. С. Мамулова состоялась встреча руководства органов госбезопасности с представителями униатской церкви. Делегация УГКЦ прибыла на встречу в полном составе: архимандрит ордена студитов Климентий Шептицкий (брат покойного митрополита Андрея Шептицкого), член митрополичьей капитулы, доктор философии отец Гавриил Костельник, иеромонах ордена студитов Герман Будзинский и священник УГКЦ Иван Котив. Советскую сторону представляли начальник 2-го УНКГБ СССР П.В. Федотов, начальник 4-го УНКГБ СССР П.А. Судоплатов и начальник ГУББ НКВД СССР А.М. Леонтьев.
В начале встречи произошел один интересный эпизод, который произвел на униатов положительное впечатление, расположив их к советским представителям. Позднее Костельник вспоминал: «Когда мы зашли, я говорю: «Уважаемые господа генералы! Мы разговариваем только по-украински, и следовало бы, чтобы мы поняли друг друга, пригласить переводчика». Слово взял Павел Анатольевич Судоплатов («красивый, симпатичный, с черными глазами, сравнительно молодой», как описывал его отец Гавриил) «и на чисто украинско-галицкой мове - ей богу, лучше, чем владею я сам, - говорит: «А я что, не украинец? Будем говорить с Вами по-украински». И пошел, и пошел...» «Русский, - подчеркивал далее отец Гавриил, - никогда так не смог бы говорить по-украински, сколько бы язык ни изучал».
В дальнейшем тон беседы задавал Г.Костельник, который пустился в пространные рассуждения, пытаясь уверить советских представителей, что формирования УПА якобы изначально создавались отнюдь не для борьбы с Советской властью. В свою очередь Судоплатов, выслушав эту ложь, дипломатично не стал ее опровергать, а напротив, воспользовавшись моментом, намекнул представителям УГКЦ, что коль скоро изложенное ими соответствует действительности, было бы желательно организовать встречу руководства ОУН с представителями Советской власти для переговоров о прекращении вооруженного противостояния.
При этом, как указывали в рапорте чекисты, «мы заявили Костельнику, что... гарантируем делегатам-бандеровцам безопасность и возможность уйти в лес, если даже не придем к соглашению... Делегаты просили дать им возможность через некоторое время встретиться с нашим представителем во Львове, через которого они могли бы сообщить нам, как они выполняют данные ими здесь обещания, а самое главное, условиться, как лучше организовать встречу представителей бандеровского течения с уполномоченными Советской власти. Делегатам было сказано, что они могут дать нам о себе знать через уполномоченного по делам культов во Львове» (по сценарию чекистов, в роли последнего должен был выступать все тот же Карин-Даниленко).
Уже вечером того же дня от оперативного источника в 4-е управление НКГБ поступила информация, что во время разговора с ним Костельник доверительно признался: «Мы не сказали, что непосредственно можем связаться с руководителями бандеровцев, но... мы же можем... мы знаем священников, через которых можем установить контакт».
На следующий день, 27 декабря, накануне отъезда делегации УГКЦ из Москвы, оперативный источник вновь встретился с Г.Костельником. «Вчера, - сообщил ему тот, - как вам известно, генералы нам говорили об установлении связи с руководством бандеровцев. Мы, когда вернемся во Львов, свяжемся с такими людьми, пусть руководители придут на переговоры с представителями властей, их отпустят обратно в лес, если они даже не договорятся с властями. Я в это верю: убедить же их в необходимости такой встречи я смогу, я договорюсь с ними, и они поймут, что большевики с ними не будут говорить после окончания войны. Надо использовать подходящий момент и сейчас принимать меры, чтобы выставить перед большевиками требования (они хотят ставить вопрос, в частности, о создании украинского войска), необходимость такой встречи именно сейчас поймут...».
«Костельник, - резюмировал источник, - высказывает твердое намерение по приезде во Львов принять все меры по организации встречи руководителей бандеровцев с представителями советских властей. Он считает, что на такую встречу должны прийти от бандеровцев люди с именем, которые могут принимать решения».
Таким образом, у советской стороны появился еще один реальный шанс установить канал связи с главарями подполья.
Полученная в ходе встречи информация и соответствующие сообщения оперативных источников были немедленно переданы в Киев, а оттуда во Львов. Уже 8 января 1945 г. в здании Львовского облисполкома Карин-Даниленко встретился с Костельником и Котивым. Чекист, соблюдая легенду прикрытия (напомним - он выступал в роли уполномоченного Совета по делам религиозных культов при СНК УССР), сначала подробно расспросил униатов о пребывании делегации УГКЦ в Москве и о переговорах с Полянским, а затем перешел к выяснению главного вопроса. При этом Карину необходимо было разобраться и сделать вывод: действительно ли униаты готовы всерьез заняться налаживанием каналов с подпольем или это лишь пустые слова для отвода глаз?
В связи с этим, когда беседа коснулась встречи с «генералами», между ним и Г.Костельником произошел примечательный диалог (цитируем по рапорту Карина):
К.-Д.: О чем же Вы говорили?
Г. К.: Мы говорили о том, как начать переговоры с теми, ну как их... да с этой самой УПОЙ.
К.-Д.: Какой такой «УПОЙ»?
Г. К.: Да с УПОЙ, которая в лесу.
К.-Д.: С так называемой УПА, Вы хотите сказать? С нею или с Центральным проводом ОУН?
Г. К.: Да, с «УПОЙ» и с Центральным проводом ОУН.
К.-Д.: Ну, а как же вы думаете это сделать? Где вы их найдете?
Г. К. (наивно): Ну, мы как-нибудь будем искать их... а может быть, они, узнав, что мы были в Москве, сами придут к нам, поинтересуются, что мы там делали. Мы воспользуемся случаем и постараемся убедить их в необходимости переговоров с Советской властью, с тем, чтобы они прекратили те безобразия, какими занимаются.
К.-Д.: А кого Вы персонально из главарей этой самой УПА или Центрального провода знаете?
Г. К.: Боже спаси, никого не знаю.
К.-Д.: Состава Центрального провода не знаете?
Г. К.: Не знаю.
К.-Д.: Ну, а Романа Шухевича знаете?
Г. К.: Ну конечно... хорошо знаю, это же мой бывший ученик.
К.-Д.: А вы его давно видели?
Г. К.: Да давненько. Если память мне не изменяет, Шухевич был у меня в 1942-м. Он ехал с отрядом куда-то в Белоруссию для борьбы с советскими партизанами. Зашел ко мне и просил, кажется, чей-то адрес. Не помню, дал ли я ему этот адрес или не дал, но больше я его не видел.
К.-Д.: А Максима Рубана вы знаете?
Г. К.: Максима Рубана?.. Не слыхал про такого.
К.-Д.: Как, совсем не слышали?
Г. К.: Не слышал.
К.-Д.: Так говорите, о Максиме Рубане не слышали?.. А Николая Лебедя знаете?
Г. К.: Как же, это тоже мой бывший ученик.
К.-Д.: Это и есть Максим Рубан.
Г. К.: Теперь припоминаю, что действительно эту фамилию я слышал, когда вы упомянули о Николае Лебеде, но забыл. Знаете, старческая память...
К.-Д.: А других членов Центрального провода знаете?
Г. К.: Никого не знаю.
К.-Д.: А Бандеру Степана знаете? Где он теперь?
Г. К.: Бандеру Степана не знаю, но слышал, что он где-то в тюрьме у немцев.
К.-Д.: Вопрос относительно переговоров с УПА или с Центральным проводом ОУН возник по вашей инициативе?
Г. К.: Нет, не по нашей... Нас повезли к генералам, и в беседе они нам предложили взять на себя миссию установить контакт с ОУН-УПА, с тем, чтобы они пошли на переговоры с представителями Советской власти.
К.-Д.: Ну и что же вы делаете в этом направлении?
Г. К.: Мы ищем и ждем их к себе.
К.-Д.: Вы с охотой взяли на себя эту миссию?
Г. К.: Конечно, с охотой, потому что нужно положить конец тем страданиям, какие терпит народ Западной Украины от этого леса и спасти, по возможности, ту молодежь, которую ОУН и УПА увлекли за собой. Будем надеяться, что нам кое-что удастся сделать. Когда мы ехали в Москву, нас пугали тем, что там, на территории Советского Союза и в частности на Украине действует четыре миллиона этой самой УПА, но мы видели, что никаких там четырех миллионов, да и вообще ничего подобного на территории Советского Союза нет. Бандеровцам ничего не остается делать, как только начать переговоры, чтобы как-нибудь спасти свои головы.
К.-Д.: Ну что же. Вы взяли на себя, безусловно, благородную миссию. Желаю Вам успеха.
Беседа с Костельником и Котивым оставила у Карина двойственное впечатление. Без сомнения, униаты поддерживали контакты с руководством оуновского подполья и могли передать ему мирные предложения советской стороны. В то же время, и Карин это хорошо понимал, УГКЦ на всем протяжении существования националистического движения являлась его вдохновителем и опорой, а потому расчет на использование униатов в операции «Перелом» казался Карину малоперспективным. И поведение Костельника, пытавшего разыграть в ходе беседы роль наивного простака, это подтверждало. Как показали дальнейшие события, интуиция не подвела опытного чекиста.
Тем не менее, в НКГБУ все же решили разыграть «униатскую карту» до конца, и Карин получил указание встретиться с главой УГКЦ Иосифом Слепым (занявшим митрополичий престол в ноябре 1944-го после смерти Андрея Шептицкого) и попытаться привлечь его к посреднической миссии. Чекисты были осведомлены, что он не имел того авторитета, каким пользовался его предшественник. Расчет был на другое: в период оккупации Слепой играл активную роль в политической жизни Галиции, участвовал в различных мероприятиях оккупационных властей и, следовательно, был лично знаком со многими оуновскими функционерами, а потому мог при желании повлиять на руководство подполья и убедить его принять советские предложения.
Воспользовавшись тем, что делегация УГКЦ по возвращении детально информировала митрополита о своем пребывании в Москве и состоявшихся там встречах и переговорах, в том числе и о взятых на себя обязательствах, Карин 11 января 1945 г. нанес Иосифу Слепому визит. В процессе беседы среди прочего поднял вопрос о посредничестве. В ответ услышал: «Делегация взяла на себя эту миссию, отдавая себе отчет в том, что всякое мероприятие, направленное на умиротворение в областях Западной Украины, является делом христианской морали. Вот все, что я Вам могу сказать по этому вопросу».
