Владимир Волков,
член-корреспондент РАН, директор Института славяноведения РАН
Позади ХХ век. Ни одно столетие не вносило столько перемен в жизнь человечества. И на всем его протяжении славянские народы неизменно находились в эпицентре важнейших событий. Так было в период Первой и Второй мировых войн, "холодной войны". Каждое из этих трех крупнейших событий века принесло с собой кардинальное изменение в положении и судьбах славян. Вместе с тем они определили и хронологические рамки века. Пусть такая констатация не смущает читателя. Историки нового времени подметили странную на первый взгляд особенность: век не равнозначен столетию. Это скорее историческая эпоха. Так, например, XIX век длился от Великой Французской революции до начала Первой мировой войны, то есть с 1789-го по 1914-й. А сколько длился век двадцатый?
Балканские войны (1912-1913) стали прологом Первой мировой войны. Видимо, с них и надо начинать историю века. Они принесли Балканам незаслуженную славу "порохового погреба Европы". На деле там столкнулись интересы двух противостоящих блоков - Антанты и Тройственного союза, а предъявление Сербии позднее, в 1914 году, австро-венгерского ультиматума в связи с покушением в Сараево стало удобным поводом для развязывания мировой войны между ними. Расхожее мнение, будто Россия вступила в войну из-за Сербии, содержит в себе только малую толику правды. Труды известного германского историка Фрица Фишера и ученых его школы показали, что уже в декабре 1912 года германское имперское руководство приняло решение начать превентивную войну против Антанты, и в первую очередь против России. Это была печально знаменитая "балканская калькуляция" канцлера Т. Бетман-Гольвега, пытавшегося таким путем вызвать раскол в рядах Антанты. Расчет не удался. Война разразилась.
В годы Первой мировой войны германская пропаганда приложила большие усилия, чтобы представить ее как столкновение "германства" и "славянства". При этом широко использовались шовинистические постулаты пангерманистов о якобы нависшей не только над Германией, но и над всем миром угрозе панславизма. В принципе это было идеологическим продолжением возродившейся после образования Германской империи (1871) старой экспансионистской политики "Дранг нах Остен".
Формулируя военные цели кайзеровской Германии, практически все политические течения сходились во мнении: "Россия должна стать безопасной". Что скрывалось за этой фразой, хорошо показал в сентябре 1914-го в своей программной статье историк Йоганнес Галлер. Путем отторжения от России "Финляндии, Литвы, Польши, Украины, Бессарабии и Черноморского побережья, - писал он, - она перестанет быть европейской великой державой и вновь станет тем, чем была до Петра Великого, когда Лейбниц имел основание ставить ее на одну доску с Персией и Абиссинией". Отмеченные выше территории Германия намеревалась "контролировать" сама.
В ходе войны в Германии все настойчивее стали раздаваться голоса, что "обеспечить безопасность" Германии можно только путем расчленения России. Один из идеологов подобного решения "русского вопроса", Пауль Рорбах, считал, что начинать следует с отделения Украины от России. Такого же мнения придерживался и имперский государственный секретарь по иностранным делам Р. фон Кюльман, который подчеркивал необходимость противопоставления Великороссии и Украины. В более широком плане политические руководители кайзеровской Германии выдвигали проекты создания "Срединной Европы" (Mitteleuropa) - обширного пространства, охватывающего помимо Германии Австро-Венгрию, ряд балканских государств, Польшу и западные части Российской империи. Находившаяся под тотальным контролем Германии "Срединная Европа" позволила бы ей занять позиции мировой державы, которая наряду с другими двумя-тремя такими же государствами решала бы судьбы остального мира. Но основные "плоды победы" предполагалось добыть за счет России.
