Часть 1 http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/1792/
Часть 2: http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/1796/42/
Часть 3: http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/1798/42/
Часть 4: http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/1806/42/
Часть 5: http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/1808/42/
Часть 6: http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/1823/48/
Часть 7: http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/1836/48/
ГЛАВА VIII. ВЕЛИКИЙ ЛОГ
- Подписывай, Деркулов. Ты же столько этого добивался… - Павел Андреевич, расслабленно следил за вычитывающим официальный бланк Деркуловым. Разжогин, примерным школяром сложив перед собой руки, терпеливо ждал результата.
Задержанный, внимательно прочтя бумагу, взял со стола шариковую ручку и поставил в нижнем левом углу размашистую подпись.
- В течение трех суток вы будете переданы официальным представителям Международного уголовного трибунала по военным преступлениям, геноциду и преступлениям против человечности для последующего этапирования в город Нюрнберг, Германия… - полковник встал, вложил бланк в файл и вопросительно посмотрел на Нагубнова.
- Спасибо, Анатолий Сергеевич.
Разжогин сухо кивнул шефу и, защелкнув запоры металлической папки, направился к двери.
- А поцеловать?
Полковник вкопано остановился и неторопливо развернул темные стволы на подследственного:
- Кирилл Аркадьевич, мое отношение к вам и к вашим похождениям – вам известно. Прощайте… – полковник сухо кивнул и вышел на улицу.
- Вам не кажется, что я, за время следствия, весьма положительно повлиял на нашу Мисс Безупречность. В первые дни знакомства он бы желваками, как июньская черешня, покрылся бы до самой задницы.
Нагубнов только криво ухмыльнулся в ответ:
- Вот ты умеешь, Деркулов, вцепиться. Ну, дался тебе наш Толя! Делает человек свою работу – пусть делает. Да, зануда и педант, что – с того? И, потом, тебе – какой интерес с него? Всё, дорогой – отпрыгался на батуте! Может ты еще с благодарностью его вспомнишь, после знакомства с трибунальскими мордохватами…
- Понятно… Вы обратили внимание на то, что вчера он передал мне пакет документов – для ознакомления?
- Да… - полковника явно не порадовал вопрос собеседника.
- Там был такой беленький конвертик… Знаете, что в нем было?
- …? – глаза полковника потяжелели еще больше.
- Лезвие.
- М-м-м…. Где – оно?
- Да, так… Потерялось в палатке… Где-то.
- Скажу тебе прямо, Деркулов. Есть у нас, как без этого! люди, которые всерьез считают, что тебе лучше не ехать судиться. Я… - он указал на свою широченную грудь толстым узловатым пальцем… - их мнений не разделяю. Тем более, кто поверит, что такая оторва, как ты, – вскрылся добровольно?! Вот и все, что я могу тебе сказать по этому поводу. Еще вопросы будут?
- Хорошо. Закрыли тему…
- Чай?
- Лучше коньяк, Павел Андреевич.
- Не боишься спиться? – вставая со своего прокурорского места, зарокотал он потеплевшим баском.
- Нет! - рассмеялся подследственный… - Наоборот! Вы знаете, почему мы, русские, такие умные?
- А, ну?
- Да потому, что – бухаем! Мы – алхимики. Всем народом! Мы научились превращать водяру – в идеи, образы и мысли! Там где любой – оскотинивается, мы – просветляемся!
- Неслабый спич… - Нагубнов плеснул по полстакана Кизляра. – Как тут у вас говорят: «Будьмо»!
- Пусть окры – будьмуют… Ваше здоровье!!!
- И твоё!
Оценивая вкус помолчали. Закурили…
- Павел Андреевич, можно вопрос напрямую. Только если отвечать не захотите, голову морочить не надо. Я – пойму…
- После такого вступления хочется вызвать охрану…
- Да ладно. По вам видно: на двоих, таких как я, здоровья хватит.
- Не обделен, твоя правда. Крепкие были родители.
- Угу! Из вас такой же работник прокуратуры, как из меня – балерина. Кто вы на самом деле, Павел Андреевич?
- У-у-у… куда тебя понесло…
- Ответите, или, нет?
- Как бы тебе, сказать… глазастый ты наш. Ну… - Нагубнов, с нескрываемым интересом разглядывая арестанта, выдержал длинную паузу… - Скажем так – угадал…
- Штанишки, по жизни, не иначе, с лампасиками. Как у друзей, помните?
- Есть и такое галифе в шкафчике, что уж тут увиливать. Государству – оно виднее! У него, поди, вон – голов сколько. Ценит…
- Так всё же… Зачем спектакль?
- Какие ты вопросы неудобные задаешь, Деркулов. Не знаю, как тебе отвечать… Ты ведь педагогический заканчивал, так?
- Да…
- Ну, дык! Отлично! Считай – мы с тобой – коллеги. И давай – сменим тему.
- Ага… Щаз! Самое интересное только начинается… Можно с «коллеги» – поподробнее?
- Ды ты просто оракул, Деркулов. Конечно же – нельзя!
- А все-таки?
- Любопытство порок, дорогой. Иногда, летальный.
