Война цивилизаций

С.Г.Кара-Мурза

Одним из главных «материалов», с которым орудуют идеологи при мани­пуляции общественным сознанием, являются социальные стереотипы .

В словаре сказано: «Социальный стереотип — устойчивая совокупность представлений, складывающихся в сознании как на основе личного жизненного опыта, так и с помощью многообразных источников информации. Сквозь призму стереотипов воспринимаются реальные предметы, отношения, события, действующие лица».

---

Ни один человек не может прожить без «автоматизмов» в восприятии и мышлении — обдумывать заново каждую ситуацию у него не хватит ни психических сил, ни времени. Таким образом, стереотипы как необходимый человеку инструмент восприятия и мышления обладают устойчивостью, могут быть выявлены, изучены и использованы как мишени для манипуляции. Пос­кольку их полезность для человека в том и заключается, чтобы воспринимать и оценивать быстро, не думая, манипулятор может применять их как «фильтры», через которые его жертвы видят действительность - «ставить» перед глазами человека то один, то другой «фильтр».

Известный американский журналист Уолтер Липпман в книге «Обществен­ное мнение» (1922) выдвинул целую концепцию стереотипизации как основы пропаганды. Он писал: «Из всех средств влияния на человека самым тонким и обладающим исключительной силой внушения являются те, которые создают и поддерживают галерею стереотипов. Нам рассказывают о мире прежде, чем мы его увидим. Мы представляем себе большинство вещей прежде, чем познако­мим­ся с ними на опыте. И эти предварительные представления, если нас не насторожит в этом наше образование, из глубины управляют всем процессом восприятия».

Если удается подтолкнуть крупные массы людей видеть какое-то обществен­ное явление через нужный манипулятору стереотип, то несогласным становится очень трудно воззвать людей к здравому смыслу, убедить их остановиться, подумать, не принимать скоропалительных опасных решений. Ницше заметил: «Так как недостает времени для мышления и спокойствия в мышлении, то те­перь уже не обсуждают несогласных мнений, а удовлетворяются тем, что нена­ви­дят их. При чудовищном ускорении жизни дух и взор приучаются к непол­ному или ложному созерцанию и суждению, и каждый человек подобен путе­шественнику, изучающему страну и народ из окна железнодорожного вагона».

Подготовка к манипуляции состоит не только в том, чтобы разрушить какие-то представления, но и в том, чтобы создать , построить новые идеи, желания, цели. Это часто бывают временные, «служебные» постройки, главная их задача - вызвать сумбур в мыслях, сделать их нелогичными и бессвязными, заставить человека усомниться в устойчивых жизненных истинах.

Одной из таких конструкций был запущенный в конце 80-х годов миф о благотворности частной собственности , который внедрялся в массовое сознание параллельно с вытеснением прежних, коллективистских установок.

Сначала была проведена интенсивная идеологическая кампания, внушающая мысль, будто частная собственность и основанный на ней капитализм «создают» права и свободы человека. Вот, например, что пишет в 1990 г. видный философ-правовед В.С.Нерсесянц в статье «Декларация прав человека и гражданина» в истории идей о правах человека» (СОЦИС, 1990, №1): «Одним из существенных прав и свобод человека является индивидуальная собственность, без чего все остальные права человека и право в целом лишаются не только своей полноты, но и вообще реального фундамента и необходимой гарантии» [1] .

Утверждение, будто без частной собственности все (!) права человека лишаются своей полноты и вообще фундамента, противоречит здравому смыслу. Появление частной собственности вовсе не создает прав и свобод, а лишь изменяет их структуру. Какие-то права появляются, какие-то пропадают, как и при любом крупной общественном изменении. Например, появление частной собственности, то есть присвоение средств производства частью общества, утверждает свободу контракта , но тем самым лишает человека права на пищу , которое до этого относилось к категории естественных, неотчуждаемых прав.

При общинно-родовом строе (и много позже - при советском строе), когда средства производства находились в коллективной собственности, каждый член общины, если он от нее не отлучен, имел гарантированное право на пищу. Сво­бода контракта означает, что работник выносит свою рабочую силу на рынок, и она может быть невостребована, как и любой товар. Это ясно сказал заведующий первой в истории кафедрой политэкономии Мальтус: «Человек, пришедший в занятый уже мир, если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет ни малейшего права требовать какого бы то ни было пропитания, и в действительности он лишний на земле. Природа повелевает ему удалиться, и не замедлит сама привести в исполнение свой приговор».