События, однако, развивались не по заранее составленным схемам и планам. Национальные и революционные процессы, обостренные и ускоренные войной, оказались сильнее. Революционные потрясения в России, казалось, играли Германии на руку. Они ослабили Антанту и затянули войну примерно на год. Если Февральская революция подорвала военный потенциал страны, то Октябрьская революция фактически вывела Россию из войны. Оккупировав в период разрыва мирных переговоров в Бресте огромные территории, германская военная администрация создала в середине февраля 1918 года марионеточные государства - Эстонию, Латвию и Литву и признала "независимость" Украины, одновременно ее оккупировав. Брестский мир, а также Бухарестский мирный договор (май 1918 года), ставивший Румынию под полный контроль Германии (но "даривший" ей Бессарабию), на короткий срок реализовали известный нам план Галлера.
Но все эти расчеты вскоре рухнули. Поражение в ноябре 1918 года привело к крушению Германской империи, разрушению Австро-Венгрии и развалу Оттоманской империи. Вся политическая карта Восточной Европы оказалась перекроенной в течение нескольких недель. Возникли новые независимые государства (в том числе и славянские) - Польша, Чехословакия, Венгрия, Югославия, Австрия. За исключением Болгарии, все славянские государства оказались в лагере победителей.
Другим исключением стала Россия. Начавшийся здесь с ноября 1917-го период "экспериментальной истории" продлился до августа 1991-го. Страна стала ареной Гражданской войны, а затем - невиданных социальных и национальных потрясений. В первую очередь это коснулось восточнославянского этноса, который в советский период подвергся расчленению. Если до революции существовал общий этноним - "русские", который применялся и к великорусам, и к белорусам, и к малорусам (украинцам), то теперь его стали употреблять только по отношению к первым.
Отношения между славянскими народами в межвоенный период отнюдь не отличались дружелюбием. Польша плохо ладила с Чехословакией. Не было близости между Болгарией и Югославией. Версальская система международных отношений поставила СССР - крупнейшее славянское государство - в неравноправное положение на международной арене. Даже вступление СССР в Лигу Наций (1934) и заключение советско-франко-чехословацких договоров о взаимной помощи в 1935-м мало изменили положение. Между тем назревавшая угроза новой германской агрессии представляла особую опасность для славянских народов. Нацисты открыто провозгласили славянские народы "низшей расой" и проповедовали завоевание "жизненного пространства" для германской "расы господ". Многие воспринимали эти расистские бредни за неумную пропаганду, предназначенную для внутреннего пользования. Однако время показало, что гитлеровцы рассматривали их как конкретную программу действий.
Нацистская программа родилась не на пустом месте. Она не была плодом личного творчества Гитлера. Она вобрала в себя все шовинистические постулаты и зкспансионистские замыслы пангерманизма. В ее основу легли истолкованные с крайних националистических позиций оценки причин поражения Германии в Первой мировой войне. Гитлер до предела идеологизировал эту программу и радикализировал представления о методах ее осуществлени. Ее генетическая преемственность с предшествовавшими планами прослеживалась в самой ее сути - стремлении к созданию "мировой державы". И создать такую державу предполагалось на Востоке Европы за счет славянских государств, и в первую очередь России.
Вторая мировая война втянула в себя все славянские народы. Фатальную роль сыграл мюнхенский сговор западных держав с фашистскими государствами, жертвой которого стала Чехословакия - первое славянское государство, попавшее под гитлеровское иго. Международно-правовые нормы были перечеркнуты, в мире воцарилось право джунглей. После Мюнхена война стала неизбежной. И она разразилась нападением Германии на Польшу. Затем пришел черед Советского Союза, политика которого в канун и в начале Второй мировой войны отнюдь не была безупречной. Однако именно сопротивление советского народа остановило гитлеровскую военную машину и в конечном счете сломало ее.
В самый тяжелый период войны, когда гитлеровские войска рвались к Москве, советское руководство впервые в своей практике обратилось к идеям славянского единства. Инстинкт самосохранения коммунистического режима сработал безотказно. Организацией нового славянского движения было поручено заниматься руководству Коминтерна, а конкретно - Георгию Димитрову. Использование национальной и славянской символики очень скоро стало обычным явлением. Проведение всеславянских митингов, создание Всеславянского комитета в Москве нашли отклик среди русского и других славянских народов. Они инстинктивно чувствовали смертельную угрозу со стороны гитлеризма.
