Печать
| Эксклюзив |
Просмотров: 13854
0 Плохо0

Продолжение публикации отрывков новой книги С. Валянского и Д. Калюжного "АРМАГЕДДОН ЗАВТРА. Учебник для желающих выжить". Первый раз в интернет и в мире. Книга только готовится к изданию.

Начало: http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/790/48/

http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/794/48/


Часть III. ПРОДОЛЖИМ ЖИТЬ?..

«Во времена перемен те, кто готовы учиться, унаследуют мир, в то время как те, кто верит, что они уже всё знают, окажутся здорово подготовленными к тому, чтобы иметь дело с миром, который пре-кратил своё существование».
Эрик Хоффер.

Вторая попытка

В управлении государством, предприятием или малым сообщест-вом, особенно при их основательной реконструкции, важно иметь в виду, что ошибочность восприятия действительных событий ведёт к появлению ошибочных же решений и действий. А когда действитель-ный ход событий определяется ошибкой восприятия, то достигается не та цель, какая виделась в начале процесса. А когда, по прошествии некоторого времени, ошибочность принятых решений осознаётся, ис-править эти ошибки чаще всего уже невозможно. Люди, конечно, мо-гут учитывать этот опыт в последующих действиях, но они совершат новые ошибки, опять приводящие к таким последствиям, которые в момент принятия решений не были очевидными... Что интересно, по-добная ситуация складывается только в периоды кризисов.
Этому есть научное объяснение.
Социально-экономические системы относятся к числу самооргани-зующихся диссипативных структур, ведущих борьбу с «классиче-ским» равновесием периодов «нормального» развития, которая завер-шается неустойчивым равновесием, кризисом. При наступлении неус-тойчивости социально-экономические и политические процессы резко оживляются, потоки вещества, энергии и информации перераспреде-ляются, изменяются расходы. Но энтропия (степень неупорядоченно-сти) одних общественных структур возрастает, а других — уменьша-ется; они в силу этого структурируются и становятся более сильными и как бы возглавляют процесс. И дальше достигается не та «общая» цель, что была объявлена, а цель наиболее сильной структуры. А лю-ди не понимают сути происходящих событий.
Есть анекдот о русских дорогах. Дескать, если машина попала в колею, то никуда уже не денется. Так вот, нелинейная физика знает понятие аттрактора: это область фазового пространства, в которую притягиваются все траектории, и достаточно в неё попасть, как энтро-пия уменьшается и дальнейшая эволюция становится определённой. Если развитие определяет одна, сильная структура, то по её «колее» вы и поедете. Пример: ваша машина — в колее, ведущей на колхоз-ную ферму, а вы упорно пытаетесь свернуть в сторону, чтобы попасть в пивную, виднеющуюся на горизонте. Понятно, что кроме поломки рулевого управления, у вас ничего не выйдет. А ведь цель ваших ру-ководящих действий была совсем другая.
Если же вы находитесь между разными «дорогами» и, планируя попасть, например, в лес, съезжаете на ту, которая ведет к болоту, то вы и попадете в болото. Яркий пример подобного поведения — всё, происходившее у нас в России в последние пятнадцать лет. При нача-ле реформ объявлялись вполне определённые и весьма привлекатель-ные цели. Однако были заданы такие «правила игры», осуществлены такие реформы, что наше государство попало в совсем другую колею. И вот, вместо благоденствия — разрушение экономики, обнищание народа, ослабление государства, превращение страны в сырьевой придаток развитых стран. Да и те же США: объявляют своей целью мировое господство и собственное процветание, но находятся в такой области притяжения, где реализовать эти цели не смогут.
Итак, понятно, что, несмотря на наше стремление всем управлять, очень многие процессы идут сами по себе, то есть самоорганизуются по вполне определённым законам природы, и попытки идти им попе-рёк ухудшают ситуацию. В этом причина принципиальной невозмож-ности исправить некоторые ошибки, сделанные при определении на-правления развития и вообще методов руководства. А вот, разумно следовать за природой — это совсем другое дело...
Что мы имеем сегодня? Глобальный экологический кризис из-за перенаселения планеты в самом разгаре, но не только его острота, но даже само наличие до сих пор не воспринимается людьми в полной мере. Ещё более страшен кризис общества. Речь, письменность, ис-кусства, наука и техника — то, что отличает человека от животного, используется для распространения лжи. Экономика, возникшая как «правила ведения домашнего хозяйства», чтобы стать поддержкой обществам в их выживании среди природы, на деле подавляет воз-можности выживания людей и уничтожает природу. Деньги — сред-ство осуществления меновых отношений, — подмяли экономику, подчинили себе все помыслы людей; добывание денег превратилось в самоцель, а ценность человеческой жизни сведена к нулю.
Очевидно, что достигаются не те цели, которых желали бы достичь люди. И чем закончится этот конфликт природы с человечеством? Биосфера — саморегулирующаяся система; как сумма всех видов на Земле она много сильнее любого из них, поэтому всегда рано или поздно стабилизирует численность вида или сократит её. «Наруши-тель конвенции» обязательно будет возвращён в разумные рамки, вплоть до нулевого уровня, — особенно такой упорный, как человек.