Эта кампания по пропаганде частной собственности как гаранта свободы была основана на сокрытии важного вывода социологии и философии - тезис о связи капитализма с демократией был отвергнут не только марксизмом, но и либеральными мыслителями. Вот что пишет в 1906 г М. Вебер, крупнейший соци­о­лог, изучавший связь капитализма с культурой: «Было бы в высшей степени смешным приписывать сегодняшнему высокоразвитому капитализму, как он импортируется теперь в Россию и существует в Америке,.. избирательное срод­ство с «демократией» или вовсе со «свободой» (в каком бы то ни было смысле слова)» [2] .

Вебер подчеркивает, что капитализм начала ХХ века уже не был связан со «свободой» « в каком бы то ни было смысле слова » - даже с экономической свободой, свободой контракта. В этом отношении зрелый монополистический капитализм настолько сросся с государственной бюрократией, что в нем уже не было и следа того «духа свободы», который имелся у юной буржуазии, идущей к власти, в период «свободной конкуренции».

Этот вывод Вебера повторяется в самых разных вариантах постоянно. Американский социолог Б. Гинзберг, автор исследования способов мобилизации общественного мнения властями США, пишет совсем недавно: «Западные пра­ви­тельства использовали механизмы рынка, чтобы управлять устремлениями и чувствами народных масс... Хотя граждане западного мира имеют обыкно­вение связывать рынок со свободой мнений, невидимая рука рынка может быть инстру­ментом контроля почти столь же мощным, как и железный кулак государства» [3] .

Тезис о том, что частная собственность и рынок якобы порождают демокра­тию, не имеет ни исторических, ни логических оснований. Утверждать о нали­чии причинно-следственной связи между капитализмом, демократией и правами человека стало просто неприлично после того, как мир пережил опыт фашизма . Ведь фашизм - порождение именно капитализма и присущего ему общества, в ином обществе он и возникнуть не мог. Фашистское госудаpство в Геpмании сформировалось, по словам пеpвого вице-канцлеpа Германии Папена, «пpойдя до конца по пути демокpатизации» Веймаpской pеспублики. То есть, в условиях кpайнего кpизиса, гpажданское общество с помощью пpисущих ему демокpати­ческих механизмов поpодило фашистское госудаpство.

Философ Хоpкхаймеp сказал о фашизме: «тоталитаpный pежим есть не что иное, как его пpедшественник, буpжуазно-демокpатический поpядок, вдpуг потеpявший свои укpашения». А вот что пишет об этом Г.Маpкузе: «Пpевpа­ще­ние либеpального госудаpства в автоpитаpное пpоизошло в лоне одного и того же социального поpядка. В отношении этого экономического базиса можно сказать, что именно сам либеpализм «вынул» из себя это автоpитаpное госу­даp­ство как свое собственное воплощение на высшей ступени pазвития». Порази­тельно, как тезис о частной собственности как источнике свобод мог быть внедрен в массовое сознание, когда перед глазами был пример Пиночета, который провел в Чили примерно ту же реформу, что и Чубайс.

Создание мифа об «освободительной» роли частной собственности сопровождалось фабрикацией черного мифа об общественной собственности как якобы возникающей с помощью авторитарной власти и насилия. В.С.Нерсесянц пишет:

«Создаваться и утверждаться социалистическая собственность может лишь внеэкономическими и внеправовыми средствами - экспроприацией, национали­зацией, конфискацией, общеобязательным планом, принудительным режимом труда и т.д.».

Почему же национализация - неправовой акт? А приватизация - правовой? Какие можно придумать правовые основания, чтобы отдать одному комсо­моль­скому работнику машиностроительный суперкомбинат «Уралмаш» за смехо­твор­ную цену - одну тысячную не стоимости завода, а стоимости его годовой продукции?