- Да мне уже – как-то…
- Ладно. Последняя попытка… Скажем, так. Возможно, что твое понимание психологии полевого командира совсем скоро поможет твоим же соратникам и всем остальным. М-м-м… - полковник пожевал губами… - Заинтересованным сторонам.
- Да-да, я слышал… – задержанный скроил насмешливое выражение лица… – Поход на Варшаву и «наши танки дойдут до Брюсселя».
- Ничего смешного. Партизанская война, как показывают последние десятилетия очень мощное средство борьбы. Надо лишь знать – азы, и нюансы современности… – Нагубнов наклонился над столом… – понимаешь?
- В общем – да.
- Прекрасно. Ты, сам-то, как думаешь – не наступите на свои же грабли? У украинцев неплохие партизанские традиции?
- Если срастется и Кравец двинет войска, то он пойдет не народ покорять и не страну объединять. Он пойдет получить по векселю… И окры – заплатят. За всё!
***
У палатки, раскинутого меж поселком Великий Лог и мостом через Медвежью, лагеря стоит Дёмин джип. Чуть дальше, на дороге, две БМП Стасовой охраны. Сам он, встряхивая мокрыми волосами, увлеченно обсасывает перья вяленой красноперки. Разговариваем, не первый час, наливая под «Марусин поясок», добиваем третью двухлитровку светлого, но друг – упорно не сдается…
- Вот ты, Кирьян умеешь мозги полоскать. Дался тебе этот ублюдок?!
- Кто, кому и куда давал, вопрос не существенный. Ты же, брат, дипломат у нас, политик, ётать… Твоя профессия – договариваться. Вот и договорись со мной. Нормальная сделка: ты мне – Адамчика, я тебе – «знамя».
- Да, конечно… Нормальная! Одни разговоры… Ты даже не намекнул, что у тебя за проект.
- Не доверяешь профессионализму старого приятеля?
- Причем тут – доверяешь? Все поменялось, за год. Кроме того, это вовсе не просто – достать Пшевлоцького. Он, судя по всему, живет на два дома – курсирует меж Львовом и Краковым. И, потом, представь какой крик поднимется, если ты его грохнешь!
- Ты заплачь еще…
- Иди в жопу! Рано или поздно я тебе подарю эту суку – в ошейнике и на строгом поводке, только сейчас – не доёбуйся!
- Я?! Да ни в коем случае! Просто сделку предлагал. Не хочешь, как знаешь. Я, как лучше хотел…
- Вот ты упрямый засранец! Больше поговорить не о чем? Прицепился! На кой тебе дался этот пиздастрадалец? Что – самая актуальная тема – на сегодня?!
- Ни в коем разе… Стас, не обижайся, но просто хочется подвести дебит-кредит большого куска жизни. - Я перевел взгляд на своих, сидящих у бережка пацанов. – Посмотри, брат. Вон – восемь ребят. Все, что осталось от отряда. Еще столько же по госпиталям. Пол сотни – в сердце лежат… Мне – просто?!
- Дружище! Я все понимаю… Кроме одного – зачем эта упёртость?
- Извини, Стасище, это ты – упираешься! Что тебе стоит – дать команду? Даже, если, сам не в силах – то, наверняка, знаешь, кто может его достать. Отдай мне этот долг и все – я навеки твоя.
- Я теперь понимаю, почему тебя ищут все спецслужбы мира…
Так и закончили, в общем-то – ничем. Окончательно не договорились. Стасово: «Я подумаю…» – может означать всё, что угодно, от: «Лады, брат, уболтал!» – до традиционного: «Пошел в жопу, Кирьян»…
Через три дня приехал Демьяненко. Поел, искупался, попил пива и лишь, часа через два, отозвал меня в сторонку.
- Пойдем, потрендим в машине.
Сказал с выражением, понятно, что – не про баб разговор намечается.
Лезть в раскаленную машину желания никакого.
- Гридницкий! Забирай мужиков и валите, погуляйте. Смотайтесь, Саламу тормозок отбарабаньте. Никольского – проведайте. И Антошу прихвати, хватит плескаться… - когда мои отошли от палатки, развернулся к Дёме: - Выкладывай, что у тебя?
Валера показал глазами: «Сейчас» – сходил в Тойоту и приволок оттуда большую желтую бандероль из толстой вощеной бумаги.
- Кирилл, здесь – документы, деньги, билеты и, самое главное, инструкция. Её, прочти, запомни и верни. Прямо сейчас. Это не сложно…
Действительно. Два пароля, адреса и места встречи.
- Дёмыч! Уверен: из меня получится классный шпиьон!
- Ничего смешного. Запоминай. Раз облажаешься – считай, закончили всю операцию. Второй попытки не будет. Лоханешься у поляков – можешь смело удавиться на носке. Никто спасать не станет. Это – понятно?
- Да, да… не грузи, не с дебилом общаешься.
- На всякий случай… Есть вещи которые обязаны быть произнесены вслух. Следующее…. Завтра за тобой приедет человек. Он будет сопровождать тебя через Россию и Белоруссию. Посадит на поезд до Кракова. На чем его миссия окончена. Если ты в указанное время не возвращаешься в Минск – мы о тебе забываем. Выкручивайся потом сам.
- Яволь…
- Если что есть из личного, сохранить – давай сюда, прямо сейчас.
Я задумался… Действительно, а что у меня накоплено за год войны?