С реалистической точки зрения в ближайшие десятилетия, если не годы, нас ожидает череда всепланетных экологических и финансовых катастроф, естественным образом направленных против человечества. Главный цивилизационный разлом пройдёт через все нации и народ-ности, через все страны. Потребительская цивилизация непременно будет разрушена; уже начавшаяся вооружённая и экономическая борьба «стран и религий» — это борьба внутри общепланетарной по-требительской цивилизации, один из способов её самоуничтожения.
В итоге всей этой суеты решающим фактором снижения нашей численности может стать голод. Он уже вовсю «работает» во многих странах. Ежегодно от голода умирают миллионы человек, и хотя пока общая численность увеличивается на порядок больше, вполне вероят-на ситуация, когда число умирающих от голода резко возрастёт и ста-нет главным фактором сокращения численности. Это — самый есте-ственный биологический вариант решения проблемы. Есть и другие, кроме голода, природные факторы, которые могут прямо и беспощад-но сократить нашу численность. Это паразиты, хищники, загрязнения, а также не биологические, но контролируемые биосферой факторы: газовый состав атмосферы, осадки, климат и т.п.
Человечество в последние несколько десятков лет растёт на 2 % в год, удваиваясь каждые 35 лет. А производство пищи растёт на 2,3 %, удваиваясь каждые 30 лет. Численность человечества, как и всякого биологического вида, строго следует за изменением количества пищи, главного показателя биологической ёмкости среды. Но она увеличи-вается не сама по себе, естественным образом; нет, её увеличивает человек, распахивая новые земли, выводя новые, более урожайные сорта, внося удобрения, применяя ядохимикаты. Обеспечивать рост суммарного урожая становится всё труднее: связанное с ним потреб-ление энергии растёт на 5 % в год с удвоением в 14 лет; потребление воды возрастает на 7 %, удваиваясь каждые 10 лет; производство удобрений тоже растёт на 7 % в год, а ядохимикатов — даже на 10 %. Эти усилия истощают ресурсы, разрушая и загрязняя среду; в скором времени производство пищи в нужных количествах окажется невоз-можным, а ещё скорее сломаются цепочки доставки её потребителям.
Второй вариант снижения численности — не биологический, а со-циальный: одна из ядерных стран попытается захватить остатки нево-зобновляемых ресурсов, а другие начнут с ней ядерную войну. Сего-дня на Земле хватит атомного оружия, чтобы в любое удобное время довести численность человечества до сколь угодно малой величины, а уже идущая война всех против всех быстро закончит «зачистку» пла-неты от рода homo sapiens.
Политический вариант, пропагандируемый некоторыми идеали-стами: что все страны могут сознательно ввести ограничение рождае-мости и постепенно снижать численность населения, — нам вероят-ным не кажется, потому что плодовитость человека определяется по-пуляционными биологическими механизмами, и никакие решения, предлагаемые от разума, не будут результативными. Осуществление ещё целой группы идеалистических планов, вроде сознательного пе-рехода к Эпохе разумного потребления, тоже вряд ли вероятно: разум не руководит нашей эволюцией. Наоборот, он постоянно загоняет нас в тупики. Путь, вымощенный «общечеловеческими ценностями», «идеологией открытого общества» и прочими «благими намерения-ми», поразительно быстро привёл человечество в ад.
Вера вместо знания, мифы вместо расчётов, сумерки вместо све-та, — вот с чем мы встретили XXI век. Так что вопрос «Что делать?» применительно ко всему человечеству не имеет смысла. Ничего не делать. Природа сама выведет нас на новый уровень жизни, хотя ко-нец будет неприятным. Пройдя через голод, эпидемии, массовую рез-ню и природные катастрофы, человечество постепенно стабилизиру-ется в том состоянии, которое удовлетворит природу. Правда, возмо-жен и нулевой вариант, когда людей не останется; во всяком случае, некому будет читать эту нашу оптимистическую книгу . Что ж, наша популяция окажется в хорошей компании: динозавры, саблезубые тигры и прочие милые создания, исчезнувшие с лица Земли. Не зря же в последние годы человечество переболело динозавроманией. А если кто из людского рода и останется в живых, то он и его потомки поте-ряют все завоевания цивилизации; одичавшие племена в среднем окажутся на уровне жизни народов Севера или бушменов Африки.
Такой «возврат в пещеры» позволит людям устойчиво эволюцио-нировать ещё несколько тысяч лет. Но уж больно неказистое будущее получается!.. И вот, отбросив надежды спасти человечество целиком, остаётся нам единственный шанс: «вторая попытка» для тех, кто вы-живет. Попытка сохраниться и продлиться с учётом исторического опыта. Попытка жить, признавая первенство прав природы. Попытка использовать накопленные человечеством научные и технические достижения не для получения прибыли, а для сохранения культуры.