Далее, согласно рапорту Карина, состоялся следующий разговор.
К.-Д.: Какие же меры принимают в осуществление своей миссии члены делегации, каким образом они надеются установить контакт с Проводом ОУН и УПА?
И. С.: Они ищут пути для того, чтобы связаться с этим Проводом, но подробно об этом я вам ничего не скажу, так как об этом они меня не информировали.
К.-Д.: Но вы, Ваша Экселенция, одобряете такую миссию делегации?»
И. С.: Безусловно, одобряю.
К.-Д.: Но ведь вы сами можете им в этом многим помочь.
И. С.: Я не совсем понимаю, каким образом я бы мог им помочь.
К.-Д.: В период оккупации, Ваша Экселенция, вы являлись членом «Национальной Рады», членом «Рады Сеньоров» и, как мне известно, принимали активное участие в политической жизни этих украинских организационных центров. Больше того, вы ведь вели переговоры по умиротворению бандеровцев и мельниковцев. Так ведь?
И. С. (смущенно, сглотнув слюну): Да, это так, я был членом Национальной Рады и членом Рады Сеньоров, но это были не политические организации, а чисто общественные...
К.-Д. (перебивая Слепого): Нет, Ваша Экселенция, это были политические организации. Более того, эти организации являлись, по существу, по тем планам, какие они лелеяли, и по претензиям, прототипом украинского правительства, но немцы их просто разогнали. Вопрос этот для нас бесспорный, и мы не будем о нем дискутировать. Меня больше интересует ваша миссия в деле умиротворения бандеровцев и мельниковцев. С кем персонально по этому вопросу вы вели переговоры?
И. С.: Право, фамилий лиц, с которыми я вел по поручению покойного митрополита Андрея переговоры, я не помню. Лица эти были мне незнакомы.
К.-Д.: Как же так? Вы вели переговоры - и не знали с кем?
И. С.: Представьте себе, что не знаю. Ведь это люди такие, что трудно знать их фамилии... Да, простите, одну фамилию вспомнил. Случайно как-то в процессе переговоров была произнесена фамилия Ребет. Кто он такой, какое занимал положение - не могу сказать, но он представлял бандеровцев. Однако эти переговоры ни к чему не привели, так как бандеровцы с мельниковцами не хотели мириться.
К.-Д.: А какое положение занимал среди бандеровцев Ребет?
И. С.: Повторяю: я не могу вам об этом сказать.
К.-Д.: Ребет, Ваша Экселенция, являлся шефом Государственного Устройства при правительстве Стецько.
И. С.: Да, может быть, но я не в курсе дела...
К.-Д.: Вы простите, Ваша Экселенция, что я так подробно останавливаюсь на этих вопросах, но мне также кажется, что поскольку вы в свое время по поручению митрополита Андрея вели переговоры - точнее, были посредником между бандеровцами и мельниковцами, - то и сейчас могли бы оказать большую помощь членам делегации по осуществлению той миссии, какую она на себя взяла. Я думаю, вы отдаете себе отчет в том, какое важное дело сделала бы церковь, вернее, ее представители в лице делегации, если бы, установив контакт с Проводом ОУН и УПА, добилась прекращения борьбы, которую ведут оуновцы и участники УПА против украинского народа и Советской власти, - борьбы, полезной только нашим врагам.
И. С.: Я полностью отдаю себе в этом отчет и буду содействовать тому, чтобы делегация успешно осуществила свою миссию в этом деле. Очень сожалею, что лично я ничего для этого не могу сделать. Если потребуется мой совет, я дам его как делегации в целом, так и каждому члену ее, как я дал им на это свое благословение, после того как они информировали меня о своих переговорах с генералами.
Таким образом, как и предполагал Карин, расчет на содействие митрополита не оправдался: Иосиф Слепой полностью устранился от посредничества и занял выжидательную позицию.
Тем не менее, находясь, по сути, в патовой ситуации из-за отсутствия других каналов связи с подпольем, Сергей Тарасович все же периодически напоминал униатам о взятых ими на себя посреднических обязательствах. Костельник же продолжал тянуть время.
Наконец от И.Котива была получена информация, что «дело находится на хорошем пути» и Костельник просит «господина министра» пожаловать в четверг, 1 февраля, к 5 часам вечера к нему на обед, где они и смогут в домашней обстановке обсудить все интересующие вопросы. Точно в назначенное время Карин появился в квартире Костельника по ул. Корняктов, 1. Судя по описанию встречи в докладной записке, доктор философии вновь избрал для себя роль наивного провинциала и вместо обсуждения главного вопроса принялся рассказывать о своем увлечении рыбной ловлей, с гордостью демонстрируя удилища, а за обедом много шутил, «оглушительно пил водку и курил».
Сергей Тарасович вынужден был нарушить эту «непринужденную атмосферу», попросив проинформировать его о «результатах принятых делегацией мер по установлению контакта с Проводом ОУН».
- Раз уж вы настаиваете приступить к деловым вопросам, - ответил Костельник, - то будь по-вашему. Мы нашли пути к Проводу ОУН, поставили перед ним вопрос о возможности переговоров и получили такой ответ: «Нужно было с этим делом обратиться к нам до рождества, теперь уже поздно».
Ошеломленный этим известием Карин записал полученный ответ в блокнот и попытался выяснить, как это понимать. Костельник и Котив пожимали плечами: «Кто разберет, чего хотят эти люди? Разве поймешь, что они имели в виду? Мы и сами ломаем голову, чтобы уразуметь этот ответ, но пока безрезультатно».
...Как ни горько было Карину это осознавать, напряженный четырехмесячный труд оказался напрасным. Похоже, на операции «Перелом» придется поставить крест. Ему оставалось лишь проинформировать Савченко о результатах и ждать дальнейших указаний наркома.
Через несколько дней за подписью последнего в Москву на имя Судоплатова был отправлен подробный отчет, в сопроводительном письме к которому Савченко указывал: «Униаты установили связь с «Проводом», предложили ему войти в контакт с Советской властью и начать переговоры о прекращении борьбы. Однако, судя по ответу, «Провод» ОУН-УПА отказался вести такие переговоры через униатов».
Одновременно с этим руководство НКГБУ принимает решение максимально активизировать мероприятия по агентурному делу «Берлога», направленному на «полное вскрытие деятельности членов бандеровского «Провода» ОУН, проводящих на нашей территории активную бандитско-террористическую и шпионско-диверсионную работу, и их оперативную ликвидацию».
Однако последующие события вновь приняли для чекистов совершенно неожиданный оборот.
II часть
«Панна Нюся» ставит условия
Морозным днем 15 февраля 1945 г. в кабинет, занимаемый Кариным в помещении Львовского облисполкома, чуть ли не вбежал взволнованный Кордюк. Отдышавшись, он рассказал, что пару дней назад к нему на улице подошла Ярослава Музыка и шепнула: «Наконец получено согласие на предварительную встречу. Ждите вызова». А сегодня утром она появилась на квартире у доктора и сообщила, что курьер от Центрального провода ОУН находится во Львове и желает безотлагательно встретиться с Кордюком. На выбор было предложено несколько мест: собор св. Юра, Стрыйский парк или дом «пани Славы». Юлиан Степанович выбрал последнее и вскоре уже сидел в квартире Музыки напротив представителя бандеровского Провода.
Им оказалась симпатичная молодая женщина в вязаном темно-зеленом платье и теплых сапожках. Как впоследствии выяснили чекисты, это была Богдана Свитлык-Литвиненко (оуновская кличка - Свитляна), проводница женской сетки ОУН Львова.
Состоялся следующий диалог.
Ю. К.: Как разрешите обращаться к вам?
Б. С.: Да как вам удобнее. Можете называть меня Нюсей.
Ю. К.: Панна Нюся, прежде всего я хотел бы спросить, получили ли Ваши «зверхники» предложение правительства о желании вступить в переговоры по вопросу прекращения вооруженной борьбы?
Б. С.: Конечно, получили. И я по поручению организации должна передать вам ответ. Провод согласен на такую встречу, но она должна проходить на паритетных условиях, при равном числе людей с обеих сторон. Что же касается советской стороны, то поскольку переговоры будут охватывать общеукраинские вопросы, Провод полагает, что в них должны принимать участие не работники львовского партийного или государственного аппарата, а только деятели республиканского уровня.
Ю. К.: Каковы же технические условия встречи?
Б. С.: Раз ее предложили Советы, то они и должны определять конкретные условия: место, время, гарантии безопасности и число участников. Однако если условия противной стороны для нас не подойдут, мне поручено озвучить наши предложения по организации встречи. Переговоры должны проходить на нашей территории и под охраной наших хлопцев. Это одно из принципиальных условий Провода.
Ю. К.: Нет ли в этом отношении какого-то письменного предложения или проекта документа для обсуждения?
Б. С.: Нет. Все, что мне приказано, я передам представителю правительства устно.
Ю. К.: Хорошо. Я немедленно поставлю в известность представителя правительства о вашем приезде и содержании нашей беседы.
В тот же день во Львов экстренно вылетел нарком госбезопасности УССР Савченко. Вечером в присутствии Карина он встретился с Кордюком и, внимательно выслушав сообщение последнего, дал согласие на встречу Карина с курьером подполья, во время которой подполковнику поручалось обсудить техническую сторону переговоров и определить их место и время.
17 февраля Карин в сопровождении Кордюка переступил порог квартиры художницы, где его уже ожидала Богдана Свитлык. Представившись хозяйке и связной и предъявив им свое удостоверение, Карин перешел к делу.
К.-Д.: Прежде всего я предлагаю Ярославе Львовне и Юлиану Степановичу присоединиться к нашему разговору, поскольку вам, панна Нюся, могут понадобиться свидетели этой встречи: мы знаем, что ваши единомышленники склонны с подозрением воспринимать любые контакты с представителями Советской власти. Со своей стороны хочу официально поставить вас в известность, что от имени правительства Советской Украины участникам переговоров и всем причастным к ним лицам гарантируются полная безопасность и неприкосновенность. Правительство идет на примирение с участниками подполья, руководствуясь принципами гуманизма и человечности и в интересах населения края, уставшего от кровавых передряг, грабежей и запугивания. Что же касается условий подготовки переговоров, места и времени встречи, то мы хотели бы знать мнение Провода.