Широко известна гитлеровская политика уничтожения евреев - холокост. Реже упоминается "Генеральный план 'Ост'", предусматривавший очищение Восточной Европы от славянских народов для обеспечения "жизненного пространства" германской расе господ. "Генеральный план 'Ост'" и "эндлёзунг" (план уничтожения евреев) были родными братьями по духу и на практике. Созданный нацистами чудовищный механизм массового уничтожения людей показал, что они готовы были осуществить планы другого, "славянского холокоста", который по масштабам должен был многократно превзойти первый. Только разгром гитлеровской Германии, в который наибольший вклад внесли славянские народы, и особенно русские, украинцы и белорусы, спас Восточную Европу.
Послевоенный период внес кардинальные перемены в развитии славянских народов. Все они, равно как и неславянские народы Восточной Европы (Албания, Венгрия, Румыния), оказались в сфере влияния Советского Союза. Сложившаяся после войны новая расстановка сил нашла отражение в Ялтинско-Потсдамской системе международных отношений, которая пришла на смену Версальской системе. Начавшаяся вскоре "холодная война" наложила тяжелую печать на последующие десятилетия. Возникший в ходе и в результате нее двухполюсный мир стал реальностью, определявшей дальнейшее развитие человечества.
Одним из таких полюсов стал "социалистический лагерь" во главе с Советским Союзом. Его основу составляли славянские народы. Самое крупное славянское государство - Советский Союз - приобрел статус мировой державы. Если вообще в мировой истории ХХ столетия роль славянских народов была гораздо выше того удельного веса, который они имели в глобальном народонаселении (во второй половине ХХ века они составляли всего 5-6% населения мира, причем постоянно наблюдалась тенденция к понижению), то никогда это влияние не было столь велико, как после 1945 года. Что же дало миру это влияние? И что дало оно самим славянским народам?
К концу 1950-х - началу 1960-х годов "социалистическое содружество" достигло своего наивысшего уровня развития по сравнению с другим "центром силы" - западными державами во главе с США. Советский Союз первым вышел в открытый космос, создав ракетно-ядерный щит и добившись определенного военного паритета с США. Однако лозунг "Догнать и перегнать Америку" остался на бумаге. Эйфория советского руководства стала быстро таять под влиянием нараставших внутренних трудностей и начавшейся научно-технической революции (НТР).
Социалистические режимы оказались не способны к проведению экономических и политических реформ, соответствующих вызову времени. Началось постепенное отставание социалистических стран от уровня научно-технического и промышленного развития передовых европейских стран, особенно заметное в сравнении с соседними государствами (например, Западной и Восточной Германии, Австрии и Чехословакии и т. д.). Существовавшие и ранее различия в уровнях жизни становились все более очевидными. Начавшиеся было эксперименты в сфере экономики были свернуты, когда выяснилось, что они не приносят результата без политических изменений. Все эти черты сфокусировались в событиях "пражской весны" 1968 года, когда новое чехословацкое руководство во главе с Александром Дубчеком стало склоняться к построению "социализма с человеческим лицом" и попыталось демонтировать изнутри прежнюю авторитарно-бюрократическую систему. В августе 1968-го инстинкт самосохранения партократии Советского Союза и его союзников по Варшавскому договору привел к вводу войск в Чехословакию, после чего на реформах был поставлен жирный крест.
События 1968 года делят историю "социалистического содружества" как бы на две части: если до того времени его развитие, сопровождавшееся неоднократными кризисами внутри отдельных стран и в отношениях между ними, проходило по восходящей линии, то после него наступает период застоя и движения под уклон. В каждой из социалистических стран нарастали оппозиционные течения и недовольство широких общественных слоев сложившимся положением дел. С начала 1980-х годов стал зримо ощущаться "общий кризис социализма" (понятие, сконструированное по аналогии с известным всем "общим кризисом капитализма"). Он был вызван весьма разнородными событиями: ввод советских войск в Афганистан; очередной политический кризис в Польше и образование "Солидарности"; упадок государственности в Югославии после смерти Тито; активизация оппозиционных элементов в Чехословакии, сгруппировавшихся вокруг группы "Хартия-77"; внутренняя нестабильность и политическое бездействие советского руководства в годы "пятилетки пышных похорон". Все славянские государства, равно как и неславянские, входившие в "социалистическое содружество", в той или иной мере переживали кризисные явления.
