Известный лозунг «Россия для русских», который был официальным девизом Российской империи во времена Александра III, сегодня намеренно толкуют в превратном смысле. Если бы толкование этой формулы как тупоголового кредо «погромщиков», экстремистов, пытающихся исключить из империи всех чужаков, было верным, то царствование предпоследнего императора было бы не таким, каким оно было на деле. А было это очень тихое и стабильное время, «тихая заводь», по выражению О. Мандельштама. Такая стабильность, классовый и национальный мир покоились именно на основании «русского порядка» и православного представления об идеальном государстве: «да тихое и безмолвное житие поживем во правоверии, и во всяком благочестии и чистоте».
Надолго отрезать русских от своего великого цивилизационного стиля, от перспективы большого проекта может желать только крайне недальновидный общественный деятель. Нужно быть очень невнимательным, ненаблюдательным и неблагородным человеком, чтобы, живя в России всю свою сознательную жизнь, допускать мысль о том, что русские лишены миссии, превышающей стандартные цели и конституции обычных, средних «национальных государств». Не любя Россию, не ценя ее своеобразия, нужно все-таки различать, где нелюбимое, нежелательное, а где несуществующее. Антирусское, антинационалистическое крыло современной российской элиты отличает то, что они выдают в России нежелаемое за недействительное. Однако нежелаемое ими вполне действительно, и оно уже заявляет о себе.
«Россия для русских» - это не лозунг изоляционистов, ксенофобов и вытеснителей всего нерусского, хотя им и могут прикрываться «придурки и провокаторы», цепляясь за его буквальный смысл. «Россия для русских» - это определенная имперская и историческая норма. Сущность этой нормы и ее логика заключены в том, что коренному государствообразующему племени, главному носителю и проводнику русского цивилизационного начала никто не должен препятствовать внутри самой России. Никто внутри России не должен сметь мешать нам осмысливать, выражать, трансформировать, вновь формулировать и отстаивать уже во внешних пределах державы нашу национально-культурную, духовную и цивилизационную миссию.
Национальная идея в массах может выступить и как дурная идея. Но космополитизм в массах - идея c самого начала безобразная. Массового космополитизма можно пожелать только человеческому стаду, иванам, не помнящим родства, более того, уже лишенным родства. Если интеллигенты, эти «середнячки» образованных сословий, могут быть пошлыми, это понятно и порою естественно, ибо интеллигенция есть плод унификации через всеобщую стандартизацию культуры и образования. Но народ, племя в его целом не может и не должен быть пошлым. Глыба не может быть пошлой в силу своей дикости, необработанности. Народ несет в себе некоторое варварство, но с возможностью гения в себе. Это глыба, к которой не подступился еще художник.
Космополитическая же масса (законченная в себе «нация») уже обработана бездарным скульптором, это испорченный материал. Ни произведения не получилось, но и дикости уже нет.
ВАСИЛИЙ РОЗАНОВ И КАРЛ ШМИТТ О ПРОТИВОСТОЯНИИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Сама по себе проблематика войны Запада и Востока широко обсуждалась в русской и европейской мысли. Но именно Василию Васильевичу Розанову принадлежит попытка прямого сопряжения разных измерений противоборства. За два года до развязывания Первой мировой войны Розанов четко описал это противостояние не как технологическое или военное (таковым в чистом виде оно никогда не являлось), но как духовную проблему. Будучи мастером раскрытия философских тем в работах малого жанра, мыслитель наиболее емко и выпукло представил свои взгляды на сей счет в очерке «1812-14 годы и их возможное идейное значение».
Внешнеполитическая канва противостояния (Н. Данилевский), его культурно-историческая канва (К. Леонтьев), наконец, попытка интерпретировать его как задачу конвергенции цивилизаций (П. Чаадаев и В. Соловьев) - все это длительное обсуждение у Розанова получает свое новое выяснение и разрешение. Россия, по мысли Розанова, не увидела и не могла увидеть в побежденном Западе того «историзма», который отвечал бы ее размаху. Вместо насущного пути от атомов к человеку и далее к космосу русские заразились совершенно не нужным им нигилизмом, духовным вирусом разложения космоса и атомизации самого человека, - заразились этим вирусом от носителей вовсе не высшей, а просто-напросто старейшей культуры (поэтому Розанов сравнивает наполеоновскую Европу с Персией Дария, а Россию того времени - с Элладой Александра): «Случилось то, что позднее случилось с Эллинами при Александре Македонском: победитель заразился от побежденного началами его духа и цивилизации. Мальчик бросился жадно и любопытно на старческие сладости и пороки, на старческую мудрость, на старческую расслабленность и изнеженность».