Но пусть даже национализация в 1918 г. и была «неправовой» (точнее, следовала революционному праву). Разве это - особенность именно русской революции? Крупнейший экономист Запада ХХ века Дж.М.Кейнс писал в 1922 г.: «В природе революций, войн и голода уничтожать закрепленные законом имущественные права и частную собственность отдельных индивидов». Но главное даже не правовая сторона дела, а тот факт, что национализация промышленности в России - всего лишь краткий исторический миг в истории советского хозяйства, да и национализированы в 1918 г. были парализованные и заброшенные предприятия. Ее главной причиной была остановка производства владельцами предприятий, что грозило рабочим голодной смертью. Именно владельцы нарушили свои обязанности, которые явно или неявно предусмо­трены «общественным договором», каковым и является частная собственность на средства производства. В 1954 г. были опубликованы исключительно важные для данной темы материалы - большой том в 824 страницы («Национализация промышленности в СССР. Сборник документов и материалов 1917-1920 гг.» М.: Политиздат. 1954). Его полезно прочитать внимательно, каждый документ, о каждом конкретном случае.

Но 9/10 социалистической собственности в СССР было создано хозяйст­венной деятельностью в последующий за национализацией период. Согласно промышленной переписи, на 31 августа 1918 г. было национализировано 3 тыс. крупных предприятий - практически все, какие были в России. Большинство их было разорено во время гражданской войны и потом восстановлено уже советским государством. Но за годы первой и второй пятилеток и часть третьей пятилетки до начала Великой Отечественной войны было построено 9 тыс. крупных предприятий.

Разрушенные во время Отечественной войны предприятия опять восстанав­ли­вались государством. После войны за 45 лет была построена огромная по масштабам и стоимости промышленная система, и крупицы когда-то национа­лизированной собственности в ней полностью растворились. Таким образом, создана почти вся наша общенародная собственность была не посредством «национализации и конфискации», а путем строительства . А теперь философы говорят, что все это строительство, восстановление, модернизация противоречат праву! Это и есть злонамеренное разрушение логики. На каком основании считает философ внеправовыми и внеэкономическими явлениями, например, строительство Братской ГЭС, ВАЗа или московского метро? Без всякого основания - все это чистая манипуляция.

Своей хулой на социалистическую (и вообще коллективную) собственность философ по контрасту доказывает мысль о том, что уж частная-то собственность создавалась исключительно в рамках права и без внеэкономического принужде­ния. Но ведь эта мысль, откровенно говоря, просто нелепа. Это - примитивный стереотип, рассчитанный на то, что у людей подорвана память.

Не будем уж поминать такую частную собственность, как 9 млн. африканцев-рабов, доставленных в Америку живыми (по оценкам историков, живыми до Америки доплывала лишь небольшая часть погруженных в трюмы африканцев). По данным авторитетного историка Ф.Броделя, треть всех инвести­ций Англии в период промышленной революции покрывалась средствами, изъятыми в одной только Индии.

Исторически именно учреждение частной собственности сопровождалось самой крупной экспроприацией - сгоном крестьян и захватом общинных земель. Вспомним хотя бы насильственные «огораживания» в Англии во время буржуазной революции. Историк крестьянства В.П.Данилов напомнил опыт создания крупной частной собственности при приватизации земли в Англии: «Не нужно забывать, как решались социальные проблемы при огораживаниях, о работных домах для выбрасываемых из деревни, о том, что в каждом поселке стояла либо виселица, либо чурбак с топором, где рубили головы тем, кто не согласен с огораживанием» (Отечественная история, 1995, № 4).

А когда европейский капитализм экспортировался в колонии, приватизация земли в США привела просто к уничтожению местного населения, а в Северной Африке у арабов была отнята и передана в собственность колонистам ровно половина исключительно плодородных земель. Тут мы видим именно «внеэкономические и внеправовые средства - экспроприацию, конфискацию, принудительный режим труда».

Понятно, что философ этого «не помнит» и делает упор на национализации промышленности в России в 1918 г. Уже в самом перечислении «внеэко­номи­ческих и внеправовых средств», которое дает В.С.Нерсесянц, видна манипу­ляция. Почему, например, «общеобязательный план», утверждаемый законом - внеправовое средство, а общеобязательные правила дорожного движения - правовое? Почему наказание за прогул («принудительный режим труда» в СССР) был внеправовым действием, а в частной американской фирме - право­вым? Непонятно, почему надо считать «внеправовым» явлением хотя бы и прину­дительный труд осужденных, если он регулируется правом. Вообще, после «создания частной собственности» в России по Чубайсу лучше бы философам правовые проблемы не поднимать.