Начавшаяся весной 1985 года горбачевская "перестройка" довольно скоро переросла в "катастройку" (выражение Александра Зиновьева). Именно в эти годы с полной очевидностью проявилось измельчание государственного руководства великой страны, его интеллектуальная неадекватность масштабу стоящих перед ней задач, неспособность понять природу кризисных явлений, дать им оценку и наметить стратегические пути их преодоления. События в Советском Союзе в период "перестройки" оказывали огромное влияние на положение других социалистических стран, пробуждали и активизировали в них оппозиционные силы. В десятилетний юбилей "бархатных революций" 1989 года в ряде стран Центральной и Юго-Восточной Европы прошли научные конференции, которые показали, что без "перестройки" в Советском Союзе эти революции были бы попросту невозможны.
Характерно, что ни в одной стране (частичное исключение составляла Румыния) дело не дошло до кровопролития. Такой "паралич власти" невозможно объяснить без учета "советского фактора". Но помимо него были и иные силы, стоявшие по другую сторону баррикад в "холодной войне". Слишком короткая временная дистанция, отделяющая нас от того периода, не позволяет документально проследить их воздействие. Несомненно, что без него не было бы того "эффекта домино", когда произошла цепная реакция революций на востоке Европы. И все же следует признать, что определяющую роль во всех этих событиях сыграли внутренние факторы, и в первую очередь экономические. Созданная в Советском Союзе и странах Восточной Европы командно-административная система не выдержала экономического соревнования с капиталистическим миром и той нагрузки, которую накладывала на нее гонка вооружений.
Революции 1989 года стали прологом к аналогичным событиям в Советском Союзе и такой же многонациональной Югославии, в которых смена режима сопровождалась распадом государств. Причина коренилась в той анатомии общества, которую оставили в наследство коммунистические режимы. Возникшие здесь ранее этнономенклатурные кланы в момент крушения режимов взяли на вооружение националистические лозунги, встали на путь сепаратизма и разодрали федеративные государства по тем швам, которые были прошиты самими коммунистическими режимами. В Югославии такой распад сопровождался этногражданскими конфликтами, связанными с положением национальных меньшинств и борьбой между этнономенклатурными кланами (после провозглашения независимости и слияния с националистическими силами они превратились в этнократию, претендующую на монопольное представительство интересов своих народов) за контроль над территориями и расположенной на ней государственной собственностью.
Крушение коммунистических режимов, роспуск Организации Варшавского Договора и СЭВ, распад Советского Союза и Югославии стали крупнейшей исторической вехой в развитии не только славянских народов и государств, но и всего мира. В глобальном масштабе можно фиксировать как окончание "холодной войны", так и конец двухполюсного мироустройства и Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений. На европейском континенте произошло объединение двух германских государств, и параллельно на политической карте Европы после распада Югославии и "бракоразводного процесса" чехов и словаков появились малые славянские страны. Всего сейчас, учитывая и постсоветское пространство, насчитывается 12 независимых славянских государств (при этом мы рассматриваем Союзную Республику Югославию, объединяющую Сербию и Черногорию, как единое государство), вместо прежних пяти. Но главный вопрос заключается в том, можно ли рассматривать этот количественный рост как прогрессивное явление?
Тенденции, взявшие верх во всей Восточной Европе, но преимущественно среди славянских народов и государств, прямо противоположны преобладающим на Западе интеграционным процессам. "Разбегание" славянских народов по "национальным квартирам" надлежит признать тяжелой болезнью посткоммунистической эпохи. Эта болезнь получила название энтропии славянского мира (сам термин "энтропия" заимствован из физики и обозначает рассеяние энергии). Ее клинические проявления вызвали поспешный разрыв и упадок самых разнообразных и порой неплохо налаженных связей в области экономики, культуры, науки, что негативно и болезненно отразилось на многих сторонах жизни самих славянских народов и стран. При этом на смену старым и отжившим формам сотрудничества ничего нового не пришло. Ныне происходит постепенное, но замедленное осознание неразумности таких действий. Но как долго продлится этот переходный период?