Несколько, отправленных Алёне фотографий, и чуток денег? Стальная десертная ложка во внутреннем кармашке разгрузки? Подаренный Ильясом трофейный пистолет, который всю войну провалялся по машинам? Автомат, броник, каска, очередные стоптанные ботинки? Кем-то презентованный тельник, который я ни разу не одевал и, из принципа, не одену? Что осталось у меня от этой войны, кроме шрамов и разорванного сердца?
Встал, полез в рюкзак…
- Держи, Дёма… Это – Юрин подарок. Больше нечего хранить. Только я тебя попрошу – обязательно сбереги.
Валерка – понял… Внимательно посмотрел на склепанные из офицерского ремня и старой кобуры ножны, со знанием дела провел ладонью по дереву и латуни оковки рукояти и бережно положил нож за пазуху…
- Сохраню. Будь спок… Удачи тебе, Аркадьич. Отдай долг сердца. Оно того – стоит.
***
На привокзальном табло Центрального Краковского железнодорожного вокзала высветилось «пятнадцать пятьдесят пять». За окном кавярни* взад-вперед, тарахтя по плитке мостовой сумками на колесиках, торопятся люди. С самого детства ненавижу вокзалы. Всегда на них суетливо как-то. Нервно, сутолочно, бестолково … Видимо от детских страхов отложилось – потеряться, или быть украденным цыганами. Проклятый фрейдизм, всю жизнь испоганил…. Лишь вывеска на противоположной стенке угла основательностью контрастной надписи «pl. Kolejowy» внушает какое-то постоянство. Хотя… какое от неё может быть постоянство? Колея, это тоже – дорога…До контакта еще пять минут. Сижу второй час. Хорошо, что есть зал «для палёнцых»** – а то бы не набегался на улицу.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Kawiarnia (польск.) – кафе.
**Dla palących (польск.) – для курящих.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Неудобно как-то сидеть с пустой чашкой. Требовательно поднимаю глаза… Местные половые хорошо знают и русский, и украинский и еще, наверное, чёртову уйму языков. В дороге ломал голову – думал, на каком говорить? Вдруг лоханусь и ляпну, что-нибудь, вроде «останивки»*. Немой на оба полушария сопровождающий, ответил на мой вопрос просто: «Не еби мозги. Говори по-русски. С Минской пропиской, это – нормально».
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Имеется в виду известный анекдот про «зупынку».
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Прав на все сто… Таможенник, лениво глянув в паспорт, шлепнул штамп, не задавая лишних вопросов. Сами поляки приветливы и улыбчивы. Все, с кем вступал в разговор, свободно изъясняются с ненавязчивым акцентом. Ни следа и ни намека на, так разукрашенные в прессе, исторические фобии и национальную ненависть. Как же теперь быть с демонизацией русских, а, особенно, их заплечных дел мастеров из Донбассярии? И, что же вы, добросердечные паны, тогда, у нас вытворяете? Или, как обычно: народ и государство так, до сих пор, и не познакомились – друг с дружкой: народ и партия опять – не едины?!
Подошел вежливый мальчик…
- Еще один чай, пожалуйста. И… - вспоминая слово из вызубренного разговорника на мгновение притормозив … - Пепельничку*, если можно.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Piepielniczke (польск.) – пепельница.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Официант, грациозным движением иллюзиониста, выудил из-под передвижного столика чистую пепельницу, ловко ими колдонул, накрыв полную – чистой и, в одно движение, поменял их местами. Хорошая дрессура! Прямо, как в довоенной ресторации… Хотя, да – война-то у нас. Им, что с того?
Без одной минуты четыре дверь раскрылась и в невысокий зал заведения вошла проститутка. Спутать – сложно… Обтягивающие черные лосины, лаковые ботфорты до середины бедер, топик с трудом закрывающий низ сисек и легкая курточка, в жанре «любимый трофей махараджи». На голове, нечто невообразимое.
Ни секунды не сомневаясь, дива уверенной походкой терминатора направилась прямо ко мне. Как ты не вовремя, деточка…
- Приветик! Закажи мне стопку водки, дорогой, кофе… - не давая мне открыть рот, она, снимая куртку и основательно усаживаясь поудобнее, продолжала тарахтеть: - И пачку Красных Галуа… Рассчитайся и – вали отсюда!
Я, откровенно растерялся, от такого напора.
- Чего смотришь? Тебя ждут… За этим углом, на стоянке. Белый бусик…
Положил на стол сто злотых, подцепил свой баул и, молча, не прощаясь, вышел на улицу. Гуляй, красавочка – на все…
Машин оказалось больше, чем можно было ожидать. Белых микроавтобусов стоит три штуки, если считать с «кенгуренком»*. Женщина, кто ее знает? Поскольку у транзита** еще и голубая полоса, то его – не считаю. Распечатав вторую за день желтую пачку, двинул к всенародной вагине***.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*«Кенгуренок» - Renault Kangoo.
**Автомобиль Ford-Transit.
***Автомобиль Volkswagen.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Угадал… Не дожидаясь стука в окно дверь салона отъехала влево и в тонированном нутре показалась, наша – на всю голову, рожа. Какие тут пароли, тут кирпич – нужен…
- Куда подвезти, земеля?