Нам иногда говорят, что мы — противники прогресса. Нет, мы сторонники прогресса, но только для нас он — не в росте потребле-ния! Потребительство не даёт прогрессивного развития, зато губит культуру и подрывает возможности выживания сообществ. Чтобы по-сле катастрофы жить достойно, цивилизованно, культурно, придётся навсегда забыть о прогрессивном развитии, как удовлетворении воз-растающих материальных потребностей человека. И тогда — после Армагеддона — может наступить эпоха Разумного потребления. (А может и не наступить.) Как, где и в каких пропорциях — этого пред-сказать нельзя. Но людям наверняка придётся пройти через Великий Отказ, отказ от многих главенствующих ныне представлений и идей, от жадности и себялюбия, а прежде всего от иллюзии, что мы — хо-зяева природы и Бога. Придётся вызубрить наизусть, положив в осно-ву новой идеологии, что:
В случае действия права частной собственности на природные ресурсы расслоение социально-экономической системы принимает крайне обострённые формы, вся социально-экономическая система становится неустойчивой, катится к хаосу и деградации.
Если в каком-либо из государств (мест) природная среда оберега-ется и очищается от загрязнений, то это вызовет её деградацию в других странах (местах), прямо или в опосредованном виде.
Если общество (сообщество) по численности, занимаемому про-странству и по объёму используемых ресурсов приближается к воз-можностям ёмкости среды, то дальнейшее развитие сообщества невозможно.
Пропаганда идей «свободного развития» на самом деле воспиты-вает потребительство во всех его мыслимых и немыслимых формах и ведёт к гибели сообществ.
Простые механизмы хозяйствования не есть самоценные явления.
Излишнее посредничество разрушает стабильность.
Мы не зря посвятили этим вопросам свою книгу!

Численность населения планеты сократится на порядок, а то и на два. Сохранить достойный уровень жизни удастся далеко не везде. Но везде придётся решать целый круг проблем, а среди первых — про-блемы идеологические, определение новых понятий прав и свобод.
Ныне принятая парадигма капитализма постоянно порождает па-радоксы. Примеры: а) капитал идёт туда, где прибыль; б) права чело-века равны повсюду. Как это совместить?.. Ближайший пример: ава-рия энергетических сетей в Москве 25 мая 2005 года. Метро не рабо-тает, магазины закрыты; жара; десятки тысяч людей вдоль дорог. Ка-питал («извозчики» и торговцы водой) кинулся за прибылью. Чтобы довезти людей от Конькова до центра «извозчики» требовали пятьсот рублей; за поллитровую бутылку минералки торгаши просили три-дцать рублей, вместо обычных десяти. Без сомнений, продлись эта ситуация не несколько часов, а несколько дней, цены выросли бы ещё раз в десять. А куда же подевалось право людей на жизнь?.. Лозунг «права человека превыше всего» при нынешней идеологии — то же самое, что лозунг «костюм человека превыше всего». Главное, чтобы костюмчик сидел, а человек в нём может хоть сдохнуть.
В новых условиях придётся не просто ограничивать частную ини-циативу; надо будет менять отношение между людьми и средствами производства вообще. Маркса можно ругать, можно воспевать (это дело личной склонности), но он в «Экономическо-философских руко-писях» совершенно верно определил главный принцип хищнического империализма: личная свобода человека заканчивается там, где начи-нается свобода другого. Иначе говоря, моя свобода кончается там, где начинается свобода олигарха. Этот ужасный принцип, по его мнению, уничтожает человека как независимый субъект. Нет денег, чтобы пить воду по тридцать рублей? Умри. Твоя свобода кончилась.
Альтернатива этому зверству — принцип «свобода одного является залогом свободы другого». Придётся возлюбить дальнего не только больше, чем ближнего, но и больше, чем самого себя!
Другая проблема, которая встанет перед остатками человечества, структурирующегося на новых принципах — переход на новые тех-нологии, прежде всего биотехнологии. Есть замечательный мир бак-терий, который мы знаем лишь в малой степени, а между тем наша жизнь во многом существует благодаря ему. Нужно сделать её ещё более зависимой от бактерий. С помощью бактерий можно будет ра-дикально поменять всё. Правда, при этом надо помнить, что микробы в силу своих свойств выживут и при более сложных условиях, чем существующие на планете сейчас, а человек вряд ли, а потому на этом пути надо сохранять максимальную бдительность.
Третья проблема — энергетика. Будущее вовсе не за ядерной и термоядерной энергетикой, и не за нефтью, газом или углем. Кстати, биотехнология может помочь и в этом.
И конечно, крайне важны проблемы образования, морали, этики: всё то, что делает человека человеком. В принципе, многих можно убедить во многом, если объявить, что это модно и престижно. Модно быть бедным, но благородным. Престижно быть щедрым. Вот тогда появится надежда на приемлемое будущее.
Возможности решения этих проблем проявятся только после окон-чания цивилизации, но готовиться нужно уже сегодня.
Что должно быть изменено?
Стиль мышления и сам человек.
Денежная система.
Образ жизни.