Подчеркнем в скобках: мы заразились пагубными началами не от победителей, а от побежденных. Исторически Россия идет на смену Западу (мысль гениального немецкого философа Освальда Шпенглера), поэтому их победа над нами силовым путем была бы противоестественной, тогда как наши победы над западными народами закономерны. Если же мы и терпим поражение, то от себя самих, разрушая свой успех собственными руками, собственной непоследовательностью и неразберихой.
В очерке Розанова дается своего рода упование на начинающийся XX век: выражается надежда, что люди нового века вернутся к углубленному взгляду на окружающий мир, от расщепления природы и самого человека на атомы - к новому «очеловечиванию» мироздания. Розанов предвидел, что новейшие достижения человеческого знания будут связаны с прозрением в живой и неживой природе «образа человека»: «до известной степени природа пропахла человеком раньше, чем он родился».
Именно в указанном и завещанном Розановым направлении - поворота обратно к человеку - развивалась философия Карла Шмитта, стремящегося воспринимать мир как целое. Шмитт в своей блестящей работе «Новый номос земли», написанной на полвека позже очерка Розанова и соответственно учитывающей уже реалии двух мировых войн, а также опыт нарождающейся геополитической науки, перекликается с Розановым в том, что новейшая история идет по пути поиска новых сценариев, в которых воплощались бы старые модели мировой гармонии и мирового порядка. Любопытно, что одним из исконных значений греческого «номос» («закон» и «жительство» - по греч. этимологии) был и музыкальный лад. Шмитт обрисовал несколько возможных сценариев становления нового равновесия сил на планете. В том, как он строил эти сценарии, явственно ощущается «очеловечивание» больших исторических вопросов: в борьбе приходящих на смену друг другу цивилизаций противостоят не безличные силы, не «мертвые» стихии, но духовные лики, личностные начала человеческой истории.
Учитывающий опыт трех мировых войн (ведь наполеоновские войны для своей эпохи были поистине мировыми), Шмитт невольно описал Россию как ловушку для западного демона Земли (демона Суши). Этим демоном был одержим сначала Наполеон, затем страны «тройственного союза», а затем - фашистского ядра Европы. Запад раздваивался на враждующие начала, которые была призвана мирить и усмирять друг в друге великая восточная цивилизация - Россия, сама все больше проникающаяся смыслом и заботой этих западных споров, но по внутренней своей природе им чуждая. Россия выступила не как слепая стихия азиатской реакции, но как своеобразная личность. Выступила как экзорцист Запада, силой обуздывающая его революционных демонов (на языке которых Россия - «жандарм Европы»), а также демонов с идеей мирового господства, этих «предтеч Антихриста» (Россия - инициатор «Священного союза», основной участник Антанты и антигитлеровской коалиции). Россия, внутренняя закваска которой еще в полной мере не взошла, и сама не сознавала, какая существенная, ключевая роль в истории ей отведена свыше.
КАКОВА МИССИЯ РОССИИ?
Пока история продолжается, внутри «номоса земли» будут возрождаться новые центры силы, пульсировать новыми артериями жизни. Земля будет вкачивать в древние жилы традиций и в натруженные вены цивилизаций обновленную горячую кровь.
Парадоксальным образом именно единственность миссии, единственность истины (или, по русскому выражению, Правды) сама дает питательную среду для своей же собственной альтернативы. Действие рождает противодействие - даже распространяемое благовестие апостолов вызывает в ответ усиленную подпольную работу «тайны беззакония», даже Христос порождает не только Церковь, но и свою тень, дробящуюся в «лжепророках» и символически интегрированную в фигуре Антихриста.
Так и на уровне геополитики усиление одного из полюсов вызывает противодействие в других точках ойкумены. В работе «Новый номос земли» Шмитт набросал три сценария будущего: называя их современными терминами, это, во-первых, тотальный глобализм победителей в «холодной войне», во-вторых, антиглобализм при доминировании атлантистских сил, наконец, многополярный сценарий (о котором громко заговорили «на Востоке» в эпоху Ельцина и при живом еще Дэн Сяопине). Глобализму и антиглобализму противостоит третий путь, действительная альтернатива, внутри которой Россия может сохранить свой тысячелетний цивилизационный вектор. «Третья возможность - говорит Шмитт, - основана также на идее равновесия... Может быть так, что образуются многие самостоятельные большие пространства или блоки, которые осуществят между собой равновесие и тем самым установят новый порядок Земли».