- В Тамбов. На экскурсию.
- Заходи…
Внутри буса сидели трое – один в салоне, напротив меня, второй подле водителя. Сразу, без промедления, тронулись.
- Здравствуйте Кирилл Аркадьевич. Как доехали?
- Давайте без ритуалов…
- Давайте… Я – Степан. Старший группы. Впереди – Тихон. За рулем – Прохор.
- Вы, прямо, как из сказки…. Три молодца из ларца… – перебил я.
Встречающий, спокойно, не подав виду, проглотил и продолжил:
- Я… - он ткнул в себя большим пальцем правой руки… - Командую акцией. Все, включая вас, беспрекословно мне подчиняются. Один самовольный вздох и я везу вас назад к вокзалу. Все вопросы решаем сейчас, потом – без разговоров.
Несмотря на люмпенское обличье, в мужике чувствовалась жесткая профессиональная хватка. Его подручные, даже не шелохнув головами, беззвучно плыли меж мелькающей рекламы впереди.
- Хорошо. Понял. Вопрос первый – когда? Вопрос второй – как? Вопрос третий – моя роль? Больше вопросов – не имею.
- Очень хорошо! Первое – сегодня вечером. Второе – увидите. Третье – зритель.
Всем своим видом парень демонстрировал, что пререканий и споров не будет. Ну, да ладно. Хоть так…
- Принято, командир. Можно на – «ты».
Степан, удовлетворенно кивнув, развернулся к водителю:
- Прохор! На Юлиана Фалата.
В последние годы жизни я научился ждать. Видимо, с возрастом приходит. Раньше мог пройтись пяток остановок, лишь бы не дожидаться своего троллейбуса. Сейчас, как-то, всё во мне устаканилось. Мое окружение тоже, подобно кызылкумским карагачам, только ветками шелестит.
В машине накурено до дымовой завесы. Заклеенные темной пленкой окна плотно закрыты и лишь люк в крыше доносит ветерок. Хорошо, что день пасмурный, а то бы спеклись.
Степан периодически перекидывается парой слов по мобиле. Собеседников, судя по темам, несколько, но разговоры явно связаны с сегодняшним движняком. Насколько я понял, пасут моего Адамчика.
К десяти вечера старший оживился:
- Везучий ты, Деркулов. Клиент решил сделать тебе дорогой подарок: к празднику Войска Польского – смыть своей голубой кровью твой позор…
Через пять минут, мигнув два раза в стекло задней двери, мимо нас проехала легковушка. Прохор, не дожидаясь команды, выкрутил руль и, переехав на соседнюю улицу, встал на стоянке, напротив кафетерия. Вышли втроем. Быстро завернули за угол и выскочили во двор высотной многоэтажки. Да что же, пановэ, у вас тут так светло ночью: а электроэнергию – экономить?!
- Не суетись, Аркадьевич. И не горбься! Тебя никто не узнает. Даже твой приятель. Вон он, кстати…
Сердце бумкнуло и предательски замерло. Впереди, с противоположной стороны, из тормознувшего посреди двора такси вылезал подтянутый товарищ средних лет. Джинсы, куртка, футболка, кроссовки. На глазах поблескивают стекла очков. В руке большой пакет. Нормальный с виду мужчина. Лица издалека не разглядеть, но я все равно его не узнаю. Их там два десятка было в Червонопоповке. Репортеров! Знать бы заранее…
Мы быстрее – с форой метров в тридцать, зашли в неохраняемый подъезд. Тихон знал код замка. Кто бы сомневался! Встали у лифта. Мои сопровождающие еще с улицы, как-то незаметно и естественно, затарахтели на польском. Причем – быстро так. Мои познания, конечно, на уровне плинтуса, но, тем не менее, насколько я понял, у них шел разговор о каких-то производственных непонятках с профсоюзами и оплатой труда. Типа, два портовых работяги с металлургического комбината на работе не натренделись.
Когда за Адамчиком хлопнула входная дверь один из наших нажал кнопку вызова лифта. На площадку поднялся Пшевлоцький. Да что у меня с сердцем! Еще, чего доброго, он услышит, как оно – колотится…
Это Адам, сто процентов! С ударением на первой букве… Фотографий видел с десяток. И в новостях… Аккуратные, стильные очки в изящной, тонкой оправе. Немного крючковатый нос. Гладко выбритые щеки с двумя глубокими складками у губ. Ухоженные волосы непонятного цвета. Вроде, даже, подкрашенные. Он, если я не путаю, раньше седоват был, а сейчас – светлый шатен. Дорогим парфюмом ощутимо потянуло. Одет стильно и в тон. На вид: преуспевающий, чуток молодящийся, уверенный в себе мужик лет, так, пятидесяти.
Скосив глаз – глянул в пакет: вино и, кажется, фрукты. Точно, яблоки. Сквозь полупрозрачный полиэтилен пятнится рыжими дырами уголок сырной головы. Сверху, заваренный в пленку, супермаркетовский виноград. Гурман, твою мать…
Ну, когда приедет этот конченый лифт?!
Приехал. Остановился. Словно дверь в операционную, распахнулись створки. Степан прерывает болтовню и поворачивается к Пшевлоцькому:
- Яки ест пана пентро*?