Наибольшую озабоченность вызывают очаги вражды, возникшие в славянском мире, и прежде всего незатухающий югославский кризис. Само его существование - открытая рана на теле славянства. Вспышки национализма, доставшиеся посткоммунистическому миру в наследство от старых режимов, имеют свою особенность по сравнению с аналогичными явлениями в других частях мира. Эти вспышки не случайны. Напротив, они имеют четкую направленность, которая подогревается не столько эмоциями, сколько политическими расчетами определенных сил. Часто такие проявления заранее планируются и просчитываются, составляют неотъемлемую часть непрекращающейся информационной и психологической войны. Они имеют особое значение для России, поскольку часто бывают направлены именно против нее.
Дело в том, что в ряде стран Восточной Европы отношение к России стало орудием внутриполитической борьбы. Она особенно обострилась в тех из них, кто стремится к вступлению в НАТО и в Европейский Союз и ищет идеологическое обоснование для таких намерений. Такая борьба служит питательной средой для распространения русофобии, которая является раковой опухолью на теле славянства. Поскольку российская общественность мало осведомлена об этом историческом феномене (в советский период он принадлежал к числу нежелательных исследовательских проблем), следует сказать о нем несколько подробнее.
Русофобия представляет собой одно из частных проявлений ксенофобии. Ее социальные функции как выборочной и целенаправленной формы национальной нетерпимости удивительно напоминают феномен антисемитизма, изученного и изучаемого несравненно полнее. Это - однотипные и однопорядковые проявления шовинизма, имеющие целью формирование "образа врага". Корни русофобии восходят к концу XVIII - началу ХIХ века - в то время она носила скорее теоретический характер, обслуживая враждебную политику той или иной из западных держав по отношению к России. Возникнув первоначально во Франции, она быстро перекочевала на Британские острова, достигнув там своего апогея в период Крымской войны. Затем русофобия в течение долгих десятилетий культивировалась в Германии, став ядром внешнеполитических концепций пангерманизма. Так продолжалось до конца Второй мировой войны.
В годы "холодной войны" русофобия как бы отошла на второй план. На Западе был востребован антикоммунизм и воспитывались поколения "борцов с марксистской заразой". После событий 1989-1991 годов антикоммунизм как течение потерял свою актуальность. Однако бывшие антикоммунисты не исчезли со сцены. Они переквалифицировались в русофобов. С их легкой руки на Западе одна за другой прокатываются волны антироссийской пропаганды. Вместо "империи зла", как прежде именовали Советский Союз, Россию ныне представляют как потенциальную "угрозу всему миру", "непредсказуемую" страну и т. д.
Классический пример гармоничного превращения антикоммуниста в русофоба являет собой ветеран "холодной войны", бывший советник президента Картера по делам национальной безопасности США Збигнев Бжезинский. Он особенно интересен тем, что в своей "большой стратегии" явно идет по стопам пангерманских идеологов начала ХХ столетия. Для Бжезинского распад СССР - подарок судьбы, и он призывает США и НАТО побыстрее заполнить политический "вакуум" (пример такого "заполнения" - расширение НАТО на Восток). Необходимо, считает он, добиваться "консолидации геополитического плюрализма", то есть поддерживать политическую, экономическую и иную раздробленность на территории бывшего Советского Союза. Отсюда - политические установки на дезинтеграцию СНГ, искусственное обострение отношений России с другими славянскими странами и нападки на те из них, которые стремятся к развитию сотрудничества с ней (пример тому - изоляция Белоруссии на международной арене и вмешательство в ее внутренние дела). Многие сетования Бжезинского выдают желание поскорее увидеть продолжение процесса расчленения России. Таковы задачи "Большой шахматной игры".