Во время перестройки внушалась еще и мысль, будто общенародной собст­вен­ности в СССР не существует, ее захватило государство, так что обще­народ­ной собственность называют лишь для отвода глаз. Был даже изобретен мифи­ческий «собственник» - бюрократия, номенклатура. Идея схоластична (хотя нередко именно самые схоластичные доктринальные идеи имеют большой успех в манипуляция сознанием).

Бюрократия в СССР представляла собой социальную группу работников управления и никакими признаками класса-собственника не обладала. Так же, как и менеджер в частной корпорации выполняет функции управления, но вовсе не является собственником капитала. Что собственность на средства произ­вод­ства была в СССР именно общенародной, а государство ею лишь распоряжалось, говорит как раз «уравниловка». В виде бесплатных благ и через низкие цены граждане на уравнительной основе получали свои дивиденды с принадлежащей им частицы общенародной собственности. Кроме того, как частичные собствен­ники средств производства, они имели реальное право на труд . Это доста­точные признаки обладания собственностью, вполне очевидные и понятные.

Понятно, что в статье, написанной в 1989 г., В.С.Нерсесянц своими манипу­ляциями с понятием собственности выполняет чисто политическую задачу - готовит читателя к грядущей приватизации. Уж она-то, мол, даст гарантии прав и свобод каждому человеку: «Необходимо освободить социалистическую собственность от абстрактно-всеобщей, «ничейной», государственной формы... и трансформировать ее в индивидуализированную собственность всех членов общества». Как была трансформирована собственность «всех членов общества» в ходе приватизации 1992-1994 гг. в Российской Федерации, все хорошо помнят.

В противоположность общественной собственности, которая якобы созда­ется путем экспроприации, частную собственность стали представлять как порож­де­ние естественного права. Придание чисто социальному феномену собственности статуса «естественного», то есть природного , внесоциального является очевидной манипуляцией. Частная собственность в ее современном виде возникла лишь в Новое время, с превращением человека в свободного индивида (исходный элемент этой собственности - собственность индивида на свое тело ). Так что самой этой категории, на которой строится все здание современного капитализма, всего-то от роду четыре века.

А только в цивилизованном состоянии человечество живет уже 20 тысяч лет - двести веков! Более того, даже не частная, а и более ранние формы собст­вен­ности возникли лишь с появлением земледелия, то есть сравнительно недавно. А до этого вполне сформировавшийся homo sapiens , живущий племенами, лишь координировал разумное использование угодий для охоты или собирательства. Никакого «естественного», биологически присущего человеку «чувства» част­ной собственности не существует, это - исторически обусловленная часть куль­туры, продукт общественных отношений. Возник этот продукт в определенных условиях, побыл в культуре и исчезнет.

Cоответственно, не существует и никакого природного « чувства Хозяина », которое было якобы утрачено советскими людьми из-за обобществления собственности на средства производства. Создание мифа об этом «чувстве» или инстинкте - типичное биологизаторство культуры, отрыжка социал-дарвинизма. Что же касается этого чувства как порождения культуры , то вовсе не советская власть его ограничила в России, а Православие. Виднейший русский православ­ный философ о. С.Булгаков пишет в книге «Христианский социализм» об этическом и религиозном отношении к собственности: «Именно это-то чувство собственности, духовный яд ее, сладострастие Мамоны, и осуждается беспо­во­ротно христианством, как коренным образом противоречащее основной запо­веди любви» [4] .

Манипулятивный характер мифа о собственности был доведен до гротеска введением в него священной компоненты. Популярный и влиятельный во время перестройки публицист В.Селюнин в газете «Известия» (23.03.1992) в статье с многообещающим названием «А будет все равно по-нашему», так излагал символ новой веры:

«Рынок есть священная и неприкосновенная частная собственность. Она, если угодно, самоцель, абсолютная общечеловеческая ценность... Это только по вшивым партийным учебникам там, за бугром, всем владеют в основном Форды да Дюпоны. А в действительности акции, к примеру, корпорации «Дженерал моторс» имеет около миллиона человек».