О двух вторых изменениях мы подробно поговорим ниже; о стиле мышления, который идёт на смену стандартному детерминизму, гово-рили выше. А как изменить человека?..
Вообще человек может выступать в трёх ипостасях: как животное существо (жильё, одежда, секс, питание), как существо общественное (уважающее чужое право иметь жильё, питание и т.д.), и как существо одухотворённое. В обществе есть узкая прослойка людей, которые перескочили уровень потребностей и животной «части» человека, и общественной. Они — именно люди, а не последние анахореты, и уровень «хлеба и зрелищ» у них задействован, но для них ВАЖНЕЕ второй уровень, сфера духа.
Посмотрим чуть подробнее.
«Люди как звери». 80 % поведенческих функций человека, на са-мом деле, идут от инстинктов, а не от разума. Разумных вообще очень мало, и это даже хорошо. Разумом человек, к сожалению, не понимает многих требований природы, и поэтому хорошо, что он многое делает на инстинктах. Отсюда, кстати, известное мнение, что женщины — умнее мужчин. А они просто сильнее привязаны к инстинктам, и по-этому очень часто в непонятной ситуации принимают правильное ре-шение. Даже так: не принимают его, а инстинкты подсказывают.
«Люди как люди» — общество. Вот это «общество», надо сказать, как раз от инстинктов и происходит. Здесь человеческого мало. При-меры: муравьи и пчёлы. Общество у них устроено куда мощнее, чем у людей, а ведь чистый инстинкт! Так что человек и его общество на деле — порождение животного мира. И воспитывать истинно челове-ческое очень сложно, ибо практически некому.
Качественное отличие человека от животного, — владение речью. В итоге помимо природных инстинктов человек начинает подчинять-ся «идейным» программам. Если идеи, выраженные словами, идут от разума, а не от природы, быть беде. Если от природы, от выработан-ных обществом традиций, результаты могут быть хорошими.
«Люди как боги». Бывает, что люди проскакивают первый уро-вень потребностей. Они выходят на второй уровень, духовный, — что тоже идёт не от разума, а от инстинкта. Разумом это можно осознать, но переход такой идёт не от разума. Это, видимо, природное качество человека. Издревле такой переход достигался в монастырях. Мона-стырь освобождает от главного инстинкта — продолжения рода; с пищей у монахов тоже иные отношения. А когда человек ограничива-ет свои потребности, он переходит на следующий уровень. Это очень интересный эффект, в котором не заинтересовано ни одно правитель-ство, потому что никто во всём мире не знает, что делать с людьми, перешедшими через первый уровень.
Что такое первый уровень? Жильё, одежда, секс, питание. Государ-ству ясно, что с этим делать. А духовные потребности — как их осу-ществлять и удовлетворять? Для этого само государство должно быть на уровне, а такого не было ни разу за всю историю человечества. Да-же в СССР заботу о духовной сфере проявляли как-то материалисти-чески. «Мы самая читающая страна в мире», — и действительно, ко-личество наименований книг, тиражи — всё было на уровне. А о чём эти книги? Что внутри-то?... Ведь это самое главное.
К примеру, появилось в СССР целое направление, самодеятельная песня. Что с этими людьми делать? Едут в лес, живут в шалашах, им всё равно, чем питаться... Сидят на брёвнах, бренчат на гитарах... Власть пытается сгладить это дело, предлагает им дорогу провести, пивной ларёк поставить, то есть хочет свести на уровень опять-таки животного, — а те уходят в другое место или ставят кордоны...
Или толкинисты. Тоже бегут куда подальше. То сидят, то дерутся, разговоры у них какие-то свои, непонятные. «Нормальное» общество (и, кстати, КГБ) теряется: кто такие? Чего-то, наверное, замышляют... а они просто перешли на другой уровень. Живут в жутких трущобах, а на деле в другом мире. У каждого кликуха, легенда...
Внешне на них похожи воры, — но если есть люди духовные, то есть и наоборот. Воры в крайней степени заматериализованы, и в трущобах они живут по совершенно другим причинам. У них цели вообще низменные. Сидят «на хазе», про философию не рассуждают. Это ситуация антисоциальности, а монастырь, или «свои» песни — какая же тут антисоциальность? Тут сверхсоциальность.
Власть не заинтересована ни в ворах, ни в излишне духовных. Она давит как хазы, так и доморощенных философов. Причём с хазами она как раз может и согласиться: сегодня, скажем, в России уголовный мир опрокидывается на общество, потому что там есть многое, что власти нравится. А монастырь — как монастырские порядки опроки-нуть на страну? Что с ними делать? Ты эдакому типу колбасу подсо-вываешь, а ему не надо. Он считает, что ты ведёшь себя непристойно. Ты ему взятку даёшь, он не берёт. Ты его в тюрьму сажаешь, а он и в тюрьме остаётся таким же... Эти люди совсем другие.