Б. С.: Мы живем и боремся в тяжелых условиях подполья, в условиях конспирации. Поэтому заблаговременное определение места встречи нас не устраивает. Мы предлагаем первую встречу провести в месте, назначенном Проводом, на территории, контролируемой нашими частями.
К.-Д.: А как Вы планируете организовать это?
Б. С.: Очень просто. Одна-две ваши автомашины выезжают из Львова в восемь вечера и со скоростью 30 км/ч, подавая каждую минуту сигналы светом фар, движутся в сторону Тернополя. Это около 130 км. Точного места встречи Вы знать не будете, так что причинить что-либо нашим людям не сможете. А уже на дороге представителей правительства встретят наши связные и проведут их к месту переговоров.
К.-Д.: Я возражаю против такого подхода. Никакой своей территории Вы не имеете, как и своего государства. У нас одно государство - Советская Украина, входящая в состав Советского Союза. И нам нечего прятаться и вести переговоры в лесах. Мы согласны встретиться в Киеве, во Львове, в любом другом областном или районном центре республики. И гарантируем безопасность участникам переговоров - будет ли это Бандера, Лебедь или Шухевич. Для нас главное - прекратить кровопролитие, не допустить новых жертв и создать населению условия для мирной жизни и труда.
Б. С.: Руководство Провода четко обозначило мои полномочия: мне поручено передать согласие на встречу и очертить условия переговоров. Менять их я не имею права. Мы предлагаем назначить встречу на 24 февраля, запасная дата - 28 февраля. Было бы хорошо, чтобы на первую встречу приехали именно вы. Уверяю, вас примут достойно...
«Приквел» к сцене встречи с курьером
Прежде чем перейти к дальнейшему изложению событий, необходимо рассмотреть ситуацию, сложившуюся в Проводе ОУН к концу войны, и взаимоотношения между его руководителями.
В 1941-1943 гг. Провод возглавлял Николай Лебедь («Максим Рубан») - давний член ОУН и ближайший сподвижник Степана Бандеры, который оставил Николая вместо себя «урядуючим» проводником.
К весне 1943-го в результате проводимой немцами жесточайшей оккупационной политики в рядах ОУН все чаще стали раздаваться призывы к борьбе с оккупантами, а на Волыни (в большей мере стихийно или по инициативе других организаций) появились первые вооруженные отряды. Лебедю, продолжавшему поддерживать контакты с немцами и после ареста Бандеры, не удавалось нейтрализовать эти настроения; он упрекал членов Провода в плохой работе, самоуправстве и требовал неограниченных полномочий для себя и полного подчинения от прочих. А члены Провода обвиняли Лебедя в том, что его диктатура ведет ОУН к упадку и разложению.
Кризис умело обернул в свою пользу Роман Шухевич, который незадолго перед тем, вернувшись из Белоруссии, занял должность военного референта Провода. Он поддержал (как затем выяснилось, лишь на словах) курс на антинемецкое восстание и демократизацию внутренней жизни ОУН и, используя недовольство членов Провода диктаторской политикой Лебедя, в апреле 1943 г. отстранил последнего от руководства, возглавив коллегиальное Бюро Провода ОУН.
В августе 1943 г. III большой сбор ОУН утвердил полномочия Шухевича. Тогда же, играя на разногласиях оуновских функционеров, он подчинил себе вооруженные отряды и стал Главным командиром УПА.
Укрепив свои позиции в руководстве и подчинив себе УПА, Шухевич все более откровенно проявлял диктаторские замашки, а главное, отказался от намеченного ранее курса и перенаправил острие вооруженной борьбы против советских партизанских отрядов. Логично предположить, что это было обусловлено договоренностями между Шухевичем и немецким военным командованием, крайне заинтересованным в привлечении УПА к борьбе с советскими партизанами, которые активизировали боевые действия на Волыни и в Галиции в преддверии наступления Красной армии, уже освободившей к тому времени часть Левобережной Украины.
Известные на сегодня документальные источники не позволяют уточнить, когда немецкая разведка восстановила контакты со своим бывшим офицером (да и прерывались ли они когда-либо); во всяком случае, на протяжении 1944 г. они четко прослеживаются. Шухевич тщательно скрывал эти контакты от других членов Провода (не говоря уже о рядовых участниках УПА), на словах по-прежнему декларируя антинемецкую позицию и грозя «революционным судом» отдельным командирам, по собственной инициативе заключавшим соглашения с немецкими представителями на местах. Однако на практике стратегия и тактика Бюро Провода свидетельствовала об иной ориентации. В связи с этим среди оуновских функционеров возникли подозрения, что немцы имеют в Проводе своих агентов, и кое-кто прямо указывал на Шухевича.
Неудивительно, что последний своими действиями и интригами быстро нажил себе в Проводе мощную и опасную оппозицию, куда входили: начальник Главного военного штаба (ГВШ) УПА Д.Грицай («Перебейнис»), руководитель СБ ОУН Н.Арсенич («Михайло»), краевой проводник Галиции Р.Кравчук («Петро»), руководитель южного краевого провода ОУН и командир УПА-Юг В.Кук («Лемиш»), командир УПА-Запад А.Луцкий, начальник отдела политвоспитания Провода ОУН и ГВШ УПА Я.Бусол («Галына»), члены Провода ОУН М. Степаняк («Сергий») и В.Охримович («Бард»).
Однако наиболее серьезным соперником Шухевича оставался Николай Лебедь, авторитет которого был по-прежнему высок у многих членов организации. После смещения с должности «урядуючого» проводника он на некоторое время отошел от дел, а затем, на фоне конфронтации Шухевича с другими членами Провода, вернулся к активной работе в качестве председателя Рады (высшего контрольного органа) ОУН, одновременно возглавив референтуру внешних связей (Р-33). В июле 1944 г., с созданием «надпартийной» структуры УГВР (Українська головна визвольна рада), призванной скрыть под новой вывеской запятнавшую себя пособничеством оккупантам ОУН и представлять всю «воюющую Украину», Лебедь занял в ней пост генерального секретаря иностранных дел. На сей раз Шухевич не отважился «спихнуть» конкурента с пьедестала. Вместо этого в связи с освобождением Красной армией территории Западной Украины он как глава секретариата на специальном заседании инициировал вопрос о выезде за границу делегации УГВР, в том числе и Лебедя.
Это была как бы почетная ссылка, но тут Шухевич просчитался. В предвидении близкого поражения Германии и ожидаемого вслед за тем конфликта между США и Великобританией с одной стороны и СССР - с другой пребывающий в Братиславе Лебедь развил кипучую деятельность по установлению контактов с западными союзниками. Его курьеры Е.Стахив и К.Микитчук под прикрытием немецкой организации ОТ* выехали в Триест, а оттуда в Италию, где связались с представителями армейского командования стран-союзников. В Вене в этот же период находился еще один член делегации УГВР - М.Прокоп, который пытался наладить связь с представителями Великобритании через бывшего австрийского эрцгерцога Вильгельма Габсбурга (Василя Вышиванного). Двух курьеров, отправившихся в Югославию, постигла неудача - они были захвачены и уничтожены партизанами Тито.
В начале 1945 г. по поручению Лебедя вице-президент УГВР, бывший капеллан «Нахтигаля» отец И.Гриньох устанавливает контакты с украинскими представителями дивизии СС «Галичина», которая находилась тогда в Словакии, с целью взять дивизию под контроль УГВР и «возглавить ее, если бы возникла такая необходимость». После перехода «Галичины» в Каринтию в Загреб перебирается и миссия УГВР.
Таким образом, вопреки чаяниям Шухевича высланный за кордон Лебедь отнюдь не оказался на второстепенных ролях вследствие изоляции от событий в «Крае». Напротив, сосредоточив в своих руках все зарубежные контакты, он в условиях краха Третьего рейха стал монополистом на репрезентацию ОУН на Западе - и лишь через него организация на Украине могла рассчитывать на получение помощи от стран-«альянтов».
Осенью 1944-го Шухевич получает еще одно неприятное известие: вышли на свободу Степан Бандера и Ярослав Стецько, с которыми Лебедь тут же устанавливает контакт. Непосредственно к Бандере он направляет Гриньоха, а связь между Братиславой и Краковом поддерживается через регулярно курсирующих курьеров Лебедя - Р.Павленко («Юрко») и Михайлы Лебедя («Медвидя»).
По свидетельству Александра Луцкого, Бандера («Быйлыхо») был невысокого мнения о способностях Шухевича и собирался претендовать на ведущее место в ОУН, которое занимал до войны. Важно отметить, что его возвращения к руководству ожидали и многие оуновские функционеры в «Крае», в частности глава СБ Арсенич. Тем не менее, до конца 1944 г., пока линия фронта проходила через территорию Галиции и Польши, и здесь продолжались активные боевые действия между частями Красной армии и вермахтом, ни Бандера, ни «краевики» не ставили вопрос о смещении Шухевича. Все усилия были сконцентрированы на противодействии наступающим советским войскам, и (как уже отмечалось) Бандера и Гриньох оставались за линией фронта в распоряжении абверкоманды-202, координируя заброску диверсионно-террористических групп в расположение УПА.
Но уже в феврале 1945-го в Вене на расширенном совещании членов ОУН, находящихся за границей, Бандера резко поставил вопрос о своем возвращении к руководству всей ОУН, об отмене принципа коллегиального руководства и остальных «демократических решений» III сбора. Одновременно он направил Проводу ОУН письмо с указанием обеспечить технические условия для своего перехода на Украину.
Для Шухевича сложилась непростая ситуация: с одной стороны, он был вынужден считаться с оппозицией «краевиков», с другой - оказался в изоляции, ибо приближающаяся капитуляция Германии лишала его связи с соответствующими немецкими кругами, а контакты со США и Великобританией сосредоточил в своих руках Лебедь. А возвращение к руководству Степана Бандеры грозило потерей всех занимаемых позиций в ОУН и УГВР.
Однако было бы неверно сводить все лишь к схватке за властные полномочия.
К середине 1944 г. Шухевич, непосредственно наблюдая развитие событий в «Крае», понял всю сложность вооруженной борьбы с таким гигантом, как побеждающий в войне Советский Союз. Полное изгнание оккупантов с территории республики и непрекращающиеся войсковые операции против УПА заставили его всерьез задуматься о перспективах дальнейшей борьбы с «Совітами».
