Наблюдая нынешнюю российскую политическую жизнь, можно заметить определённую взаимосвязь между наличием демократических взглядов и психическим здоровьем их носителей. Наиболее яркими примерами могут служить пламенные выступления Валерии Новодворской, известный факт пребывания в психлечебнице будущего лидера «Яблока» Григория Явлинского или наличие официальной справки о шизофрении у одного из ведущих журналистов «Московского комсомольца» Александра Хинштейна.
Однако подобный феномен проявлялся и в более ранние эпохи. Возьмём идейных предшественников нынешних либералов — российских масонов конца XVIII — начала XIX века. Многие знают о помешательстве П. Я. Чаадаева, члена масонской ложи «Соединённых друзей» и декабристского «Союза благоденствия», писавшего статьи, наполненные ненавистью к России. Однако гораздо менее известно, что один из основателей декабристского движения генерал-майор Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов также был, как говорится, «не в себе».
В 1814 году вместе с другим генерал-майором, племянником знаменитого фаворита Екатерины II Григория Орлова Михаилом Фёдоровичем Орловым Дмитриев-Мамонов основывает так называемый «Орден рыцарей русского креста». Целью новоиспечённых «рыцарей» было учреждение в России конституционной монархии. Помимо этого в составленной Дмитриевым-Мамоновым обширной программе, озаглавленной «Пункты преподаваемого во внутреннем ордене учения» предусматривалось:
° «учреждение Сената, составленного из 200 наследственных пэров, магнатов или вельмож государства, из 400 представителей дворянства и из 400 представителей народа»;
° «дарование 200 наследственным вельможам государства уделов городами и поместьями»;
° «переселение половины жидов из Польши в ненаселенные губернии России и обращение их в веру»;
° «вольная продажа вина и упразднение винного откупа»;
° «соединение Волги и Дона каналом»
и множество других разнообразных мероприятий, всего 46 пунктов.
Каким же образом основатель «Ордена» собирался достичь столь радикальных целей? Подготовкой военного переворота? Нет, это было бы слишком банально.
«Страстный масон, он разрабатывает детальные ритуалы заседаний ордена с бесконечным множеством обрядов, пишет катехизисы для каждой из трёх проектируемых степеней ордена и в особой рукописи распространяется о том, что орден должен в окрестностях обеих столиц, а также во всех главных пунктах Империи иметь обширные „дачи", принадлежащие его членам, где будут подземелья и ложи со сводами для ведения великих масонских таинств» (Нечкина М. В. Движение декабристов. Т.1. М., 1955. С.136).
В результате к 1818 году «Орден» практически прекратил своё существование. Часть его членов перешла в новую декабристскую организацию — уже упомянутый «Союз благоденствия». А Дмитриев-Мамонов, который, по свидетельству современников, и раньше страдал «помрачением рассудка», в 1819 году подал в отставку «за болезнью» и поселился в своей подмосковной деревне. В июле 1825 года он был официально признан невменяемым. Оставшиеся годы своей долгой жизни основоположник декабризма, объявивший себя Владимиром Мономахом и по совместительству Папой Римским, провёл под опекой. Умер он 11 июня 1863 года от ожогов, случайно поджегши на себе обильно смоченную одеколоном рубашку.
Сомнительным представляется психическое здоровье и некоторых других «рыцарей русского креста», например Максима Ивановича Невзорова. Этот ветеран масонского движения начинал свою карьеру ещё в ложе известного «просветителя» Н. И. Новикова. В феврале 1792 года вместе с другим масоном этой ложи Василием Яковлевичем Колокольниковым он был арестован при возвращении из-за границы. Причиной ареста было подозрение, что Невзоров и Колокольников являются курьерами, осуществляющими связь между заграничными масонскими центрами и наследником российского престола Павлом Петровичем.