Начальники их боятся. Если заведётся такой пассионарий в кол-лективе, то это страшный для начальства человек, его ничем не ку-пишь. Ему не надо повышения, ему не надо зарплату, он правдо-люб, — при Советской власти таких считали больными, а они просто проскочили первую ступень потребностей. У них другие идеалы. Кстати, очень интересно, что русские в новых условиях, когда им не платят зарплату, продолжают работать. 17 февраля 2004 года в ново-стях показали дорожных уборщиков откуда-то из Сибири: им уже год не платят зарплату. А они чистят дороги и ремонтируют, и говорят: а как же людям жить без дорог?.. В России таких примеров много; в мусульманском мире, может, ещё больше. Есть такие и на Западе, среди антиглобалистов и некоторых «зелёных».

ДРУГАЯ ВАЛЮТНАЯ СИСТЕМА

«Истина — это не то, что доказуемо,
Истина — это то, что неотвратимо».
Антуан де Сент-Экзюпери.

Деньги свободные и отрицательные: опыт прошлого

В конце ХIХ века Сильвио Гезель, преуспевающий коммерсант, работавший в Германии и Аргентине, заметил, что иногда его товары продавались быстро и за хорошую цену, а в другое время — медленно и с тенденцией к снижению цен. Он начал размышлять об этом и ис-кать причины такого хода событий и быстро понял, что такие подъё-мы и спады мало зависят от спроса на товары или их качества, а почти исключительно от цены денег (процента) на денежном рынке.
Он объяснил этот феномен тем, что в отличие от всех других това-ров и услуг деньги можно оставлять у себя практически без затрат. Если у одного человека есть корзина яблок, а у другого есть деньги, то владелец яблок будет вынужден продать их уже через короткий срок, чтобы не потерять свой товар. А обладатель денег может ждать, пока цена денег не придёт в соответствие с его представле-ниями. Ведь деньги не портятся, и не требуют складских расходов, а наоборот, дают "выгоду ликвидности": имея в кармане или на счёте в банке деньги, можно ожидать, когда наступит удобный момент или цена снизится до такого уровня, когда товар выгодно купить.
А тут ещё инфляция. Если деньги не оборачиваются в экономике, а копятся, государство начинает восполнять их искусственную нехватку дополнительной эмиссией; цены растут; жизнь не улучшается, а эко-номика продолжает страдать. И так будет продолжаться, пока деньги являются наивысшей ценностью в обществе, и каждый член общества желает иметь их у себя как можно больше.
Сильвио Гезель сделал вывод: если бы мы смогли создать денеж-ную систему, в которой деньги, как и все другие товары и услуги, тре-буют «складских расходов», экономика была бы освобождена от подъёмов и спадов в результате спекуляции деньгами.
Почему деньги не пахнут?
Потому что они не портятся.
А не портятся - значит, не требуют складских расходов. Их можно прятать в валенке сколько угодно. Правда, в валенке они всё же не совсем не портятся. Их помаленьку пожирает инфляция. Но тем день-гам, которые даются в долг под проценты, инфляция не страшна!
Всем известен лукавый лозунг, брошенный в легковерный наш на-род создателями финансовых пирамид: "Ваши деньги должны на вас работать!" Но деньги НЕ работают. Работают люди. Деньги только размножаются.
В 1890 году Сильвио Гезель сформулировал идею "естественного экономического порядка", обеспечивающего обращение денег, при котором деньги становятся государственной услугой, за которую лю-ди отчисляют плату за пользование. Вместо того, чтобы платить про-центы тем, у кого денег больше, чем им нужно, люди — для того, чтобы вернуть деньги в оборот, — должны были бы платить неболь-шую сумму за изъятие денег из циркуляции.
Маргрит Кеннеди , чтобы сделать эту мысль более понятной, срав-нивает деньги с железнодорожным вагоном, который, как и деньги, облегчает товарообмен. Железнодорожная компания за разгрузку ва-гона не платит премию (проценты) тому, кто им пользуется, но поль-зователь платит небольшую "плату за простой" (демерредж), если не обеспечил разгрузку вагонов.
Гезель назвал такие деньги "свободными " (от процентов). Дитер Зур и Маргрит Кеннеди используют название "нейтральные деньги", так как они служат всем и не дают никому односторонних преиму-ществ. Мы, предлагая применять такие деньги в качестве локальной, местной валюты, называем их «горячие боны», чтобы уйти от обвине-ний в покушении на государственное право эмиссии денег.
В 1930-х годах последователи теории Гезеля провели с беспро-центными деньгами несколько экспериментов, доказавших правиль-ность этой теории. В Австрии, Франции, Германии, Испании, Швей-царии и США в годы Великой депрессии внедряли свободные деньги для устранения безработицы.
Но имеется куда более древний опыт их использования!
Бернар Лиетар пишет :
«Мы жили с идеей получения дохода от процентов на деньги века-ми, так что даже намерение платить за деньги звучит странно для со-временного обозревателя. Однако такая система существовала не-сколько столетий по меньшей мере в двух цивилизациях, и привела к прекрасным экономическим и социальным результатам... Кроме ко-роткого возрождения под усилиями Сильвио Гезеля и нескольких случаев во время 1930-х годов, нужно пойти назад в Средние века, чтобы найти достойный прецедент».