На состоявшемся в конце октября - начале ноября 1944 г. очередном заседании Провода политреферент и заместитель Шухевича Маевский убеждал собравшихся, что с разгромом Германии война не закончится, а перерастет в вооруженное столкновение США и Великобритании с Советским Союзом; значит, и следует делать ставку на этот конфликт. Высказывалось предположение, что «прихід Англії уможливлював би національне оздоровлення». Но до этого момента нужно было дожить, сохранив при том структуру организации. Поэтому активизация вооруженной борьбы «в умовах підсовітської дійсності» становилась нецелесообразной. Надлежало искать другие пути. По мнению Шухевича, требовалось овладеть искусством «як панувати над масами, щоб їх не втратити»; в данном случае разумно до начала ожидаемого конфликта «масам давати такі завдання, що будуть приносити у якомусь проценті виконання».
В августе 1944 г. органами госбезопасности был арестован член Провода ОУН М. Степаняк. В собственноручных показаниях он писал: «В деякій час після приходу радянської влади на Західну Україну Шухевич змінив свій погляд щодо можливостей революції в СРСР силами УПА, признавав попередній погляд помилковим і вслід за тим почав шукати виходу із ситуації. Між іншим висловлювався за розпущення УПА, ґрунтовну переорганізацію ОУН і[з] переходом до інших методів роботи... [За] деякий час після того Шухевич почав застановлятися над можливістю припинення діяльності взагалі, тобто не тільки розпустити УПА, але теж розпустити ОУН. Той свій погляд Шухевич висловлював тільки перед деякими членами Проводу, як, напр[иклад], «Тарасом» (Дмитрием Маевским. -Авт.), який щодо цього з Шухевичем погоджувався. Шухевич і «Тарас» вважали, що припинення всякої діяльності, отже розпущення ОУН і УПА, можливе тільки при умові, коли з боку радянської влади були б прийняті певні умови, над якими Шухевич, а зокрема «Тарас», деякий час застановлялися. Йшло отже про розв'язку шляхом договореності з представниками радянської влади. Що зроблено було з боку Шухевича і «Тараса» в даній справі, невідомо».
Можно предположить, что именно эта информация послужила отправной точкой для разработки операции «Перелом»: советская сторона, принимая позицию Шухевича за чистую монету, решила первой пойти навстречу и протянуть руку мира. Однако понадобились несколько месяцев и серьезные изменения во внешнеполитической ситуации и в самом руководстве ОУН, прежде чем Шухевич предпринял ответные шаги.
В феврале 1945 г. на совещании членов Провода он формально подчиняется Бандере, вводит того в Бюро Провода ОУН - и одновременно проводит решение, согласно которому Бандере категорически воспрещается появляться в «Крае». Мотивировка выбрана вполне благопристойная - высокая вероятность ареста «Быйлыха» советскими спецслужбами. В итоге Бандера сохранял политическое лидерство, но реальные рычаги управления организацией в Западной Украине пока оставались в руках Шухевича.
Следующим шагом стала отправка во Львов курьера, который должен был передать советской стороне согласие на встречу.
Переговоры: «Перелом» не случился
Учитывая важность полученной от «Свитляны» информации, Савченко и Карин вечером того же дня срочно вылетели в Киев и лично доложили о результатах встречи Хрущеву. Придавая большое значение наметившейся перспективе склонить подполье к мирному разрешению конфликта, Хрущев от имени ЦК дал чекистам указание принять условия Провода ОУН и вести переговоры в направлении прекращения или ограничения осуществляемой им диверсионно-террористической деятельности при одновременном прекращении оперативно-войсковых операций против подполья со стороны власти. При благоприятном развитии событий Карину следовало поставить вопрос об условиях легализации не только рядовых членов УПА, но и самих руководителей подполья с последующим привлечением их к общественной и государственной (sic!) жизни республики.
При этом было решено, что Карину следует взять с собой на встречу кого-нибудь из офицеров Львовского УНКГБ. Выбор пал на капитана А.А. Хорошуна, которого представят как работника Львовского облисполкома.
Хорошун Александр Алексеевич, родился в 1913 г. в Конотопе Сумской обл., из семьи рабочего. Образование высшее, член КПСС с 1940 г. В органах госбезопасности с 1938-го, участник Великой Отечественной войны, награжден орденами и медалями.
Во Львовском УНКГБ опасались, что бандеровцы могут совершить попытку захвата или ликвидации представителей правительства и настаивали на страховке делегации подразделением Внутренних войск, однако Карин от этого категорически отказался. Его и Хорошуна должна была сопровождать охрана из четырех сотрудников УНКГБ, и то лишь до места встречи.
Вечером 24 февраля 1945 г., четко придерживаясь инструкций курьера, из Львова в направлении Тернополя выехали два легковых автомобиля. Двигаясь по разбитому шоссе, передовая машина, в которой находился Карин, каждую минуту подавала сигналы светом фар. Но ответа от связных с той стороны не было. Добравшись до Тернополя, повернули назад и к утру вернулись во Львов. Позже выяснилось, насколько прав был Карин, отказавшись от усиленной охраны: той ночью бандеровцы, не выходя на связь, наблюдали за автомобилями, чтобы проверить, не сопровождает ли делегацию крупное войсковое подразделение.
Пришлось ждать запасной даты.
И вот 28 февраля Карин и Хорошун вновь выехали в сторону Тернополя. Двигались медленно. Через три часа миновали Злочев. Наконец на 93-м километре от Львова Карин, который все время напряженно всматривался во тьму, заметил слабый сигнал электрического фонаря, который круговым движением подавал какой-то человек, затаившийся на обочине шоссе. Это был условный знак. Карин приказал остановить машины. Один из сопровождавших делегацию сотрудников Львовского УНКГБ вышел на дорогу. Навстречу шагнул из темноты человек в полушубке, вооруженный немецким автоматом. Обменялись паролем и отзывом. Связник подошел к головной машине и сообщил, что представителей правительства уже ждут, но место встречи находится в нескольких километрах от шоссе и добраться туда можно только лошадьми. А машины с охраной останутся тут, «під нашою опікою».
Подали сани. Карину и Хорошуну завязали глаза; вместе с чекистами в сани сели двое повстанцев, бдительно следя, как бы те не сдвинули с глаз повязки. Через несколько минут в сопровождении группы всадников и еще одних саней с вооруженными «хлопцами» они двинулись в сторону от шоссе. Ехали часа три. Карин понял, что провожатые специально запутывают дорогу, и лишь отмечал про себя: проехали лес, едут полем, миновали село, повернули направо... Наконец сани остановились. Первое, что увидел Карин, когда сняли повязки, была обычная сельская хата у кромки заснеженного леса - и усиленная вооруженная охрана вокруг нее и во дворе.
Впоследствии чекистам все же удалось установить это место - хутор Конюхи Козовского района Тернопольской обл., в нескольких километрах от шоссе Львов - Тернополь.
Чекистов ввели в жарко натопленную хату, предложили раздеться. На длинном, покрытом вышитой скатертью столе стояли разные закуски и выпивка (кроме самогона, была и водка заводского производства). Вкусно пахло зажаренной с чесноком свининой.
Пауза затянулась. Было ясно, что те, с кем предстоит вести переговоры, еще не прибыли, и провожатые их дожидаются. Лишь минут через двадцать в комнату вошли двое. Поздоровались.
- Как доехали? - поинтересовался один, раздеваясь. - Надеюсь, наши хлопцы не причинили вам неудобств?
- Спасибо, доехали хорошо. Вот разве что глаза завязали, а больше никаких неприятностей не было, - ответил Карин.
- Извините, но у нас такая конспирация. Даже для своих, - пояснил первый.
- Вас же, наверное, целый полк прикрывает, - густым басом вступил в разговор второй - с почти квадратным лицом, слегка сужающимся к подбородку. - Вот мы и вынуждены скрываться...
- Прошу к столу! - пригласил первый. - Должно быть, проголодались с дороги.
Карин и Хорошун сели за стол. Хозяева налили по чарке и предложили выпить за встречу. Карину, у которого после тюремного заключения пошаливало сердце, пришлось отказаться; его примеру последовал Хорошун. Не стали пить и представители Провода.
- Ну, с чего начнем? - спросил первый.
(Далее разговор воспроизводится по отчету, составленному Кариным и Хорошуном.)
К.-Д.: Прежде всего, панове, мы хотели бы знать, кто будет вести разговор, и кого вы представляете.
Представитель Провода ОУН: Мы, собственно говоря, пользуясь правом хозяев, хотели бы задать аналогичный вопрос и вам.
К.-Д.: Я - уполномоченный Совета Народных Комиссаров республики Даниленко, а это (показал на Хорошуна) - представитель Львовского облисполкома Головко.
(Карин-Даниленко знакомит представителей подполья с официальными полномочиями правительства Украинской ССР на проведение переговоров с руководством «повстанческой армии»).
К.-Д.: Теперь можем вернуться к моему вопросу.
Представитель Провода ОУН: Мы - представители организации украинских националистов, которая, как вам известно, находится в подполье. И потому по конспиративным причинам не имеем права называть свои фамилии. Что же касается репрезентации, то мы представляем Центральный провод ОУН.
Карин про себя лишь усмехнулся. Он предполагал, что вряд ли на встречу прибудет сам главнокомандующий УПА, но рассчитывал, что делегация подполья по своему составу все же будет внушительной. Так и оказалось. Хорошая зрительная память и знание примет оуновских главарей позволили ему сразу же вычислить, кого отрядил Шухевич на эту ответственную встречу: первый - Дмитрий Маевский, второй - Яков Бусол.
Дмитрий Маевский (он же «Косар», «Тарас», «Зруб»), родился в 1914 г. в Сокальском районе Львовской обл., из семьи учителя, с незаконченным высшим образованием. Окончил учительскую семинарию, учился в Варшавской консерватории по классу скрипки. Член ОУН с 1932 г. Поветовый проводник ОУН Жовковского района, организатор вооруженных выступлений в сентябре 1939 г., затем окружной проводник Сокальского района. Участвовал в подготовке вооруженного восстания в советском тылу, приуроченного к нападению Германии на СССР. Бежал в Краков, после раскола поддержал группу Бандеры. Участник II и III сборов ОУН. С началом войны один из руководителей т. н. Северной походной группы ОУН, организовывавшей на оккупированной территории местные органы власти. Член Провода ОУН с 1942 г., референт пропаганды. Доверенное лицо Шухевича. С августа 1943 г. - замруководителя Бюро Провода ОУН, политреферент ОУН.