Это высказывание может служить для нас хорошим учебным материалом. Прежде всего, В.Селюнин делает важную оговорку ради захвата и присоеди­нения аудитории, в сознании которой, как известно, были сильны уравнительные представления. Он не призывает людей в общество, разделенное на собствен­ников и пролетариев, а рисует образ чуть ли не уравнительного распределения собственности. Нет, теперь при капитализме не Форды да Дюпоны всем владеют - «акции «Дженерал моторс» имеет около миллиона человек»!

В этом образе применена манипуляция мерой . Да, при частной собствен­ности Форды да Дюпоны не всем владеют, никто этого никогда и не утверждал, это было бы глупо. Вопрос в том, какова степень неравенства в распределении собственности. Здесь - умолчание . Вот сводка из газеты «Нью-Йорк Таймс» от 17 апреля 1995 г.: 40% всех богатств в США принадлежат 1% населения. Доля в доходе как богатой, так и бедной части населения США сохраняется с точностью до десятой доля процента с 1950 г. (сводка U.S. Bureau of Census приведена в журнале «США: экономика, политика, идеология» № 10, 1994).

Говоря о том, что в США миллионы работяг владеют акциями, В.Селюнин, не прибегая к прямой лжи, внушает мысль, будто в условиях господства частной собственности большинство граждан получает существенный доход от собст­вен­ности. Здесь - умолчание о реальной доле этого дохода в общих доходах населения США. Данные эти вполне доступны и противоречат всему контексту сообщения В.Селюнина.

Вот энциклопедический справочник «Современные Соединенные Штаты Аме­рики» (М., 1988). Читаем на с. 223: «В 1985 г. доля дивидендов в общей сумме доходов от капитала составила около 15%». Главный источник доходов от капитала теперь не дивиденды от акций, а проценты от вкладов. Акции же важны для управления предприятиями, но для этого важны не распыленные среди «работяг» акции, а пакеты акций.

А много ли рабочие и служащие США получают доходов от капитала? Читаем: «Доля личных доходов от капитала в общей сумме семейных доходов основных категорий рабочих и служащих оставалась стабильной, колеблясь в диапазоне 2-4%» (с. 222).

Итак весь доход на капитал у трудящихся составляет 2-4% всех семейных доходов, а в нем 15% от акций, то есть, для среднего трудящегося человека в США акции дают 0,003-0,006 его семейного дохода. Три тысячных! И этим соблазняли людей на приватизацию, на потрясение всей экономической системы страны!

Но главное - ложность самих понятий В.Селюнина, данных как непрере­кае­мый постулат. Частная собственность - самоцель, абсолютная общечеловеческая ценность ! Но ведь это нелепо. Не существует абсолютных общечеловеческих ценностей, ибо ценности - часть культуры и являются исторически обусловлен­ными. Они всегда относительны и всегда признаются именно в данной культуре. Там частная собственность ценность, а где-то к ней равнодушны.

Относительны ценности и во времени. Частная собственность возникла неда­вно, существует она лишь в течение 0,05% времени, которое прожила челове­ческая цивилизация - как же она может быть общечеловеческой ценностью? Люди, не знавшие частной собственности - не люди? Расчет манипулятора при использовании таких лобовых приемов на то, что человек не успевает встроить энергичное утверждение в реальный культурный и исторический контекст.

Ну, В.Селюнин - газетчик, хотя и из экономистов. А вот А.Н.Яковлев - ака­демик АН СССР, а потом РАН, бывший начальник всей идеологической машины КПСС. Перед выборами 1996 г. он подкрепляет в «Российской газете» этот новый миф-стереотип: «Нужно было бы давно узаконить неприкосновен­ность и священность частной собственности».

В этом мифе главное - идея священности частной собственности. Очевидно, что само понятие « священный » является иррациональным, тут говорить не о чем, это именно символ веры. Для одних священно одно, для других другое, и логикой тут не возьмешь. Поэтому само предложение академика узаконить священность является полной нелепостью в светском государстве, где право является рациональным, а не религиозным. На этом основании из Конституции РФ исключили положение о том, что «защита Отечества - священный долг гражданина», а о собственности рекомендуют вставить. Вот тебе и демократия да свобода совести!