О близости, скорее даже о тождественности идей Бжезинского и планов пангерманистов можно судить по его трактовке отношений между Россией и Украиной. Он убежден сам и призывает других противопоставить России украинскую независимость, оказывать Украине всевозможную поддержку в ее противостоянии России. Независимое существование Украины, пишет он в одной из своих статей, имеет гораздо более важное значение, чем выполнение ею каких бы то ни было договоренностей (речь шла об остававшемся у нее ядерном арсенале). "Вряд ли нужно подчеркивать, что без Украины Россия перестает быть империей, а с Украиной, сначала подкупленной, а затем и подчиненной, Россия автоматически становится империей", - утверждает Бжезинский. Здесь почти дословно приведены рассуждения пангерманских теоретиков начала ХХ века о том, как сделать Россию "безопасной". Нет нужды обвинять Бжезинского в вульгарном плагиате. Речь идет о тождестве исходных посылок. Помимо общности геополитических установок, они имеют общий базис в виде феномена русофобии.
Реанимация русофобии в новой обстановке 90-х годов заслуживает специального внимания. Новым в развитии этого феномена стало появление его на Востоке Европы, особенно в самой славянской среде. Помимо стран Балтии, где она цветет пышным цветом, русофобия стала центральным постулатом в идеологии национал-радикалов на Украине и в Белоруссии (Вячеслав Черновил, Степан Хмара, Зенон Позняк и др.). Оживились аналогичные течения в Польше, где они никогда не исчезали, а также в Болгарии, где их не наблюдалось со времени Первой мировой войны. Многие из этих явлений для российских обществоведов - настоящее "белое пятно".
Другим "белым пятном" является отсутствие серьезных размышлений и исследований о возможных судьбах славянских народов в новой обстановке с ее процессами глобализации. Как с этих позиций расценить распад Советского Союза, последствия этого катаклизма для судеб других славянских народов? Нередко можно встретить утверждение, будто распад Советского Союза был неизбежен и исторически обусловлен ("все великие империи распадаются"). Такое утверждение не выдерживает критики. Распад произошел вследствие грубых политических ошибок партийно-государственного руководства страны. Никакой фатальности или предопределенности здесь не было. В последние годы в исторической литературе появились исследования, ставящие задачу раскрыть механизм происшедших событий. Ведется, хотя и сдержанно, дискуссия о том, как трактовать события 1989-1991 годов. Что это было: распад, развал или разгром? За каждой из таких трактовок стоит определенная система взглядов.
В западной политологической литературе нередко можно встретить утверждение, что распад Советского Союза был вызван его поражением в "холодной войне" ("третьей мировой...").Такие взгляды особенно распространены в странах Западной Европы, а больше всего в США, где они пришли на смену первоначальному изумлению, вызванному быстрым крушением коммунистических режимов. В такой системе взглядов главным является желание воспользоваться "плодами победы". Неудивительно, что США и их союзники по НАТО все откровеннее действуют в стиле победителей. В политическом плане такая тенденция чрезвычайно опасна. В научном же плане она малосостоятельна, ибо сводит всю проблему к внешнему фактору.
Большой интерес представляют точки зрения, высказанные на крупной международной конференции "Причины распада Советского Союза и его влияние на Европу", проводившейся в мае 2000 года в Пекине китайской Академией общественных наук. Созыв такой конференции в Китае не был случайным. Китайское руководство, начавшее свою "перестройку" (план "четырех модернизаций") еще в 1979 году и добившееся впечатляющих экономических успехов, было глубоко озадачено социально-политическими потрясениями в Восточной Европе, а потом и в Советском Союзе. Именно тогда китайские ученые приступили к осуществлению "русского проекта" с целью выяснить причины распада СССР и социалистического содружества, а также оценить их воздействие на Европу и мир. Китайские ученые считают, что распад СССР явился трагедией для всего человечества, которое оказалось отброшенным на целую эпоху назад в своем развитии. Причем такая оценка дается не с позиций классического марксизма, а исходя из анализа последствий происшедших перемен. По их мнению, это был крупнейший (хотя в значительной мере и бескровный) катаклизм ХХ века.