Тот, помедлив неуловимое мгновение, спокойно отвечает:
- Усмы**.
Старший группы, поворачиваясь боком, уступает дорогу:
- Прошэ***!
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Jaki jest pana piętro? (польск.) – какой ваш этаж?
**O’smy (польск.) – восьмой.
***Prosze (польск.) – пожалуйста, прошу.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Клиент шагает в сияющую зеркалами могилу. Тихон, двинувшись следом, вытаскивает из кармана небольшой цилиндрик и несильно, но быстро, обогнув клиента рукой, тыкает черной, похожей на фонарик, трубочкой в область солнечного сплетения. Журналиста мгновенно отшвыривает на боковую стенку. Тут же вибрирующе хрустит электрошокер Степана. Пшевлоцький, закатив глаза за съехавшими на бок очками, тряпичной куклой складывается по частям в углу лифтовой кабины. Я тупо стою у двери.
Упавшее было тело моментально подхватывают и садят на задницу. Тихон, кошкой, выскакивает на площадку и, засунув руку за обшлаг, замирает. Степан расправляет Адамчику одежду, лезет к себе за пазуху, достает до боли знакомую эфку, вытаскивает чеку и надевает ее на указательный палец правой руки журналиста. Саму гранату, не отпуская чеки, зажимает Пшевлоцькому в сложенную «ковшиком» левую кисть и, вместе с рукой, засовывает в боковой карман джинсовой куртки. Оборачивается, смотрит на меня, выпрямляется и, сипящим шепотом, словно последнюю горячую новость, сообщает:
- Он левша! - затем несильно стукает сидящего на полу по руке и, услышав резкий, характерный щелчок, делает шаг назад из лифтовой кабины, успев, на прощание, нажать кнопку двенадцатого этажа.
- Быстро, но без спешки! – подхватив, неожиданно крепкой рукой за локоть, он тянет меня на улицу.
Два раза просить не пришлось. Включив внутренний счетчик, я двинулся вслед за Тихоном.
На пятой секунде, уже у выхода двора, я встал…
- Что за хрень?!
Степан, зарычав на ходу, не останавливаясь, вновь подцепил меня своей стальной клешней…
- Не знал, что ты такая нетерплячка!
Выходя за угол, услышали глухой и низкий удар. Сели в машину, поехали…
Через три часа, успев покрыть сто десять километров трассы, запали в уютном баре курорта Закопане. Прохор и Тихон молча гоняли в бильярд. Мы со Степаном потягивали в углу пиво. Вяленой рыбы здесь не было, зато всяких соленых даров моря в пакетиках за дурные деньги – завались. Но, по любому, лучше, чем в полицейском участке. Старший группы читает мне лекцию по прикладному терроризму…
- Если, знаючи, с умом, покопаться в стандартном запале, то он сработает через десять секунд: тридцать метров, а это уровень десятого этажа, учитывая, что лифт, после последнего ремонта, ползает со скоростью три метра в секунду, ровно. Рубишь, Кирилл? Чувак зашел в лифт, подумал, поставил пакет на пол, сел, вытащил чеку – на шестом этаже! зажмурился и, сложившись пополам, прижал гранату к пузу. На десятом Ф-1 порвала его на куски. Лифт не останавливался – электроника подтвердит: вошел на первом – подорвался на десятом… Нет. На одиннадцатом! Остановок и попутчиков – не было.
- Понятно, Степаныч… Не пережила краса и гордость независимой либерастической журналистики нанесенную подонками москалями – тяжелую душевную травму.
- Нечего ржать – послушай, что ящик говорит… - он указал подбородком на монотонно бубнящий над стойкой телевизор. Там, и вправду, все время мелькали портреты и хроника с Пшевлоцьким. Несколько раз, рядом с его фамилией, прозвучало уже выученное мною «samobójstwo»*. Это вы пока предполагаете, обвинений в убийстве пока больше. Посмотрим, что вы после многочисленных экспертиз запоете… Кранты: всей свободной и прогрессивной прессе на две недели – мозговая косточка.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*samobójstwo (польск.) – самоубийство.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Степан. Долго готовились?
- Да нет. Неделю на всё про всё. Он-то публичный пацан, на виду все время … и без охраны! – неожиданно улыбнувшись добавил он.
Странно… Я не чувствовал никакой радости, столь предвкушаемого мстительного удовлетворения. На моих глазах быстро и грамотно, не забрызгав манжет, замочили паскуду, ради которой я откровенно шантажировал Президента Республики, и крови которой жаждал год, и… ничего! Даже, какие-то кошки соболезнования на душе шкребут. Такой вежливый, чистенький, правильный дядечка. Радостно летел куда-то и, тут, на тебе – гранату в брюхо. Может к жене, детям – торопился…
- Это его дом?
- Да нет. Он, на постоянке, во Львове обитает. Здесь по отелям, обычно. На Фалата он снимает квартиру своему мальчику. Вот, решил наведаться, по заведенному…
- Сын?
- Ты чё, Кирилл? – он удивленно посмотрел мне в глаза и, видимо, увидев в них полное непонимание, вдруг захохотал на весь зал погребка! – Какой сын, братишка?! Говорю тебе «мальчик», понимаешь?! Такой розовый: губки бантиком – жопка пуговицей. Твой Пшевлоцький – альт. Причем альт известный…
- Альт???