Яков Бусол (он же «Галина», «Киевский», «Днепровой»), родился в 1912 г. в г. Клевань Ровенской обл., из семьи богатого землевладельца. По окончании гимназии год проучился во Львовском университете. Член ОУН с 1934 г. Организационный референт Провода ОУН на Волыни. В 1939 г. бежал в Краков, после раскола поддержал группу С.Бандеры. Участник II и III сборов ОУН. После начала войны - руководитель административного отдела Ровенской областной управы. Референт пропаганды Краевого провода ОУН на Волыни, политреферент и заместитель командира УПА-Север. Член Провода ОУН с 1943 г., начальник отдела политвоспитания Провода ОУН и ГВШ УПА.
К.-Д.: Мы прибыли сюда по поручению правительства Советской Украины с целью предложить вашему Проводу и командованию УПА прекратить вооруженную борьбу против Советского государства, прекратить братоубийство. И мы хотим узнать: как вы относитесь к этому предложению? Имеете ли вы волю и желание вести переговоры с правительством республики о прекращении борьбы, сдаче оружия, наконец, о роспуске своих войсковых формирований и подполья?
Д. М.: Мы не готовы сразу дать ответы на ваши вопросы. Мы ищем брода, чтобы приблизиться к вам, но у нас возникает в связи с этим множество вопросов. Например, такие. Считает ли нас Советское правительство немецкой агентурой или политической силой? Оцениваете ли вы нас как конструктивный или как деструктивный элемент?
К.-Д.: Мы ставим вопрос прямо - о переговорах, о прекращении кровопролития. Вы же сбиваетесь на общие проблемы. Стоит ли? О связях добавлю: агентурные связи вашего Провода с немцами широко известны, и сейчас, наверное, не время и не место дискутировать на эту тему.
X.-Г.: Нет необходимости и в определении конструктивности или деструктивности ваших дел - о них пусть судят философы и историки. Мы призываем вас к конкретике, к решению принципиального вопроса - дать людям возможность мирно и спокойно жить, работать на своей земле. Хватит крови и жертв.
Я. Б.: Мы не можем миновать ни философских, ни исторических проблем. Мы хотим быть конструктивным элементом в политической жизни Украины. Мы не имеем права пренебрегать тем психологическим комплексом, который лежит в основе нашей организации.
К.-Д.: Мы знаем цену вашему психологическому комплексу. Видим и разницу между вашим и нашим - советским - мировосприятием. Вы воспитаны и других воспитываете на предательских традициях Ивана Мазепы, Ивана Выговского, Симона Петлюры, а мы воспитываем людей на патриотических традициях Богдана Хмельницкого, на традициях дружбы народов.
Я. Б.: Ваши традиции - то ваше дело. Но война продолжается. Правда, теперь у вас сильная армия. Вы даже можете разгромить немцев. А потом ваша армия столкнется с армиями союзников. И это закончится вашим крахом.
К.-Д.: О ваших надеждах мы читаем в вашей подпольной прессе, в журнальчике «Ідея і чин» и других. Слушая вас, вижу, что история так ничему и не научила вас, националистов. Знаете, я пришел в революцию юношей и вот уже 26 лет из лагеря наших врагов слышу это слово - «крах». Сначала говорили, что крах Советской власти наступит через две недели, потом срок продлевали на месяцы, потом - на годы. Между тем тех, кто пророчил нам это, самих постиг крах, а власть Советов жила и крепла. В начале войны ОУН делала ставку на победу фашизма, однако крах потерпели именно гитлеровцы. Давайте все же не будем отвлекаться на идеологические дискуссии и споры, а дадим ответы на главные вопросы. Вы готовы прекратить вооруженную борьбу или, по крайней мере, ограничить ее на время переговоров?
Д. М.: Конкретного ответа сейчас дать не можем. Нам надо все взвесить, посоветоваться со своим руководством. Пока что, как я уже говорил, мы ищем брода к переговорам, ищем вполне искренне.
К.-Д.: Это не ответ. Правительство республики обратилось к вам с призывом прекратить обреченную на провал борьбу. Ведь дальнейшее ваше сопротивление абсолютно бесперспективно, оно выгодно только немцам. Об этом в конце концов шла речь в двух обращениях правительства Советской Украины к участникам подполья.
Д. М.: Окончательного ответа на все вопросы дать не можем. Это прерогатива Провода. Хотел бы лишь уточнить: что вы предлагаете в первую очередь?
К.-Д.: Предлагаем сложить оружие, вернуть «уповцев» к честному труду, вовлечь их в общественную жизнь. Всем, кто повинится перед народом, в том числе и руководителям подполья, правительство гарантирует освобождение от уголовной или какой-либо другой ответственности.
Д. М.: И эта гарантия будет закреплена каким-то документом? Как мы передадим ее нашим людям?
К.-Д.: Я думаю, мы с вами должны подписать соглашение, что ОУН и УПА прекращают борьбу и складывают оружие, а правительство Украины гарантирует каждому полную безопасность. Это соглашение можно будет размножить типографским способом и вручить каждому вашему человеку. Заверенное печатью, оно будет служить и пропуском, и гарантией.
Д. М.: И что будет с нашими людьми, когда они явятся к вам с этими листовками?
К.-Д.: Кто захочет учиться - может поступать в вузы и техникумы; выбор места работы в пределах республики гарантируется. Все желающие работать на земле получат ее.
Я. Б.: А если кто-то не захочет возвращаться в свое село или город, опасаясь самосуда или преследования?
К.-Д.: Такие люди получат возможность свободно выбирать место проживания, и им предоставят жилье.
Д. М.: А что будет с организацией, с нашими вооруженными подразделениями?
К.-Д.: Они должны быть распущены. Люди, если захотят, могут пойти служить в Красную армию. Условия прекращения борьбы, предлагаемые вам правительством, - почетные, благоприятные. Руководство республики не возражает и против участия «уповцев» и их проводников в общественной жизни, в деятельности государственного и хозяйственного аппарата.
Д. М.: Нет! На капитуляцию мы не пойдем. Даже если бы мы оба капитулировали - за нами никто не последует. Мы хотим обсудить вопрос шире, рассмотреть политические и психологические аспекты прекращения вооруженной борьбы. А на это требуется время.
X.-Г.: Вы снова уходите от прямых ответов на наши вопросы. Поэтому я склоняюсь к выводу, что у вас нет доброй воли к прекращению кровавой борьбы.
Я. Б.: Воля у нас есть, но сразу все решить невозможно.
К.-Д.: Давайте тогда обсудим хотя бы вопрос о прекращении массовых убийств мирного населения, о прекращении диверсий на железных дорогах. Это очень тревожит правительство республики. Мы не понимаем, как можно подрывать пассажирские поезда с детьми, женщинами, пожилыми людьми. Несколько таких диверсий совершено на днях возле Здолбунова.
Д. М.: Это борьба. Вы арестовываете и судите наших людей. Мы же отвечаем своими методами...
Переговоры продолжались пять часов, но позиции сторон так и не сблизились. Последняя зимняя ночь года подошла к концу. К шести утра в комнате повисла тишина. Карин передал главарям подполья все, что было ему поручено Хрущевым. Слово оставалось за Проводом. Но Маевский и Бусол молчали.
Как позднее вспоминал Карин, он видел, какая тяжелая внутренняя борьба происходит в умах этих людей, от решения которых зависела судьба их организации. Когда он все же предложил составить проект соглашения, где были бы изложены условия советской стороны, представители Провода ответили отказом. Маевский вновь повторил, что эта встреча носит лишь предварительный характер, и они не имеют полномочий подписывать какие-либо бумаги. При этом добавил, что о результатах встречи они доложат руководству подполья и затем через Музыку сообщат о принятых решениях. Если какие-то вопросы возникнут у советской стороны, она может по тому же каналу направить письмо в адрес Центрального провода ОУН. В этом случае на конверте нужно указать фамилию «Гайворонский».
Представителям правительства оставалось лишь распрощаться и покинуть хутор. Уже стоя на пороге, Карин повернулся к Маевскому и Бусолу и произнес: «Я все же очень надеюсь, что вы оцените гуманный шаг правительства к миру, а наши беседы положат начало согласию и прекращению братоубийственной борьбы». Делегатам вновь завязали глаза и тем же кружным путем доставили на шоссе. К полудню 1 марта они вернулись во Львов.
Замыслы Шухевича: путь к «Дажбогу»
Вскоре чекисты получили первую информацию, свидетельствующую о реакции главарей подполья на предложения руководства республики. Один из руководителей львовского краевого провода, арестованный в ходе операции, показал на допросе, что окончательного решения Провод еще не принял. Но Шухевич в разговоре с краевым проводником Федором Тершакивцем намекнул, что «было бы хорошо, если среди стрельцов и симпатиков организации пошли слухи, будто инициатива переговоров исходит не от «Совітів», а от руководства УПА». Данная информация свидетельствовала, что Шухевич активно готовит почву для принятия советских предложений. Это обнадеживало советскую сторону: видимо, предпосылки закончить конфликт миром все же существуют. Однако надежды эти себя не оправдали...
В конце марта 1945 г. оперативный источник, связанный с кругами униатской церкви, сообщил, что по возвращении из Москвы Г.Костельник, И.Котив и К.Шептицкий действительно установили связь с верхушкой подполья, но предложения советской стороны вызвали в Проводе ОУН сильнейшие разногласия. Шухевич и Маевский с группой сторонников стояли за переговоры, но большинство членов Провода во главе с Лебедем были категорически против любых контактов с «Совітами» и настаивали на активизации вооруженной борьбы.
А далее источник передал информацию, позволившую чекистам вскрыть истинную подоплеку поведения Шухевича. В связи с особой важностью этого вопроса для нашей темы приведем обширную цитату из оперативного сообщения агента.
«Говоря о принципиальных позициях, занимаемых по вопросу переговоров одной и другой группами Центрального «Провода», Костельник рассказал: «Шухевич считает, что методы, которые сегодня ОУН использует в практике своей работы, - гибельны для организации и могут привести к полному уничтожению оуновских кадров. Задача же состоит в том, чтобы сохранить кадры, и на ее выполнение надо направить... все усилия всех звеньев организации. Для этого нужно сейчас решительно перестроиться и найти новые методы, и единственный путь к этому - это путь переговоров с большевиками.