Идущие извне оценки слабо воспринимаются российской общественностью. Ее реакция больше напоминает поведение пациента, лежащего под наркозом на операционном столе: ему ампутируют конечность, а он не ощущает боли. "Обморок нашего национального самосознания" - так определил это состояние А. И. Солженицын. Писатель сравнил распад Советского Союза с национальной катастрофой XIII века - нашествием монгольских полчищ. Имеются ли основания для таких суждений?
Возьмем современные государственные границы Российской Федерации, которые определяют ее сегодняшнее геополитическое положение. Они хуже тех, что были начертаны Брестским миром, подписанным под германским диктатом. Тогда даже Ленин был вынужден назвать этот мирный договор "похабным". Ныне таких оценок что-то не слышно. Причину надо искать, по-видимому, в национал-нигилистских установках российской интеллигенции, в парадоксальном понимании ею патриотизма как безоглядной критики и хулы своей родины. Не научившись защищать свои интересы, а потому не научив этому и народ, наша интеллигенция не смогла сформулировать приемлемую концепцию национально-государственных интересов и отстаивать ее. В результате и она сама, и широкие слои общества зачастую не могут распознать суть предлагаемых стране лукавых рекомендаций. Одним из таких искусов является побуждение к великорусскому изоляционизму (мол, "без других проживем"). Так что до преодоления "национального обморока" нам еще далеко. Между тем распад государственности страна переживает за один ХХ век уже второй раз.
На Европейском континенте в последние годы были пересмотрены итоги двух мировых войн, причем кардинальным образом и мирным путем. Германия ныне объединена. Напротив, славянские государства разобщены, а многие и расчленены. И когда нынешний министр иностранных дел Германии Йошка Фишер выступает с проектом образования новой федеративной Европы, которая вобрала бы в себя ядро современного Европейского Союза, то человеку, знакомому с историей, видятся за такими предложениями контуры проекта "Mitteleuropa", реализовать который пыталась кайзеровская Германия в годы Первой мировой войны. Чем могут обернуться такие проекты для тех славянских (да и неславянских) государств, которые уже примкнули к НАТО или заявляют о желании сделать это в обозримом будущем?
В глобальной системе международных отношений происходит становление "нового мирового порядка". Он пришел на смену Ялтинско-Потсдамской системе, которая, несмотря на все ее несовершенства и многие локальные войны, дала человечеству наиболее длительный период существования без крупных конфликтов. Первый этап югославского кризиса, завершившийся подписанием Дейтонского соглашения об урегулировании конфликта в Боснии и Герцеговине (декабрь 1995 года), сыграл роль переходного периода в смене старой "системы" новым "порядком", послужил своего рода катализатором мировых событий. Второй этап этого кризиса - Косовский кризис - стал первым глобальным конфликтом ХХI века. Он вызревал исподволь и был, можно сказать, заранее спланирован. Динамика его развития была приурочена к 50-летию НАТО, на юбилее которого намечали принять новую программу действий в изменившихся условиях. Косовский кризис показал всю опасность реально и временно сложившейся однополярной структуры международных отношений, склонность НАТО и ее руководящей силы - США - действовать с полным пренебрежением к сложившимся нормам международного права и в обход таких международных организаций, как ООН и ОБСЕ. Концепции "принуждения к миру", "гуманитарной интервенции" в защиту "прав человека" обернулись циничным военным вмешательством во внутренние дела суверенного государства - Союзной Республики Югославии. Но начавшиеся 24 марта 1999 года "гуманитарные бомбардировки" Белграда и других сербских городов не принесли того мгновенного успеха, на который рассчитывали организаторы этого международного преступления.