У духа мирового господства нет исхода, этот демон, будучи изгнан из одного одержимого, вселяется в кого-нибудь еще. (По-шмиттовски, понятие «номос» восходит к глаголам «захватывать», «делить», а по-розановски, этой идее соответствует немецкое grafen и haben - «грабить», «хапать».) В сущности, борьба за сушу и море закончилась, и вместе с началом новейшей эры - покорения воздуха, а затем и открытого космоса - это уже борьба не за море, не за сушу, даже не за небо, а за жизненное пространство вообще. Но бороться за пространство, находя в этом предельный смысл своего становления, может лишь саморазложившаяся, самораздвоенная цивилизация. Различные же миры, самостоятельные традиции-цивилизации обречены на борьбу за господство над чем-то более важным: над Временем и Историей.
В этой последней борьбе с Западом Россия всегда представлялась отсталой, неподготовленной. Главная проблема России, с точки зрения Розанова, это запаздывание в осмыслении своей самостоятельной мировой роли. По существу, Россия как более молодая цивилизация запаздывала с этим и в эпоху византизма, и в эпоху после крушения Константинополя, и в эпоху Петра, и в XIX веке. Мальчик боролся со стариком, ученик - с мастером. «Славянофильство, - иллюстрирует эту мысль Розанов на примере ситуации XIX века, - запоздало родиться на тридцать лет: а если бы оно родилось одновременно с 12-м годом, как духовный плод физических усилий, мы, очевидно, не имели бы декабристов, Герцен не отправлялся бы в эмиграцию, русские вместо запоздалой Государственной Думы имели бы уже к поре освобождения крестьян Земский Собор с плеядой великих умов и характеров того времени. Едва я назвал эти факты, как всякий почувствует, до чего запоздалость славянофильства имела действительно роковые последствия - общественные и государственные».
Наш интеллектуальный класс все время отстает от практических задач России как цивилизации. В нашей общественной жизни реализуется схема догоняющей национальной рефлексии. Это отставание компенсируется негодным образом: на место не пришедших еще русских мудрецов с их идеями вклиниваются чужие рецепты, многие из которых исторически противопоказаны России. Поэтому момент, когда русская мудрость догонит исторические задачи свой цивилизации, должен совпадать с моментом, когда мы изгоняем из нашего руководящего слоя нетерпеливых проповедников общечеловеческих панацей, торопливых лекарей, прописывающих «цивилизаторские» рецепты.
Миссия цивилизации не становится менее реальной по причине запоздалости ее осмысления. Несформулированное, неосознанное не значит недействительное. Миссия может тихо дремать в цивилизационном мире, она может не декларироваться, поскольку первоприсуща самой душе народа-целеполагателя, народа, беременного мировой задачей. Нередко острое чувство своей миссии народ начинает испытывать под воздействием извне, под угрозой для своей идентичности.
Проявившаяся в истории невольная миссия России - снимать западноевропейские (начиная с папских), а если присмотреться, то и восточноазиатские (монголы, османы) претензии на мировое господство - связана таинственно с замыслом Божиим обо всей мировой истории. Не то чтобы некто нарочно восстанавливает равновесие сил на земле, но земля как целое стремится избегнуть однородности и энтропии, обмануть существующую тягу к монополизации мира.
Получается, что «миродержавие» (термин Н.Я. Данилевского) заключено вовсе не в господстве над всеми племенами и народами, а в сдерживании тех, кто жаждет такого господства. Это миссия хотя и «негативная», «отражающая», но по своему архетипу самая высокая (миссия Хранителя гармонии, Спасителя мирового лада). И это служение Стража мира до сих пор было миссией России.
БОЛЬШАЯ БЕДА И БОЛЬШАЯ МЕЧТА
Уже самим своим существованием - пусть даже пассивным и даже отчасти попустительским по отношению к нынешней первенствующей атлантистской империи - Россия сдерживает ее триумфальное шествие по миру. Представим себе на миг, что России нет или отсутствует хотя бы ее термоядерный потенциал, - мы получим совсем другую картину мира, совсем другой «номос земли», мы получим апокалиптическую однородность, растворение всякого сопротивления и всякого своеобразия человеческих качеств в мире одинаковой количественной кислотности под полным диктатом «новой великой блудницы» во имя «последнего зверя».