При помощи этих переговоров можно будет легализовать, т. е. спасти от уничтожения кадры, необходимые для будущей национальной революции, и под прикрытием этой легализации замаскировать оуновские кадры, внедрив их в государственный аппарат, в армию, во все отрасли экономической и культурной жизни государства (выделено мной - Авт.). Работу ОУН надо перестраивать на более длительный период с применением новых методов работы, над практическим применением которых нужно думать уже сейчас.
Шухевич считает, что надо сейчас отказаться от активной вооруженной борьбы с Советской властью, отказаться от террористических методов, а перейти на более глубокую работу».
Таким образом, идти на реальное примирение с советской стороной Шухевич не собирался изначально. Он строил свой расчет исключительно на возможном конфликте бывших союзников с СССР и планировал использовать мирное соглашение с «Совітами» для реализации определенной тактической схемы, которая позднее получит наименование «Дажбог». Ее суть заключалась в следующем: путем легализации сохранить кадры ОУН, сформировать прочные позиции в органах управления и подготовиться к захвату власти в Украине в дальнейшем. Участники легальной сетки должны были вступать в партию и комсомол, проникать в государственные учреждения, а при возникновении войны между бывшими союзниками создать инициативные группы и взять в свои руки власть на местах.
Схема Шухевича имела все шансы на успех: достаточно вспомнить, какие широкие возможности открывали для оуновцев предложения советской стороны, включая участие главарей подполья в общественной и государственной жизни республики! Они же позволяли Шухевичу сохранить лидирующее положение среди националистов на Украине уже в новом качестве.
Однако для реализации этой схемы ему было необходимо сломить сопротивление остальных членов Провода, находящихся под влиянием Лебедя. И с этой целью Шухевич решил прибегнуть к помощи УГКЦ. Зная, каким колоссальным авторитетом пользуются униаты у основной массы повстанцев, он вначале через свою мать, а затем и через личного связного обращается к Костельнику с просьбой повлиять на оппонентов и склонить их принять предложения советской стороны.
Униаты, которые поддерживали связь с обеими группировками, оказались в сложной ситуации. В целом в тот период отец Гавриил разделял позицию Шухевича и даже отзывался о нем как о «дальновидном политике и умном человеке». Он тоже считал, что с «москалями» (под которыми здесь подразумевались не только русские по национальности, но и население Центральной и Восточной Украины) следует «маскироваться», проводить «тонкую линию работы» и «находить точки соприкосновения». Но в то же время его обуревали сомнения: как бы «не вышло так, что мы договоримся с Москвой и этим самым своими руками похороним свое детище - дорогое для Украины дело национальной революции». Поэтому, невзирая на давление некоторых униатов (в частности, Котива), побуждающих поддержать линию Шухевича, Костельник предпочел занять нейтральную позицию и даже фактически подыграл оппонентам последнего, заявив (как мы помним) на встрече с Кариным 1 февраля 1945-го, будто Провод отказывается от мирного урегулирования конфликта. Эти сведения, согласно сообщению источника, оказались ложными: никто не уполномочивал отца Гавриила давать такой ответ. В итоге реальной поддержки от униатов Шухевич так и не получил и соответственно не смог принудить противоположную сторону принять свою точку зрения.
А если бы?..
История, как известно, не знает сослагательного наклонения, и мы не можем с уверенностью судить о том, как развернулись бы события в реальности, если бы Шухевич, преследуя собственные цели, сломил сопротивление оппонентов и добился заключения мирного соглашения. И все же возьмем на себя смелость сделать некоторые предположения.
В условиях завершения войны, учитывая возможность конфликта с бывшими союзниками, Советский Союз, безусловно, был заинтересован в прекращении вооруженного сопротивления на своих западных границах, что обусловливало готовность идти на существенные уступки подполью. Подтверждением тому служат условия, переданные Кариным во время встречи с представителями Провода ОУН.
В то же время, получив упомянутое выше сообщение оперативного источника, советское руководство не могло не сделать для себя определенных выводов относительно искренности повстанческих главарей в данном вопросе.
И все же путь к миру был возможен. Показательно, что уже после того как стали известны подлинные мотивы Шухевича и не осталось сомнений в его двуличности, Хрущев и Савченко продолжали настаивать на перемирии; весной и летом 1945-го они неоднократно передавали по каналу Ярославы Музыки предложения восстановить контакты и довести переговоры до логического конца (последнее было направлено Шухевичу в июле).
Расчет, по-видимому, строился на следующем: осознавая утопичность идеи «национальной революции» ОУН при отсутствии ее реальной поддержки в масштабах всей Украины, руководство УССР не воспринимало ее всерьез, надеясь блокировать планы Шухевича силами органов госбезопасности, а его группу планируя склонить к совместной работе. Судьба иных проводников, которые позднее были арестованы или сдались чекистам, дает основания считать, что такой вариант был вполне реален.
Не питая иллюзий насчет «искренности» намерений тех же М.Матвиейко и В.Кука, руководство УССР тем не менее помогало им получить образование и сделать карьеру, способствовало обретению ими различных материальных благ, создавало условия для активной жизни - конечно, не забывая использовать это в том числе и в пропагандистских целях. Можно предположить, что подобная же судьба могла постигнуть и Романа Шухевича. Нет сомнений, что ему были бы созданы все условия для нормальной жизни и деятельности, а быть может, его действительно удалось бы привлечь к государственной жизни Украины. В то же время пристальное внимание западных спецслужб, под которым, несомненно, находился бы повстанческий главарь, заключивший соглашение с «Совітами», исключало возможные репрессии и являлось для Шухевича определенной гарантией и страховкой.
А главное - мир в Галиции был бы восстановлен и братоубийственному конфликту с многочисленными жертвами с обеих сторон положен конец.
В игру вступает третья сила
Однако в игру вмешалась третья сила, ретранслятором которой выступил давний оппонент и соперник Шухевича Николай Лебедь.
В беседе с оперативным источником Костельник характеризовал его как «ярого фанатика-националиста», который «безоговорочно против [любых] переговоров с большевиками и твердо стоит на необходимости продолжения активной вооруженной борьбы». Далее источник сообщал, что после встречи с отцом Гавриилом «Лебедь заявил большое недоверие интеллигенции г. Львова и особенно той части ее, которая организационно связана с ОУН. Лебедь, как говорит Костельник, считает, что интеллигенция Львова зашаталась, не протестует против Советской власти и ее мероприятий, а наоборот, льет все больше и больше воды на колеса большевистской мельницы, и в ее среде имеются явные тенденции к сговору с Советской властью. «75% львовской украинской интеллигенции надо уничтожить», - так, со слов Костельника, якобы заявил Лебедь».
Информацию «о крайне отрицательном отношении Лебедя к вопросу переговоров и перехода к новой тактике и методам работы» подтвердил в беседе с источником и Иван Котив. По его словам, «Лебедь угрожает - в случае если «Провод» пойдет на переговоры - отколоться от Центрального «провода», создать свой «Провод» и стать на путь уничтожения тех, кто будет осуществлять как переговоры, так и практически вытекающее из результатов переговоров».
Столь бескомпромиссная позиция бывшего «урядуючого» проводника ОУН становится вполне объяснимой, если учесть основное направление его работы во второй половине 1944-го - начале 1945 г.
Напомним, что после выезда в Словакию Лебедь, действующий под прикрытием «надпартийной» УГВР, прилагает максимум усилий для установления через своих эмиссаров контактов со США и Великобританией. Его деятельность получила одобрение на расширенном совещании членов ОУН в феврале 1945 г. в Вене, на котором было решено: не разрывая отношений с Третьим рейхом, налаживать контакты с западными «альянтами».
В начале лета 1945-го в Цвиккау и Эрфурте (Германия) под эгидой Генерального секретариата иностранных дел УГВР, возглавляемого Н.Лебедем, состоялись встречи оуновцев с представителями американского военного командования, контакт с которым удалось установить эмиссару Лебедя Анатолю Каминскому. ОУН представляли уже упоминавшиеся члены Президиума УГВР И.Гриньох и М.Прокоп, а американскую сторону - сотрудник армейской контрразведки США С.Скубик. В Мюнхене контакты с американской контрразведкой установил Е.Стахив, во Франкфурте-на-Майне - руководитель разведки УГВР О.Татура. В Швейцарии аналогичные переговоры вел Е.Врецьона.
Усилия Лебедя принесли ощутимые плоды. В директиве министра госбезопасности Украины С.Р. Савченко по этому поводу отмечалось:
Имеющиеся в МГБ УССР материалы свидетельствуют, что американская разведка в своей шпионской, диверсионной работе против СССР широко использует организацию украинских националистов.
Установлено, что в результате имевших место переговоров между членами Центрального провода ОУН... и представителями американских оккупационных властей было заключено соглашение, согласно которому Центральный провод ОУН обязался снабжать американцев информацией военно-разведывательного характера, а также о внутриполитическом и экономическом положении на Украине. В связи с этим Центральный Провод ОУН дал соответствующее указание всем низовым подпольным организациям.
Одновременно американская разведка широко практикует дачу заданий своей агентуре, забрасываемой на территорию УССР как нелегально, так и под видом репатриантов, связываться с ОУН с целью использования ее в сборе разведывательных данных, оказания помощи в проведении оуновцами антисоветских акций, передачи собранных сведений американской разведке через возможности ОУН, в нелегальных ходках через границу после выполнения агентурой заданий американской разведки.
Установлено также, что эмиссары закордонных центров ОУН, прибывая на территорию Украины, имеют одновременно задание по сбору разведывательных данных для американцев.
На основании этой директивы была подготовлена и соответствующая ориентировка, содержащая важные подробности. Позволим себе процитировать из нее обширный фрагмент:
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ОРИЕНТИРОВКА
об использовании американской разведкой организации украинских националистов (ОУН) для проведения шпионской, диверсионной и другой деятельности против Союза Советских Социалистических Республик
На протяжении долгих лет, вплоть до момента перелома в ходе второй мировой войны в пользу Советского Союза, лидеры организации украинских националистов в лице членов Центрального Провода ОУН - бандеровцев... состоя на службе у немецкой разведки в качестве ее агентов, всемерно способствовали широкому использованию ОУН немецкой разведкой в проведении разведывательной и другой подрывной работы против СССР в пользу Германии, рассчитывая получить из рук Германии право на создание «самостийной Украины».