- Вот ты даешь, Кирилл?! Как ты поехал на операцию – ничего не зная о клиенте?!
- Не гони на меня… Он, что – пидар?!
- Что за выражения, братишка?! Прямо, как в кабаке, чес-слово! Нет такого слова в современном политкорректном мире. Так только неандерталец, типа тебя, может ляпнуть. Те, кого ты по гомофобски привык обзывать педерастами, теперь – «альты», от уважительного к соотечественникам понятия «граждане альтернативного сексуального выбора»… - мой новый приятель откровенно развлекался… - Вы все там, у себя в Республике, такие дремучие?
- Знаешь, Стёпа, или, как там тебя на самом деле… Весь мир, наверное, именно такой, лишь потому, что с некоторых пор, вдруг, стало принято фашистов называть – патриотами, а пидарасов – альтами.
***
Выползя из осточертевшего вагона в славном Ростове-на-Дону, я тепло попрощался с моим провожатым.
- Подвезти до пограничного перехода?
- Да, нет, брат, спасибо… Еще хочу своих повидать.
- Удачи вам, Деркулов.
- Вам спасибо, Игорь.
Подождал, пока он сядет в такси.
Ну, вот… Пора и мне долги отдавать.
Отошел в тень, вытащил телефон и набрал номер. На втором гудке ответил незнакомый женский голос:
- Слушаю?
Неуловимый акцент выдавал в ней иностранку. Он что – жену сюда приволок?
- Добрый день.
- Добрый…
- Я могу услышать Душана Бреговича?
- Да-а… Кто вы?
- Его старый приятель из Малороссии. Меня зовут Кирилл Аркадьевич. Он – знает.
Буквально через несколько секунд в трубе раздался знакомый прокуренный баритон.
- Это ты, Дракулич?
- Да, брат, привет!
- Привет! Откуда ты?
- Линия чистая?
Душан на миг подвис…
- Не знаю…
- В двух шагах от твоего офиса. Надо встретиться. Только – никого не зови и никому ничего не сообщай. Особенно в редакцию. Понял?!
- Нет проблема! Где, скажи?
- Сам назначай! Лишь бы таксист – нашел, да никто нам не мешал.
- Помнишь, друг, где мы, ты последний раз когда был, говорили тут?
Ух ты! Конспиратор, дери тебя за ногу!
- Да, конечно, Душан – годится. Время?
- Мне десять минут надо.
- Я успею раньше…
Он выглядел, как и прежде – сухопарый, загорелый и откровенно заграничный мужик лет за тридцать, с хвостиком. Белые парусиновые штаны, такая же вымятая белая джинса распахнутой рубашки. Безпонтовая майка и мокасины на босу ногу. У нас так только гламурные студенты ходят. Если бы не ломающий нос рваный шрам через всю морду – просто играющий зайчик с обложки.
Обнялись. Сели за угловой столик.
Под тенистым навесом пусто. Пульсирующую в мозжечке кислоту, по моей ненавязчивой просьбе, сменили на протяжный черный блюзняк. В высоких, покрытых стекающим струйками прозрачного бисера, бокалах – принесли ледяное пиво. Жизнь…
Душан запарился, видно впопыхах летел. На улице солнце, в преддверии неминуемого осеннего поражения, изливает последнюю ярость. В тенечке, под затянутым диким виноградом тентом, терпимо. Сейчас еще охладимся литром-двумя внутрибрюшного – совсем хорошо станет…
- Ну, как, Душан?
- Приятель поставил на стол уполовиненный «для старта» бокал…
- Лучше, чем ебаться!
- Ха! Запомнил…
- Как твои дела, Кирилл?
- Нормально, брат… ты – как. Жену, смотрю, привез…
- Про какую ты по счету говоришь? – открыто улыбнулся серб.
- Ладно, Душан. Давай про дело.
- Давай!
- Ты здесь иностранных журналистов много знаешь?
- Всех.
- Можешь незаметно организовать сходняк в указанном мною времени и месте так, чтобы в этот же день информация пошла по мировым СМИ.
- Могу собрать. Волна пойдет по информационному поводу смотря. Если.
- Повод нормальный, Душан, не волнуйся… Добровольная сдача Деркулова.
Специальный корреспондент Белградской «Политики» аккуратно поставил стакан на пробковый пятачок подставки и, подняв полные смятения, карие глаза, спросил:
- Что ты говоришь?
День вошел в пик. Появилось еще несколько посетителей. Блюз, по многочисленным просьбам и так изнывающих от зноя трудящихся, сменили на нейтральный джаз. Учитывая цвет купюры, которую получил от меня бармен, можно надеяться, что зажигательной попсы и лагерного шансона сегодня в программе уже не намечается.
С Душаном, сложнее…
- Тебя казнят, друг.
- И правильно сделают. Так и надо! Причем дважды… Сначала – расстрелять, потом – повесить…
- Не понимаю!