Известно, что частная собственность - это не зубная щетка, не дача и не «мерседес». Это - средства производства . Тот, кто их не имеет, вынужден идти в работники к владельцу средств производства и своим трудом производить для него доход. «Из людей добывают деньги, как из скота сало», - гласит пословица американских пуритан, носителей самого чистого духа капитализма. Единствен­ный смысл частной собственности - извлечение дохода из людей.

Где же и когда средство извлечения дохода приобретало статус святыни? Если бы этот проект сакрализации частной собственности предлагался всерьез, а не был манипуляцией сознанием сбитых с толку людей, то его идеологи, пропагандисты и тем более ученые были бы обязаны указать источник святости и ту инстанцию , которая компетентна подтвердить священный характер собственности как общественных отношений. Ясно, что источником святости не может быть ни закон, принятый голосованием в Государственной думе, ни декрет Ельцина или Путина. А инстанцией, подтверждающей святость, не может быть ни администрация Президента, ни ренегат марксизма-ленинизма вроде А.Н.Яковлева. С появлением религии как формы общественного сознания формально присваивать титул священного может лишь Церковь.

Вопрос о статусе средств извлечения дохода поднимался во всех мировых религиях, и все они наложили запрет на поклонение им как идолу (золотому тельцу, Мамоне). В период возникновения рыночной экономики лишь среди кальвинистов были радикальные секты, которые ставили вопрос о том, что частная собственность священна. Но их преследовали даже в Англии. Когда же этот вопрос снова встал в США, куда отплыли эти радикалы, то даже отцы-осно­ватели США не пошли на такое создание идола, а утвердили: частная собствен­ность - предмет общественного договора . Она не священна, а рациональна . О ней надо договариваться и ограничивать ее человеческим законом.

И вот, в России, среди культур, выросших из православия, ислама, иудаизма и марксизма, вдруг, как из пещеры, появляется академик по Отделению эконо­мики и заклинает: священна! священна! Этот манипулятивный призыв к идоло­поклонству чреват риском значительного регресса в духовной сфере - и в рациональном мышлении, и в религиозном сознании.

Что попытка в конце ХХ века в России придать частной собственности статус священного явления является радикально антиправославной , совершенно очевидно. В Православии отношение к поклонению частной собственности четко определено как идолопоклонство. Выше приведено высказывание о. С.Булгакова, но оно вовсе не является результатом поисков обновления право­слав­ной доктрины. Напротив, оно лишь подтверждает канонические установки отцов Церкви, от которых Православие не уклонялось, несмотря на расхождения с Западной церковью, оно осталось ортодоксальным христианством.

Хотя Православие избегало явного изложения социальных доктрин, в духовно-религиозном плане частная собственность всегда трактовалась как небогоугодное устроение. Красноречивый пример поучения преподобного Симеона Нового Богослова (949-1022), переведенные архиепископом Василием (Кривошеиным) [5] .

Вот что говорит пр. Симеон в Девятом «Огласительном слове»: «Сущест­вую­щие в мире деньги и имения являются общими для всех, как свет и этот воздух, которым мы дышим, как пастбища неразумных животных на полях, на горах и по всей земле. Таким же образом все является общим для всех и предназначено только для пользования его плодами, но по господству никому не принадлежит. Однако страсть к стяжанию, проникшая в жизнь, как некий узурпатор, разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкою всем в общее пользование. Она окружила все оградами и закрепила башнями, засовами и воротами, тем самым лишив всех остальных людей пользования благами Владыки. При этом эта бесстыдница утверждает, что она является владетельницей всего этого, и спорит, что она не совершила несправедливости по отношению к кому бы то ни было...

Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования, чтобы посредством этой страсти к стяжанию навязать нам два преступления и сделать виновными вечного наказания и осуждения. Одно из этих преступлений - неми­ло­­сердие, другое - надежда на отложенные деньги, а не на Бога. Ибо имеющий отложенные деньги... виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их умирать от голода и холода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать».