Убедившись в неизбежности поражения гитлеровской Германии во второй мировой войне, но не отказавшись от достижения теми же методами своей цели, лидеры ОУН стали предпринимать шаги к установлению контакта с англосаксами, в первую очередь американцами.
Предпринимая эти попытки, лидеры ОУН рассчитывали на достижение своей цели, исходя из того, что вся предыдущая политика правительства и реакционных элементов в США, Канаде, Англии и др. странах Западной Европы по отношению к украинской националистической эмиграции состояла в максимальной, как материальной, так и моральной поддержке любой антисоветской деятельности этой эмиграции.
Поддержку антисоветской деятельности украинских националистов эти государства, и прежде всего правительство США, оказывали, исходя из соображений нанесения вреда Советскому Союзу, дезинформирования мирового общественного мнения и сокрытия империалистических замыслов.
Поскольку стремление ОУН установить контакт с американцами соответствовало интересам американской разведки, которая еще в ходе второй мировой войны активно приступила к разработке планов проведения шпионской и подрывной работы в странах Европы и в первую очередь в Советском Союзе, такой контакт был установлен. ОУН перешла на содержание американской разведки, имея в виду использовать противоречия между СССР и США и с помощью последних, за оказание услуг по шпионажу, диверсии и террору, добиться создания «самостийной» Украины...
В июле 1945 года главную квартиру ЭЙЗЕНХАУЭРА дважды посетили представители украинской националистической эмиграции - МУДРЫЙ Василий, ИЛЬНИЦКИЙ Роман и ГРИНЬОХ Иван...
Осенью 1945 г. представители руководящих кругов ОУН снова возобновили переговоры с представителями американских оккупационных властей при участии генерала ЭЙЗЕНХАУЭРА.
В результате этих переговоров американцы согласились оказывать всяческую помощь ОУН, потребовав взамен, что бы впредь вся деятельность ОУН проводилась под именем Украинской Головной Вызвольной Рады - УГВР, обосновывая необходимость перемены вывески тем, что ОУН скомпрометировала себя связями с немцами и поэтому целесообразно выступление украинских националистов как за границей, так и на Украине - проводить в дальнейшем только под именем УГВР.
В январе 1946 года в г. Франкфурт-на-Майне состоялось совещание членов Центрального Провода ОУН - бандеровцев СТАХИВ Владимира и ГРИНЬОХ Ивана с представителями американских оккупационных властей в Германии.
В результате этих совещаний было достигнуто соглашение, по которому ОУН - бандеровцев обязывалась представлять американцам военно-политическую информацию о Советском Союзе. Одновременно американцы потребовали от бандеровцев проведения на территории УССР политической диверсии в их пользу, путем восхваления военной и экономической мощи Америки и пропаганды неизбежности поражения в ней Советского Союза.
Здесь стоит, забегая вперед, добавить, что в феврале 1946 г. при посредничестве находящегося в Риме епископа УГКЦ Ивана Бучки, которого немцы в свое время активно продвигали на роль военного епископа дивизии СС «Галичина», Лебедь и Гриньох установили контакт с сотрудником ЦРУ Новаком и передали через него обширную разведсводку о положении в УССР, подготовленную Шухевичем и переданную за кордон его личной связной И.Савицкой («Быстрой»). Полученная информация убедила западные спецслужбы в широких возможностях подполья, и вскоре Новак становится постоянным координирующим звеном между УГВР и ЦРУ.
Далее в ориентировке МГБ УССР говорилось:
Документально установлено, что Центральный Провод ОУН - бандеровцев при направлении своих эмиссаров на территорию западных областей Украины дает последним задания по сбору шпионских данных, интересующих американскую разведку.
Содержание шпионских сведений об СССР, которые американская разведка пытается получить через ОУН, в ряде случаев аналогично с характером шпионских сведений, которыми усиленно интересуются американские разведчики в посольстве США в Москве.
Выполняя задание правительства США, американская разведка получила не столь давно задание собрать данные об имеющих якобы место фактах подготовки СССР к войне. Эти «факты» необходимы американскому реакционному правительству для того, чтобы ввести в заблуждение мировую общественность, а также для того, чтобы в действительности в широких масштабах разведать состояние обороны Советского Союза.
О том, что для ведения разведывательной работы на территории СССР американская разведка широко использует украинских националистов, свидетельствует следующее:
...В бункере члена Центрального Провода ОУН «Лемиша» (В.Кука. - Авт.) была захвачена инструкция низовым организациям о необходимости сбора на территории СССР разведывательных данных. Характерно, что необходимость использования рядовых оуновцев в качестве американских шпионов Центральный Провод ОУН пытается объяснить тем, что получение информации о подготовке СССР к войне является важным моментом для ОУН.
Эта инструкция обязывает все организации ОУН приступить к сбору шпионских сведений, причем подчеркивается, что важную информацию Центральный Провод будет иметь возможность получить лишь тогда, когда все территориальные Проводы подполья, все подпольщики будут сами собирать такую информацию и как можно быстрее информировать руководящие центры и, в частности, главный Центр пропаганды Центрального Провода ОУН о добытых материалах.
Для сбора шпионских сведений рекомендуется следующий вопросник:
- Ход демобилизации Советской армии, ее фактическое состояние. Какие возрасты и в каком количестве мобилизованы в Советскую армию;
- В какой мере территория Западной Украины насыщена воинскими частями Советской армии (наименование и численный состав, места дислокации, род оружия, качество техники и т. д.).
- Передвижение частей Советской армии, боеприпасов, горючего и военной техники по железным и шоссейным дорогам на Запад;
- В каких темпах проходит сейчас обучение Советской армии;
- Что говорят сегодня на политзанятиях солдатам, насколько подготавливают их в морально-политическом отношении к войне;
- Постройка на территории Западной Украины авиабаз, укреплений, баз снабжения (обратить особое внимание на разные т. н. «военстрои»);
- Призыв новых возрастов. Какой процент призывников освобождается от военной службы и по каким причинам;
- Сведения о подготовке общей мобилизации;
- Подготовка гражданского населения в военном отношении (в школах, на заводах, в учреждениях);
- Какими темпами работают сейчас стратегически важные заводы (например, нефтеперегонные), куда направляется их продукция;
- Дислоцируются ли на данной территории продуктовые склады, запасы стратегического сырья и т. д.;
- Имеет ли место вывоз оборудования заводов и фабрик вглубь страны;
- Как работает промышленность предметов ширпотреба, есть ли эти предметы на рынке;
- Как психологически подготавливается население к войне. Что говорят агитаторы на митингах, в связи с предстоящей войной;
- Что говорят между собой о войне высокопоставленные партийцы, работники администрации, офицеры.
О том, что вышеприведенная директива о развертывании ОУН разведывательной работы против СССР в пользу Америки была доведена до низовых организаций, свидетельствует ряд аналогичных инструкций-вопросников, изъятых органами МГБ при проведении чекистско-войсковых операций по ликвидации банд оуновского подполья в ряде районов западных областей УССР. Эта директива распространялась с грифом «строго секретно», «к немедленному исполнению».
Заканчивалась ориентировка красноречивым пассажем:
Вышеизложенные данные свидетельствуют о широком и всестороннем использовании американской разведкой ОУН в организации шпионской диверсионной работы против СССР и обязывают весь чекистский аппарат органов МГБ Украины применить максимум энергии, творческой инициативы в деле выявления и пресечения деятельности американских шпионов и диверсантов и их прямой агентуры - участников банд оуновского подполья.
В конце 90-х годов прошлого века в США вышла монография Питера Гроуза «Операция «Свертывание»: необъявленная война Америки за «железным занавесом»», которая, по образному выражению американского историка Дж. Бурдса, явилась одной из величайших бомб, упавших на традиционное восприятие истории «холодной войны» за последние годы.
Операция «Свертывание» (Operation Rollback) - стратегия борьбы США с СССР с помощью тайных методов - была начата в 1946 г. по инициативе Джорджа Кеннана, которого называют инициатором и архитектором «холодной войны». Чтобы иметь возможность отрицать само существование этой операции и избежать ее обсуждения в Конгрессе, руководство ею не было поручено ни Госдепартаменту, ни ЦРУ. Кеннан предпочел передать свое детище в ведение безобидного Управления координации политики (УКП). Финансировалась операция за счет регулярного перечисления средств, официально предназначавшихся для реализации плана Маршалла. К 1951 г. ее годовой бюджет вырос до 100 млн. долл.
«Мы предлагаем операцию в традиционном американском духе - организованную общественную поддержку сопротивления тирании в других странах. На протяжении всей истории США наши граждане объединялись как частные лица для защиты дела свободы во имя тех, кто страдает от угнетения. Мы предлагаем возродить эту традицию как раз для того, чтобы отстаивать национальные интересы США во время настоящего кризиса».
Каким же образом предлагалось поддержать эту якобы частную инициативу? В предпоследнем черновом варианте документа № 10/2 Национального совета безопасности США, датированном 30 апреля 1948 г., давался недвусмысленный ответ на этот вопрос: «Общее руководство и финансовая поддержка возлагаются на Правительство [США], непосредственное руководство и финансирование передаются частной американской организации или организациям (возможно, «бизнесу»), состоящим из частных лиц, приблизительно такого уровня, как Аллен Даллес. Эти организации с помощью своих отделений в Европе и Азии установят контакты с национальными подпольными движениями в разных странах через их представителей, находящихся в государствах свободного мира. Через таких посредников эти организации будут оказывать помощь и направлять движения сопротивления за «железным занавесом». Кеннан настойчиво подчеркивал: «Это тайная операция... с использованием частных лиц в качестве посредников».
Джеффри Бурдс указывает, что официально операция «Свертывание» была утверждена Объединенным комитетом начальников штабов США 18 июня 1948 г., а фактически Штаты по инициативе Кеннана (несмотря на упорное сопротивление некоторых армейских кругов и самой разведки) стали тайно оказывать поддержку военизированным формированиям, боровшимся с Советами в Восточной Европе, с 1946-го.