Поэтому Россия была и остается мировой державой просто по факту своего существования. И это нужно рассматривать не как повод для какого-то самоуспокоения, но как стартовую площадку для скорейшего включения все новых и новых кругов нашего общества в перспективные проекты, которые определят будущее. Если в фазисе СССР Россия взяла на себя роль второго (восточного) полюса мира, то сейчас она должна занять место лидера нового многополярного номоса земли (третий сценарий Шмитта). Очевидно, что сегодня вырисовываются как минимум пять демонстрирующих мощную динамику «трехмерных» (вода-суша-воздух) цивилизаций, которые в разных соотношениях реализуют принцип автаркийного пространства (то есть такого пространства, которое в случае необходимости может полностью замкнуться в себе и обойтись внутренними ресурсами и возможностями).
Идея автаркии не является какой-то ересью и отсталостью по сравнению с идеей глобализации - две эти идеи суть инструменты в умелых руках, не более чем инструменты. Но если кто-то (как наши нынешние глобализаторы или, с другой стороны, сторонники узконационалистической линии) превращает эти инструменты в идолов, на которые молится и которым вынуждает приносить человеческие жертвы, то подобных идолопоклонников следует гнать в шею из политической и культурной элиты. Наши доморощенные евроатлантисты и наши националистические изоляционисты, проповедующие новую «Московскую Русь» в пределах государства Ивана Грозного до взятия Казани - это две головы одного и того же змея, цель которого - заглушить ростки реставрации державы.
Предложенная в моей книге «Природа русской экспансии» (журнал «Русский предприниматель» представлял эту книгу в №7-8 за 2004 год, с. 96. - Ред.) концепция динамического консерватизма одним из аспектов своих предполагает осмысление России как единого комплекса традиции-цивилизации. В данном случае эту диаду дополняет третья составляющая. Традиции (корням) и цивилизации (энергетически-силовой оболочке, живому телу исторической общности) соответствует еще третий, наименее уловимый элемент, который встраивается в них как их заветное, сокровенное измерение. Этот элемент может быть осмыслен как национально-государственная миссия, как задание большого стиля цивилизации или ее великого проекта. Но, в сущности, он является чем-то вроде вкладываемого свыше «живого воображения», способности к фантазии, к мечте, которая усваивается не только индивидууму, но и общине. Мечта, которую прочерчивает в будущее каждый самостоятельный мир, - это, в конечном счете, и есть то, что коренным образом отличает мир самостоятельный от мира вторичного и онтологически зависимого. Что определяет нашу мечту о самих себе, каков состав вложенной в традицию закваски, как осуществляется вдохновение - это одна из величайших тайн истории. Но ясно другое: никакой общечеловеческой закваски не существует.
У разных цивилизаций разные мечты, разные виды на будущее мироустройства. Действующая, живая традиция похожа на просыпающийся время от времени вулкан. Жерло традиции выдает все новые и новые толчки расплавленной «материи», которая затвердевает в цивилизационной форме. Поэтому цивилизационное творчество - это не идиллия, не обывательское домостроительство, а весьма рискованное дело, не избегающее катастрофических сценариев.
Внутри традиции заложено переплавляющее ее плоть откровение, время от времени на нас обрушивается Божий бич, причина одновременно страданий человеческих, но и человеческих взлетов. Зачастую решающим в истории является не фактор победы, а фактор поражения, опыт сокрушения и смирения. Большая беда, приходя к народу-целеполагателю, очень часто выступает как источник его переплавки и перековки, ведущей к новому цивилизационному росту.
Традиция-цивилизация не сломлена до тех пор, пока дух ее не сломлен. Магическое господство над пространством - внешняя рамка истории, всегда относительная, как любые средства и орудия. Магическая власть цивилизации всегда временна, всегда сменяема юной и более продвинутой наследницей, выдвигающей иную мировую миссию. Внутренняя сущность истории - раскрытие каждого лица, предложение этим лицом своей миссии и, как результат, плодотворное столкновение миссий. В нем лица в полноте своего существа предстают перед Тем, Кто вкладывает в свои создания вдохновляющее их неповторимое начало, аристотелевскую «энтелехию», евангельское «горчичное зерно». Без оплодотворения миссией носители традиции обречены оставаться неполноценными, они засыхают как осенняя ботва. Если же некоторая персональная или эпохальная миссия выполнена, то она «прилагается» к традиции как ее новый слой.
Виталий АВЕРЬЯНОВ