Для славянского мира Косовский кризис имел особое значение. Во-первых, он был направлен против славянской страны, которая отказалась признать диктат НАТО и служить американским целям на Юго-Востоке Европы. Во-вторых, ряд славянских стран, либо вступивших в НАТО в это время (Польша, Чехия), либо заявивших о своей готовности это сделать (Болгария), предоставили свое воздушное пространство для авиации НАТО, став тем самым косвенными соучастниками этого международного преступления. Тем самым они противопоставили себя не только жертве агрессии, но и ряду других славянских государств (Россия. Белоруссия, Украина), выступавших в защиту соблюдения норм международного права. Внутри славянского мира в 1999 году пролегли новые разделительные линии. Последствия таких действий будут сказываться еще долго. Несмотря на ввод воинских контингентов на территорию Косово 12 июня 1999 года, операция НАТО на Балканах еще далеко не завершена. Продолжаются попытки оторвать Черногорию от Сербии и разрушить Союзную Республику Югославию, нельзя исключить возможность дальнейших попыток установить военный контроль над оставшимися ее территориями.
Что же представляет собой современный славянский мир, каковы перспективы его дальнейшего существования и развития, что осталось от былого понятия "славянская взаимность"? Все это - не отвлеченные философские вопросы, а жгучие проблемы сегодняшнего дня. Ответы на них далеко не просты. В рамках короткой статьи можно только наметить их контуры. Прежде всего, практически все славянские народы и их лидеры поглощены краткосрочными интересами, в первую очередь относящимися к сфере текущей политики. Часто встречаются настроения "возвращения в Европу". Вначале этот лозунг был очень популярен. Предполагалось, что славянские народы сумеют сохранить те социальные завоевания, которые были достигнуты в прошлом, и в дополнение приобретут тот жизненный уровень, который многие наблюдали во время туристических поездок на Запад.
Но жизнь оказалась сложнее. Теперь все больше людей задают вопрос: что такое Европа и ждут ли их там? Даже для вступивших в НАТО стран путь в Европейский Союз оказался чрезвычайно сложным. Между тем экономические проблемы настойчиво стучатся в дверь. Во всех славянских странах растет безработица. Ни одна из них до сих пор не достигла уровня производства 1989 года. Сейчас очевидно как никогда раньше, что поспешный разрыв ими налаженных связей между собой обернулся проигрышем для всех.
Особое значение приобретает вопрос о месте славянских народов в Европе, а точнее - их месте на шкале европейской цивилизации. Несмотря на наличие многих общих черт, европейская христианская цивилизация состоит из нескольких субрегионов. Сомнений в принадлежности всех славянских народов к европейской цивилизации нет. Однако их отличает вполне определенное своеобразие, проявляющееся в особенностях национальной идентичности, ряде культурных черт, придающих им определенную "культурно-этническую" автономию. Имея в виду процессы глобализации, следует обратить особое внимание на проблемы духовного и культурного развития славян. Уже сейчас слышатся тревожные голоса в связи с агрессивным наступлением американизированной поп-культуры. Не будет ли национальная культура славян сведена до этнографического уровня? Такая угроза тем реальнее, чем меньше народ. А большинство славянских народов, особенно после распада многонациональных государств, немногочисленны.
Напрашивается вывод о том, что сотрудничество славянских народов в области культуры и науки может оказаться выгодным для всех. Все это говорит о том, что преждевременно списывать со счетов идеи "славянской взаимности", относить их к романтическому периоду развития славянских народов. Особое значение "славянская идея" имеет для восточнославянских народов - русских, белорусов и украинцев. Не следует забывать, что вместе они составляют две трети всего славянского населения. Такая взаимность в наше время - скорее осознанная необходимость, позволяющая пройти эпоху модернизации без потери "национального лица". А угроза его утраты существует. Неспроста ряд славянских народов переживает кризис национального самосознания. Достаточно вспомнить состоявшуюся несколько лет тому назад дискуссию в Словении, в Любляне, на тему, являются ли словенцы славянами. Открещивается от принадлежности к южнославянским народам (к Балканам!) ряд политических течений в Хорватии. Раздаются голоса сомнений в славянском происхождении болгар (впрочем, они довольно регулярно слышатся в Болгарии каждый раз, когда страна проходит кризисную полосу). Но реальная жизнь сама внесет свои суровые коррективы.
Владимир Волков/Единая Русь