Тут нужно внести некоторые коррективы в данные американских исследователей. Как было показано ранее, спецслужбы США установили контакты с оуновскими кругами еще летом 1945 г. и тогда же это сотрудничество получило одобрение командующего американскими оккупационными войсками Эйзенхауэра. Таким образом, дату начала контактов ОУН со спецслужбами США следует отодвинуть по меньшей мере на год.
По свидетельству Гарри Росицке, руководителя резидентуры ЦРУ в Мюнхене, от американского правительства получали поддержку не менее чем 30 тыс. украинских националистов, действовавших против СССР в Галиции. С воздуха им сбрасывали медикаменты, деньги, радиопередатчики. «Общая задача наших операций, - подчеркивал Росицке, - состояла в том, чтобы создать систему раннего оповещения: чтобы нам сообщали о том, что в таком-то районе есть признаки мобилизации. Именно этого от нас добивался Пентагон... Один высокопоставленный полковник на совещании в Пентагоне потребовал от ЦРУ «поставить агента с радиостанцией на каждом аэродроме от Берлина до Урала»... Чтобы установить наблюдение за военными объектами в Восточной Европе, на наши базы в прилегающих районах были направлены сотни агентов... были задействованы сотни инструкторов, тысячи конспиративных квартир».
Готовясь к началу гипотетической третьей мировой, сотрудники разведок Запада не жалели ни сил, ни средств, чтобы установить точную дислокацию советских Вооруженных сил (что подтверждается и приведенным ранее вопросником, направленным рядовым звеньям оуновского подполья). И без лишней брезгливости привлекали «кадры» к этой своей деятельности. «Противно вспоминать, - признается Росицке, - как приходилось использовать любого подонка, лишь бы он был антикоммунистом... А раз уж мы были готовы или даже стремились к тому, чтобы завербовать сотрудников, то выбирать нам особенно не приходилось...»
В этот период был завербован и Николай Лебедь. Сотрудники американских спецслужб дали ему такую характеристику: «Он жестко и непреклонно проводит свою линию, однако не слеп в своих суждениях, как показывает его политическое прошлое. Он активен, у него прекрасное чутье - он умеет выслеживать и беспощадно преследовать врага. Он неподкупен, решителен, крайне инициативен и совершенно лишен эгоистических интересов в работе. Слывет одним из лучших антибольшевистских лидеров на Востоке, работающих над созданием новой Европы».
Теперь становятся понятными те различия в тактических схемах Шухевича и Лебедя, которые в конечном счете и привели к провалу советской операции «Перелом».
Если Шухевич, находясь в гуще событий, был заинтересован в том, чтобы до ожидаемого «начала третьей мировой войны» любой ценой, даже путем договоренностей с «Совітами», сохранить структуру организации, то для Лебедя главным было продемонстрировать перед западными спецслужбами «воюющую Украину» и при этом выполнить взятые на себя обязательства.
Тактика Лебедя объясняется следующим. Как считает Дж. Бурдс, использование спецслужбами США украинских националистических формирований преследовало две цели: с одной стороны, они являлись «глазами и ушами» разведки США во враждебном, согласно американской военной доктрине, государстве, а с другой - дестабилизировали Советский Союз изнутри, сковывая значительные силы Красной армии, Внутренних войск и истребительных батальонов. И обе эти цели отвечали непосредственным задачам операции Rollback.
При этом характерно, что, как констатировал Росицке, «десятки агентов заплатили жизнью за решение наших проблем... Было совершенно очевидно, что они [украинские повстанцы] не смогут уцелеть».
Шухевич предвидел такое развитие событий - использование рядовых повстанцев в качестве «пушечного мяса» для обеспечения интересов западных «альянтов». А потому пытался донести свою точку зрения о целесообразности заключения мирного соглашения с «Совітами» до номинального главы всей ОУН Бандеры и заручиться его поддержкой. И хотя, по сообщению оперативного источника, в существующем раскладе сил «Степан Бандера как таковой... не играет никакой роли... и... мнение его не имело бы значения», Шухевич весной 1945-го, сразу после встречи Маевского и Бусола с Кариным, все же направил к нему связного с сообщением о предварительных переговорах с советской стороной.
Показательно, как отреагировал «Быйлыхо»: он не придумал ничего лучшего, чем передать письмо с мирными предложениями советской стороны... руководству агонизирующего Третьего рейха. В 1946 г. в одном из немецких архивов была обнаружена копия адресованного ему письма из «края» с перечнем советских мирных инициатив.
Не получив от Бандеры поддержки собственных инициатив и испытывая прямую зависимость от связей зарубежных центров ОУН (прежде всего Лебедя) с западными спецслужбами, Шухевич вынужденно прерывает контакты с советской стороной.
Тем не менее, он все же попытается реализовать схему «Дажбог» в условиях подполья. И хотя, по информации советских спецслужб, до 25% явившихся с повинной боевиков ОУН-УПА сделают это по заданию подполья, эта акция на первых порах не приведет к заметному эффекту (он проявится много позже: ни Шухевича, ни Бандеры уже не будет в живых, но государственная машина УССР, включая спецслужбы, окажется насквозь инфильтрированной сторонниками и симпатиками ОУН). Параллельно с этим Шухевич предпримет шаги к самостоятельному установлению контактов с западными «альянтами» - даже направит с этой целью в Москву свою личную связную Д.Гусяк, чтобы та нашла подходы к американскому посольству. Однако и эта затея себя не оправдала.
К концу 40-х Шухевич окончательно утратит надежды на скорый конфликт англосаксов с Советским Союзом и перед ним вновь встанет задача сохранения остатков находящегося при последнем издыхании подполья. В 1948 г. он уже со своей стороны предпримет попытку возобновить контакты с советской стороной.
Но - слишком поздно... Украинские спецслужбы хотя и сделают ему навстречу определенные шаги, на этот раз уже не воспримут всерьез мирные инициативы повстанческого главаря. К тому времени руководство УССР уже располагало исчерпывающей информацией о тотальной поддержке ОУН западными спецслужбами, главной целью которой являлась дестабилизации СССР изнутри. И попытка Шухевича на этот раз воспринималась именно в этом ключе...
Кеннану в конце концов пришлось пожалеть о решении начать необъявленную войну против Советов, оказывая поддержку «движениям сопротивления» в Восточной Европе. Давая показания в Особом комитете по разведке сената США 28 октября 1975 г., главный разработчик операции «Свертывание» покаялся: «Решение начать политическую войну было моей величайшей ошибкой. Оно привело к совершенно иным результатам, чем те, на которые я рассчитывал».
И в этой связи Дж. Бурдс задается вполне уместным вопросом: какое значение имела эта «величайшая ошибка» для ответных действий советской стороны?
Прежде всего, она повлекла за собой серьезную эволюцию советского представления о западной угрозе. Тот факт, что националистические повстанческие формирования по всему периметру западных границ СССР активно поддерживаются Западом (в рамках операции «Свертывание»), глубоко повлияв на советское восприятие западной угрозы, спровоцировал (начиная с 1946 г.) эпоху «повышенной бдительности» в отношении скрытых действий Запада, резкую эскалацию международной напряженности, а также повлек за собой крупномасштабные реорганизации советских спецслужб и начало послевоенных репрессий, направленных на ликвидацию внутренних врагов.
Мирная инициатива утонула в истоках «холодной войны»?
В заключение приведем некоторые выводы, предложив в качестве таковых мнения двух современных американских исследователей.
Как считает Г.Митрович, устрашение являлось лишь первым шагом к решительным мерам по уничтожению Советской державы. Влиятельными кругами США была разработана доктрина национальной безопасности, которая предусматривала значительно более решительную, чем это обычно понимается, политику, направленную на вытеснение советского влияния из стран Восточной Европы и подрывающую коммунистический контроль внутри самого СССР с применением «любых мер, за исключением войны».
Посредством агрессивной психологической войны (начиная от обычной дипломатии и до тайных военных действий) американская элита, отвечающая за национальную безопасность, надеялась повлиять на умы советского руководства и населения. Она полагала, что либо заставит Советский Союз отказаться от своих усилий по созданию новой послевоенной международной системы и тем самым восстановит независимость Восточной Европы, либо же вызовет распад советской коммунистической системы изнутри. При этом политические и военные круги США не сомневались, что могут применять практически любые «резкие военные меры» без опасений получить адекватный советский контрудар.
В то же время, отмечает другой исследователь - М.П. Леффлер, своими действиями США значительно усиливали тревогу советских руководителей, таким образом внося весомый вклад в гонку вооружений и распространение «холодной войны» на страны третьего мира. «Холодную войну» невозможно расценить как производную американской реакции на советский экспансионизм. Напротив, Кремль проводил реальную политику. И хотя идеология играла важную роль в формировании взглядов советских лидеров, тем не менее, они не были заинтересованы оказывать содействие продвижению мировой революции. Главной заботой советского руководства являлось обустройство собственной страны, защита и обеспечение безопасности ее границ и сохранение собственного контроля над этими территориями.
В итоге становится ясно: предположение о том, что советские ответные меры были основаны на весьма реальной обеспокоенности по поводу угрозы собственной национальной безопасности, представляет собой радикальный вызов традиционной, доминирующей точке зрения о марксистской (экспансионной) идеологии, о советском (сталинском) элементарном стремлении к господству и о сталинской мании величия.
Таким образом, резюмирует Леффлер, «американцы должны перестать довольствоваться верой в мудрость своей страны времен холодной войны... Действия должностных лиц США вызвали недоверие, усугубили трения и подняли ставки в глобальной игре. Их упорное стремление к проведению политики силы... принесло больше вреда, чем пользы».
Итак, советская сторона изначально была заинтересована в скорейшем прекращении вооруженного сопротивления на своих западных границах и изъявляла готовность не только первой прекратить борьбу, но и пойти на значительные уступки подполью, а главное - привлечь руководство ОУН к общественной и государственной жизни страны.
Однако советская операция «Перелом» потерпела неудачу, поскольку лидеры ОУН предпочли войти в тесный контакт с западными спецслужбами и возобновить разведывательно-диверсионную деятельность на территории СССР уже под новым контролем.
И в этом контексте вопрос об ответственности за начало «холодной войны» приобретает совершенно иные очертания...
* Организация Тодта (Organisation Todt) - военно-строительная организация в фашистской Германии (названа по имени Фрица Тодта - организатора строительства укреплений согласно приказу Гитлера в 1938 г.).
Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