Если бы попытка сакрализации частной собственности не была смелой акцией по манипуляции сознанием, то А.Н.Яковлев и его пропагандисты обязаны были бы указать на явный и авторитетный поворот Православия к отказу от этих установок. Например, на решение важного церковного Собора. Этого они сделать не могут, потому что такого поворота не произошло. Напротив, последние высказывания Церкви по этой проблеме не дают никаких оснований для сакрализации частной собственности. В 2001 г. Московский Патриархат и Священный Синод Русской Православной Церкви опубликовал «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». В ней есть Раздел VII «Собственность».

В условиях идеологического накала, сопровождающего рыночную реформу в России, Церковь применяет очень взвешенные формулировки, но и они не оставляют места для самой постановки вопроса о сакрализации. Вот главные утверждения: «Под собственностью принято понимать общественно признанную форму отношения людей к плодам труда и естественным ресурсам». Общест­венно принятая форма - совершенно иной признак легитимности отношений, нежели Откровение свыше , придающее данным отношениям священный характер. Церковь такой функции на себя не берет, в Концепции сказано и выделено: « Церковь не определяет права людей на собственность... По учению Церкви, люди получают все земные блага от Бога, Которому и принадлежит абсолютное право владения ими ». А уж как в тот или иной исторический период люди определят общественно принятые формы собст­венности - это их чисто земные дела. Перечисляя известные формы собствен­ности, Концепция так устанавливает позицию русского православия:

«Государственная, общественная, корпоративная, частная и смешанные формы собственности в разных странах получили различное укоренение в ходе исторического развития. Церковь не отдает предпочтения ни одной из этих форм».

Надо заметить, насколько рассуждение Церкви более разумно, исторично и даже логично, чем рассуждения иных докторов наук и даже действительных членов Российской Академии наук [6] .

Можно, конечно, предположить, что рыночники-западники ориентируются не на Православие, а на другую большую ветвь христианства, католичество. Но их отношение к собственности идет вразрез и с католической доктриной. В конце XIX века Ватикан стал активно выступать в области социальной поли­тики, и папа Лев XIII выпустил энци­кли­ку Rerum novarum . К ее столетию Иоанн Павел II издал энциклику Centesimus Annus . В ней он, в частности, говоpит о собственности на землю:

«Бог дал зе­млю всему человеческому pоду, чтобы она коpмила всех своих оби­тателей, не исключая никого из них и не давая никому из них пpи­вилегий. Здесь пеpвый коpень всеобщего пpедназначения земных вещей».

Совеpшенно очевидно, что частная собственность на землю дает пpивилегии собственникам и исключает из числа питающихся очень многих - это всем пpекpасно известно. Далее в своей эн­циклике папа pимский налагает на пpаво всякой частной собственности сугубо социальные огpаничения:

«Собственность на сpедства пpоизводства, как в области пpо­мышленности, так и в сельском хозяйстве, является спpавед­ли­вой и законной, когда исполь­зуется для полезной pаботы; но яв­ляется незаконной, когда используется для... получения пpибы­ли,.. для своего накопления, для незаконной эксплуатации, для спекуляции и подpыва солидаp­ности в тpудовой сpеде».

Тут не только ни о каком священном характере и pечи нет - сама законность частной собственности в ее реальном воплощении («накопление, эксплуатация, спекуляция и подpыв солидаp­ности в тpудовой сpеде») ставится под вопpос.

Остается лишь добавить, что еще менее, нежели религия, для освящения частной собственности может быть в России привлечена народная традиция, предание . Это, впрочем, ни в какой культуре было бы невозможно именно вследствие молодости буржуазного общества, но в России особенно. Сам же А.Н.Яко­влев с горечью признает: «На Руси никогда не было нормальной, воль­ной частной собственности...». Ну, не было, так и говорить не о чем, какое уж тут предание.

Если уж говорить о традициях и здравом смысле, то лучше вспомнить трез­вое суждение М.Е.Салтыкова-Щедрина: «Горе - думается мне - тому граду, в котором и улица, и кабаки безнужно скулят о том, что собственность священна! наверное, в граде сем имеет произойти неслыханнейшее воровство!»

(Журнал «Социальные науки», январь 2003)

Недостаточно прав для комментирования