И далее Лиетар описывает прецедент: плата за хранение денег по-стоянно использовалась в Европе с Х по ХIII век, и в Древнем Египте. На самом деле, в обоих случаях параллельно применялось два типа денежных систем. Первая, сходная с нашей современной, была де-нежная система «на длинные расстояния». Она рутинно использова-лась торговцами, занятыми в зарубежной торговле, и эпизодически военной или королевской элитой для оплаты или получения подарков, дани или выкупа. Это то, чем гордятся нумизматы. Но в этих двух ци-вилизациях был второй тип денег, где применялась оплата за хране-ние. Они были менее привлекательны внешне и циркулировали пре-имущественно как «локальная» валюта.
«Лучший сюрприз случился, — пишет Лиетар, — когда я открыл замечательные экономические результаты в обоих местах, совпадаю-щие точно с периодом, когда была в ходу плата за хранение денег... Когда эти денежные системы были заменены... результатом был дра-матический экономический крах в обоих местах».
Начиная с конца Х века (точнее, с 973 года) в Англии монеты пе-речеканивались через примерно равные интервалы. Главной мотива-цией было то, что королевские казначеи давали только три новые мо-неты за четыре старых . Это было эквивалентно налогу в 25 % каждые шесть лет на любой капитал, содержащийся в монетах, примерно 0,35 % в месяц. Перечеканка была грубой формой платы за хранение. Позже эта система охватила почти всю Европу, и что важно, пока су-ществовал связанный со временем налог за хранение денег, не было снижения стоимости самой валюты, то есть её обесценивания.
Вариантом таких валют была система брактеатных денег (от brac-tea, тонкая пластинка на латыни). Это были круглые плашки, отчека-ненные на серебряных пластинах толщиной с бумажный лист. В от-личие от монет, они были отштампованы только с одной стороны, но их большая тонкость позволяла видеть чеканку с другой стороны. Они были настолько тонки, что можно было сделать частичную уплату, отрывая кусочки. Они были очень удобными; их применение сделало чеканку ежегодным процессом. Валюту меняли на большом ежегод-ном осеннем рынке в каждом городе: любой торговец, который хотел торговать здесь, должен был сдать старые деньги в обмен на новые. С 1130 года брактеаты широко распространились в германской Европе, на Балтике и в странах Восточной Европы.
А каковы результаты? Мы покажем их пунктирно.
Европейские Средние века, охватывающие более тысячи лет исто-рии, обычно представляются как что-то мрачное. Однако недавние исследования учёных выявили важные отличия между разными пе-риодами в этом долгом тысячелетии. Мрачный взгляд оправдан для ранней стадии (V-VII века, о которых вообще мало что известно) и для его конца (XIV-XV века). Период XIV-XV веков наиболее ужасен; именно он создал плохой образ всему Средневековью, будучи много позже спроецирован на всё тысячелетие. Но есть два-три века — при-мерно X-XIII, в течение которых происходило совершенно иное!
Период примерно с 1050 по 1290 год был «первым европейским ренессансом» . К примеру, в 1079 году папа Григорий VII обязал каж-дого епископа иметь центр высшего образования. Между 1180 и 1230 годами в Европе была основана первая волна университетов. Даже абстрактные науки, как, например, математика, возникли здесь имен-но в это время, а не в ренессансе XVI века, как принято считать.
Что до качества жизни обычных людей, то некоторые историки даже заявляют, что оно было наивысшим в европейской истории, что произошёл специфический экономический бум! Например, француз-ский специалист по средним векам Форже заключил, что для Франции XIII век был последним веком, известным как «общее процветание в стране». Франсуа Икстер, другой историк, сообщает, что между XI и XIII веками западный мир переживал высокий уровень процветания, что подтверждено беспрецедентным в истории демографическим взрывом. Есть и такие заявления: «Время между 1150 и 1250 года-ми — время экстраординарного развития, период экономического процветания, которое мы с трудом можем представить себе сегодня» .
Внедрение новой техники им технологий? Пожалуйста: в соответ-ствии с имеющимися отчётами Королевского монастыря Сен-Дени за 1229-1230 и 1280 каждый год значительную часть мельниц, печей, давильных прессов для вина и другого крупного оборудования ремон-тировали или даже полностью переделывали. Они не ждали, когда что-нибудь сломается. В среднем не менее 10 % валового годового дохода сразу же реинвестировалось в текущий ремонт оборудования". И делалось это не только в монастырях; денежная система обладала свойствами, которые стимулировали всех к таким реинвестициям.
Разумеется, результаты такой инвестиционной в своей основе эко-номики можно оценить лишь фрагментарно; никто не подсчитывал показатели ВВП в то время.