- Просто. Смотри… Нам, Восточной Малороссии, нужен мученик… Икона! Не просто очередной разорванный под бомбежками, или насмерть забитый в лагере для перемещенных, а жертва международного произвола. Масштаб, понимаешь? - Серб неудовлетворенно скривил изуродованное лицо… - Давай, начистоту, Душан. Деркулов сейчас прославленный полевой командир. Живая легенда Республики. И… объявленный в международный розыск, всемирно известный военный преступник. Палач и мясник. Имидж, как тебе известно, это – всё. С обеих сторон фронта у меня слава – ещё поискать. Казнив меня, они создадут икону. Знамя борьбы. И, заметь, не только в Конфедерации, а везде, где ковровым налетом проехались национальные интересы Пендосии. Про Югославию, например – рассказывать?
Спецкор мрачно улыбнулся:
- У нас многие сидят в Гааге. Слободан умер в тюрьме. И что? Он не икона. Его, сколько, до сих пор проклинают.
- Все клянут?
- Нет. Не все, конечно…
- Он ответил за свои ошибки! У кого их – нет? По полной программе – ответил… Я же хочу – ответить за свои. Это – вторая причина…
- Ты солдат. Ты приказы выполнял. Ты не командовал!
- Командовал… До ста бойцов было в подчинении. Отдавал приказы и сам убивал… Да, какая разница, брат! Не о том речь… Заповедь – кто отменял? На тот свет я поволоку обиды на свидомитов*? – внимательно слушающий серб раздраженно развел руками… - Пойми, Душан, каждый творит в своей жизни, что пожелает, но и обязанности ответить за содеянное – никто не снимал. Я хочу – ответить… Конечно, и рассказать фашикам все, что у меня поднакопилось… Но и уплатить за свершенное – тоже.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Свидомиты (жарг.) – оскорбительное наименование «свідоміх» получившее распространение на территориях Конфедерации с началом вооруженного конфликта.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Ты странный всегда был и есть. Тебя трудно понимать. Посмотри. Люди живут. Радуются. Жены, дети, друзья. Почему твоя жизнь – кровь и война? Пройдет, кончится, как у нас, надо жить будет. Ты сам нашел свою войну. Сам на нее приехал. Сам продолжаешь. Сам хочешь погибнуть. Ты себя убиваешь! Не фаши. Ты!
- Все сложнее, Душан. Мир изменился. Мы вынуждены это признать. Полностью сменились жизненные приоритеты. У людей теперь новая вера, новое евангелие: «Возьми от жизни все»!
- Нет, Деркулов! Они устали от великих идей, забирающих миллионы их жизней! Они не хотят умирать за чужие теории. За чужие идеи! Какое дерьмо – умирать за чужие интересы! – на нас стали оборачиваться…
- Не кричи, а то съемочную группу привезти не успеешь.
Мой приятель раздраженно допил бокал и жестом показал вертлявой официанточке: «Повторить»!
- Мир, к сожалению, сложней, дружище Душан. Сказав «а», ты, неминуемо вынужден сказать «бэ», потом «вэ» и – далее по списку, пока алфавит не кончится. Невозможно после буквы «а» подставить, например, «дабл-ю», или «зет». Так и в жизни… Сказав самому себе: «Беру от жизни всё!» – человек словно заключает сделку с Сатаной. Теперь он весь погружается в тварный мир и, понятно, вынужден отринуть от себя мир горний. Можно, конечно, попытаться совместить, полезное с приятным, но тогда всё происходит по пословице про «рыбку съесть». Лишь три пути ведут к соприкосновению с духовным: истинная вера, познание и творчество. Избравший наслаждения мира, автоматически вынужден отринуть от себя все базовые составляющие религии, науки и культуры. Какой может быть пост, принятие святых таинств и упокоение в воцерковленной жизни у сражающегося за канонизированное на глянцевых страницах благополучие?! Все, что мешает успеху – тормоз! От них надо отказаться! Срочно!!! И… на помойку летят – достоинство, благородство, справедливость. Вспомни их пословицу: «Зачем бедному – гордость»? Да ладно… Ты видел когда нибудь кормящихся у суки щенков?
Мой журналист перекосив брови, на миг, задумался:
- Конечно…
- Какой там самый крепкий, сильный и здоровый?
-…?
- Тот, кто, всех расталкивая, по головам лезет к мамкиной титьке! Какой же еще?!! Что ты тормозишь, ей богу! Никто ничего нового не придумал. В жизни – именно так. Если хочешь добиться благополучия – то вынужден идти по головам. Во вселенской церкви «Взять от жизни всё» – сумасшедшая конкуренция, однако…
- Да… Принесу вам не мир, но меч. Так кажется…
- Так. Все это было и раньше. Помнишь, как ранее, в идейные годы, клеймили мещанство и обывательскую психологию? Посмотри на хохлов и нынешние результаты их исконной жадности и фундаментального похуизма! Да что народ… Замечал, почему многие бабы, к середине жизни превращаются в мутноглазых, тупорылых коров?
- Что?
- Да просто! Вот она – девочка, ласточка… оглянуться не успел, а рядом, тупой, жирный пингвин. Но недоумение – это, только, когда глаза, например, любовью зашорены и ты продолжаешь в этой твари, любить всю ту же невинную девчушку твоей молодости. На самом деле, перечисленное мною – один и тот же процесс. Женщина, как робот, запрограммирована природой на материнство, на сохранение очага. Все остальное – побоку! Как только у нее появляется этот объект сохранения – тут же включается программа. И вот – але! барабанная дробь! и… волшебная метаморфоза – в мусорную корзину летят навязанные всей мировой культурой ограничения и условности, и перед нами предстает лишь самка, готовая, за место в маршрутке для своего великовозрастного оболтуса, вцепиться любому в зенки; или, только потому, что ее дома, лёжа на диване, ждет некормленый, воняющий потом, безмозглый импотент – прущая без очереди, напролом, дурная бабища.