Однако следствие ждало жестокое разочарование, поскольку оба арестованных начали проявлять явные признаки невменяемости. В записках И. В. Лопухина, также состоявшего в то время в новиковской ложе, приводится следующий диалог Невзорова со следователем Степаном Ивановичем Шешковским:
«Невзоров был болен и не мог отвечать. Да и нечего отвечать было, а Шешковский думал, что он упрямится и таит нечто важное. Знаешь ли ты, где ты? — говорит ему Шешковский. Невзоров: не знаю. Шешковский: как не знаешь? Ты в Тайной! Невзоров: я не знаю, что такое Тайная. Пожалуй схватят и Вас, завезут в какой-нибудь стан да скажут, что это Тайная и допрашивать станут» (Записки сенатора И. В. Лопухина. М., 1990. С.63.).
Подобно многим диссидентам XX века, Невзоров заявлял, что подвергается «психотронной обработке»:
«А в Невском монастыре (место первоначального заключения Колокольникова и Невзорова — И.П.) все иезуиты, и меня душили магнизациею, так как и в крепости все иезуиты, и тут также его мучают составами Калиостро, горючим материалом» (Новые документы по делу Н. И. Новикова // Сборник Русского исторического общества. Т.2. СПб., 1868. С.142-143).
Следует заметить, что косить под сумасшедших «жертвам самодержавия» не было никакого резона. Как известно, Екатерина II не казнила своих политических противников и вообще отличалась излишней снисходительностью к «смутьянам». Практически все привлечённые по делу Н. И. Новикова отделались лёгким испугом или, в худшем случае, ссылкой в свои имения. А Невзоров и Колокольников в итоге оказались в психиатрическом отделении Обуховской больницы. Колокольников здесь же вскоре и умер, в то время как его товарищ задержался в «жёлтом доме» на целых шесть лет.
16 апреля 1798 года воцарившийся на российском престоле Павел I приказал «содержащегося в здешнем сумасшедшем доме студента Невзорова в рассуждении выздоровления его отпустить в Москву к сенатору Лопухину с тем, чтобы он за него и поведение его отвечал» (Новые документы по делу Н. И. Новикова. С.144-145). Данное распоряжение выглядит весьма двусмысленно, если учесть, что многие историки высказывают сомнение в здравом уме самого императора.
Выйдя из «психушки», наш герой, разумеется, немедленно вернулся к общественной деятельности. Не знаю, делился ли Невзоров впечатлениями от екатерининской «карательной психиатрии» со своими молодыми соратниками, но можно не сомневаться, что он внёс достойный вклад в продвижение России к демократическим идеалам.
А тем временем светоч «свобод и конституций» неумолимо притягивал к себе всё новых «реформаторов». Так, в 1807 году некая прапорщица Баскакова подала московскому викарному архиерею письмо, в котором предлагала «способы к ограничению власти монаршей в России». Однако поскольку «способы» эти оказались явным бредом, предтеча Новодворской была признана умалишённой и отправлена в суздальский Покровский монастырь «впредь до исправления». Кроме того, как выяснилось во время следствия, Баскакова «беспокойным нравом своим расстроила мужа своего, который от огорчения начал пить», а также жестоко обращалась с крестьянами (Жандармы России. Политический розыск в России. XV-XX век. Новейшие исследования / Сост. В. С. Измозик. М., СПб., 2002. С.223).
Последняя деталь (насчёт крестьян) весьма показательна. Ведь М. А. Дмитриев-Мамонов, о котором уже шла речь, также был арестован в 1825 году по распоряжению московского генерал-губернатора Д. В. Голицына именно за жестокое наказание крепостных крестьян. Как мы видим, зверь-крепостник прекрасно уживается «в одном флаконе» с либерал-реформатором.
Что ж, может быть, в самом деле стоит воспринимать российский либерализм именно так, в качестве медицинского диагноза? Если судить по происходящему в нашей стране с начала пресловутой «перестройки», подобная точка зрения не лишена смысла. Разумеется, к тем, кто в годы «реформ» сколачивал состояния на разворовывании государственной собственности, это не относится. Данные господа проходят совсем по другому ведомству. Речь идёт о либералах «идейных», действующих бескорыстно, но от этого представляющих не меньшую угрозу обществу. Не пора ли послать за санитарами?
И.Пыхалов