Урожайность? Пожалуйста: за эти столетия она повысилась в среднем более чем в два раза в большинстве случаев, а также проис-ходило расширение пахотных земель. При улучшении землепользова-ния и повышении урожайности стало требоваться меньше трудовых затрат. «В Х веке... распространение хомута и стремени позволило эффективнее использовать лошадиную силу, а это, в свою очередь, способствовало улучшению транспортировки в Европе. Тогда же ев-ропейцы начали использовать силу воды на суше и ветра на суше и на море в большей степени, чем прежде... Водяные мельницы значитель-но повысили эффективность мукомольного процесса и способствова-ли увеличению продовольственной продукции. Сила воды применя-лась и на лесопилках, что способствовало росту производства доброт-ных пиломатериалов для строительства .
С 950 года начался бум производства текстиля, гончарных и коже-венных изделий, и многого другого. Список того, что производилось, становился всё длиннее, а качество росло. Стоимость продукции в че-ловеко-часах понижалась благодаря более эффективному управлению, усовершенствованным орудиям труда и новой технике, улучшению транспортировки и распределения. В текстильной промышленности внедрялись более эффективные горизонтальные ткацкие станки, при-менялась новая техника изготовления нити. Произошла революция в быту: дома начали отапливать углем и освещать свечами, люди стали пользоваться очками при чтении; всё больше применялось стекло в бытовых целях, началось промышленное производство бумаги.
Вероятно, самым замечательным из всех этих великих новшеств было то, что от них существенно выиграли маленькие люди. Оценка уровня жизни простого работника — это нелегкая задача. Опять же, рядом с ним не было статистика, который мог бы нам помочь. К тому же почти все имеющиеся у нас письменные источники рассказывают о пирах и занятиях сеньоров, королей церкви, которые нанимали практически всех летописцев того времени. Но, тем не менее, источ-ники, которыми мы располагаем, красноречивы. Например, Иоганн Бутцбах записывает в своей хронике: «Простые люди редко имели на обед и ужин менее четырёх блюд. Они ели каши и мясо, яйца, сыр и молоко и на завтрак, и в десять утра, а в четыре дня у них опять была лёгкая закуска. А немецкий историк Фриц Шварц сделал вывод: «Нет никакой разницы между фермерским домом и замком».
Для простого работника понедельник был не рабочим днём, а так называемым «синим Понедельником». Воскресенье было «Днём Сеньора» для общественных дел, понедельник же приберегали для личных дел. К тому же официальных праздников в году было не ме-нее девяноста. Некоторые историки даже утверждают, что кое-где было до ста семидесяти праздников в году. Таким образом, ремеслен-ник в среднем работал не более четырёх дней в неделю. К тому же число рабочих часов было ограничено. Когда герцоги Саксонии по-пытались увеличить рабочий день с шести до восьми часов в день, рабочие взбунтовались. А герцогам приходилось уговаривать своих подданных обходиться «только четырьмя блюдами в каждую еду» .
У крестьян, считавшихся низшим классом, «на жилете и на платье часто были пришиты в два ряда серебряные пуговицы, они также но-сили большие серебряные пряжки и украшения на туфлях», сообщают историки моды. Социальные различия между высшими и низшими слоями общества значительно уменьшились. Также между мужчина-ми и женщинами было значительно меньше различий в социальном отношении, чем в последующие века. Существовали группы женщин, умевших выполнять muliebria opera — работу, «недоступную понима-нию мужчин». Например, только женщины занимались текстильным делом, в пивоварении, в производстве всех молочных продуктов (включая масло и сыр) и, конечно, в кулинарии. Кроме 312 профес-сий, полностью монополизированных женщинами, во Франции к кон-цу XIII века было ещё 108, в которых были заняты женщины: город-ские ключницы, сборщицы налогов, городская стража и музыканты. Женщины были банкирами, управляли гостиницами и магазинами.
Напомним, в просвещённом XVIII веке женщины были исключены из всех видов коммерческой деятельности, как пишет Тюрго «даже из тех, которые больше всего подходят женскому полу, как, например, вышивание». А в X-XIII веках у них не было проблем и с владением собственностью; с этим тоже было покончено в период, наступивший после Средневековья. В течение всего этого периода сохранялась дох-ристианская юридическая система штрафов, согласно которой лица, нанёсшие другой семье какой-либо ущерб или доведшие её члена до смерти, выплачивали ей штраф. Так вот, штрафы, защищавшие жен-щин, были обычно так же высоки, как штрафы, защищавшие мужчин, а иногда и выше. Под особой защитой находились женщины детород-ного возраста. Более того, согласно одному англосаксонскому законо-дательному кодексу женщина могла по собственной инициативе и по собственному желанию выйти из брака и, если она при этом брала на себя ответственность за воспитание детей, то она имела право забрать с собой и половину всей собственности.
Благоденствие сказалось даже на среднем росте людей. Женщины в Х-ХI веках были в среднем выше, по сравнению с любым другим периодом, включая нынешнее время. Мужчины начали «расти» только со второй трети ХХ века, и лишь к 1988 году «переросли» своего со-отечественника Х-ХII веков. А ключом к необычно высокому уровню жизни обычных людей стала валюта с платой за хранение. Не было смысла копить деньги в наличной форме; наличные использовались исключительно для обменов, и те, кто имел сбережения, автоматиче-ски или тратили их, или вкладывали в дело. Идеальным вложением стало улучшение земли, или например, высокое качество обслужива-ния такого оборудования, как колодцы и мельницы.