- Не все про таких…
- Понятно! Вот, послушай… Помню, года за три до войны, был со мной случай. Вот тогда – скальпелем по глазам – увидел истину. Наяву, как рентгеном, заглянул в саму суть проблемы... Поехали мы с одним приятелем-юристом – деньги получить в банке. Его отделение находилось в торговом комплексе «Дом Одежды». Советская! Ты должен помнить эту улицу. Три шага до «Перника» и «России». Центровее только площадь Героев Великой Отечественной Войны, через одну остановку. Выходим из маршрутки. Замечаю присевшую на корточки в углу остановки девочку лет около двадцати. Сидит, дубленку запахнула, болтает по мобилке. Ну, мало ли их – говоруний – скользнул взглядом, да пошел. Единственное, из-за чего приметил, слишком уж низкая посадка. Сидя так – ноги затекают. Выходим минут через пять. Адвокат – уезжает. Я жду свой «сто тридцать второй» маршрут «А». Поворачиваю башку. Сидит на том же месте, но уже не трендит по телефону, а в сумке вошкается. Метров пять до нее. Вдруг, боковым, примечаю, что она вытаскивает влажные салфетки – достает по одной штуке и лезет ими сбоку стенки короба остановки – под жопу. Дубленка все закрывает, ничего не видно, но понятно ведь! Думал обоссалась девка. Какой!!! Встает, заправляется и молча уходит. На земле куча желтой полужидкой дрисни. Понимаешь, брат?! Она просто села посрать – в центре города! Придавило, девочку, неожиданно. Для отвода глаз – болтала по телефону. Подтерлась, встала и пошла, как ни в чем ни бывало. Вот и всё… Да и правильно, как они говорят: «Что естественно, то не безобразно». Про потрахаться, среди бела дня, или – за щеку – прям на площадке дискотеки, я уже и не говорю – в порядке вещей… Плоды продвинутой цивилизации, так сказать. Брать – так всё, везде и сразу! И одна икона – зеркало! Вот и все секреты, брат. Да и всегда так было…
- Больше стало, друг, сейчас.
- Да. Больше, Душан. Теперь, на танковых гусеницах нам везут эту программу сразу для всех наших народов. Юниверсал-пикчерс-презентс-нах! «Бери от жизни всё» – это механизм порабощения нового века. Еще чуть-чуть и штыки уже не понадобятся: как только в мобильники вмонтируют компьютер, телефон станет показывать кино и ТВ в реал-тайме, да сравняется по цене с блоком сигарет – тогда обойдутся вообще без армий. К пиву, что даже и не пиво теперь, а какая-то сбивающая шары слабоалкоголка, уже всех приучили, как к норме, даже детей. Проповедники всех мастей уже давно у нас – стадами пасутся. Да и вообще… Нищая страна, в которой земными богами являются охмелевшие от вседозволенности чинуши и достигшие вершин потребительского рая мелкие лавочники, в то время, как ведущие журналисты областного масштаба прозябают, в лучшем случае, на триста баксов в месяц – обречена, по определению. Войны теперь ведут не полководцы – то хохлы поторопились – а те, кто на общественное мнение влияет. Не долго осталось ждать… Вэлком в эпоху модернизированного неоколониализма. Пендосы, на своем большом острове, по-прежнему рулят туземцами… И горе побежденным! Вот он – новый Рим…
- И ты решил теперь сдаться? Вместо борьбы?!
- Нет, Душан! Нет!!! Я решил лишить их самой сути этой битвы. Главного приза – ради чего их кукловодами всё и затеяно… Решил спасти свою бессмертную душу.
***
На безразмерной площади меж взлетно-посадочных полос международного аэропорта несколькими малыми группками стояли люди в военной форме. Среди них, своей непохожестью, немонтируемостью в окружающую обстановку, выделялся закованный в наручники средних лет мужчина в потрепанном солдатском бушлате. Короткий ежик припорошенных сединой волос теребил влажный, ознобистый утренний ветерок. Он, не говоря ни слова, смотрел вдаль. Неподалеку выруливал сияющий полированным зеркалом брюха самолет.
Стоящий рядом офицер, с любопытством вглядываясь в арестованного, спросил:
- О чем вы сейчас думаете, Деркулов?
Мужчина перевел вернувшийся в действительность взгляд и спокойно ответил:
- О дверях милосердия нам отверзаемых…
Второй, судя по погонам – старший по званию, спросил у напарника:
- Co on przemawiać*?
- Ja nie rozumiej. To jest pomylonym słowami**.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Что он говорит? (польск.)
**Я не понял. Бред какой-то…(польск.)
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Ветер, заворачия кольцами промозглую морось, теребил неподалеку висящие на флагштоке государственные флаги. На бетоне лежали бескрайние лужи. Ночью шел дождь.
Весна 2005 – лето 2007 г.
Город Луганск.