Бернар Лиетар самым веским, осязаемым доказательством того, что в то время происходило нечто необычное, считает неожиданный расцвет строительства соборов в этот период Средневековья. Помимо сотен соборов, были построены или перестроены между 950 и 1050 годами 1108 монастырей. Строительство еще 326 аббатств было за-вершено в течение XI века и ещё 702 — в течение XII века. В эти два столетия строились аббатства размером чуть ли не с город, что под-тверждается примерами Клуни, Шарите-сюр-Луар, Турнусом, Кайе-ном и многими другими. По оценкам Жана Жимпеля, в эти три столе-тия миллионы тонн камня были добыты в одной только Франции — больше, чем в Египте за всю его историю. По оценкам специалиста по истории Средних веков Робера Делора, к 1300 году в Западной Европе было 350 000 церквей, в том числе около 1000 соборов и несколько тысяч крупных аббатств. А всё население в то время оценивалось в 70 млн. человек. В среднем одна христианская церковь приходилась на 200 жителей! В некоторых районах Венгрии и Италии это соотноше-ние было ещё резче: одна церковь — на каждые сто жителей.
И что важно, к этому строительству централизованная власть (цер-ковная или какая-либо другая) не имела отношения, вопреки устояв-шемуся мнению. Подавляющее большинство средневековых соборов не принадлежало ни церкви, ни знати. Их строил народ для себя, сам, и на свои деньги. Собор был местом, где, помимо религиозных обря-дов, проводили собрания всего городского населения и другие обще-ственные мероприятия, требовавшие крыши над головой. Там же ле-чили больных. То есть это было место, где официально лечили вра-чи — не случайно до 1454 года медицинский факультет официально помещался в Нотр-Дам в Париже. Соборы принадлежали всем граж-данам города, они же их и содержали. Церковь, конечно, находилась в более «привилегированном» положении, поскольку больше времени отводилось отправлению религиозных культов, но она была лишь од-ним из многих действующих лиц.
Этот беспрецедентный строительный бум прекратился после 1300 года так же неожиданно, как и начался тремя веками раньше.
Все эти позитивные эволюционные тенденции достигли своей кульминации около 1300 года, после чего последовал внезапный спад и регрессия, продолжавшиеся несколько веков. Начались репрессии против женщин, культа Чёрной Дамы (который в то время главенст-вовал в Европе), против куртуазной литературы и образования. Коро-ли решили, что им проще и выгоднее получать доход, просто выпус-кая деньги в обращение по мере понижения стоимости денег, а с гра-ждан брать налоги. Но понижение стоимости денег предполагает ин-фляцию, а демерредж — нет.
После отмены «отрицательных денег», не шедших в рост, не со-державших процентной составляющей, произошло быстрое обнища-ние людей и демографическая катастрофа. В Англии между 1300 и 1350 годами население сократилось настолько, что фактически лишь к 1700 году страна восстановила свою численность, достигнув уровня 1300 года! Историки сваливают такое вымирание на чуму, но первая эпидемия чумы в Англии случилась в 1347 году, а население начало сокращаться уже за два поколения до этой даты!
Специалист по Средневековью Фуркен отмечает: «К концу XIII и началу XIV веков периодически и повсеместно страну охватывает го-лод. Голод и эпидемии — причём первый часто приводит к последне-му — случались редко и носили локализованный характер после 1000 года. Такое положение изменилось после 1300 года». Историк Лука полагает, что голод охватил Европу впервые в 1315-1316 годах; по его оценкам, тогда вымерло 10 % всего населения. В лондонском Сити цены на зерно резко подскочили в 1308-1309 годах. Лондонские хро-ники сообщают в 1316 году: «В этом году была большая нехватка зер-на и другой провизии, потому что бушель пшеницы стоил пять шил-лингов. Из-за голода люди ели кошек, лошадей и собак... Некоторые крали детей и ели их».
Следует отказаться от идеи, что чума была причиной упадка. На-оборот, чума стала следствием экономического упадка, начавшегося за полвека до неё. И ключевым фактором, который обычно упускают из виду, стали значительные изменения в организации финансов, от-каз от двойной монетарной системы, когда одновременно с деньгами высокой коммерческой стоимости для зарубежной торговли, не обла-гавшимися налогами, и которые можно было копить впрок, повсюду применялись местные деньги, подлежавшие взысканию демерреджа. Вместо этого началось монопольное владычество единой централизо-ванной монетарной системы.
Деньги стали дефицитными; этот феномен, хорошо известный спе-циалистам, был обусловлен не столько физической нехваткой серебра и золота, сколько уменьшением скорости денежного обращения , а она снизилась весьма существенно. Ведь по понятным причинам деньги с демерреджем не накапливали, а пускали в оборот — в отли-чие от обычных денег, которые откладывали про запас. Но главное — люди, работники! Если раньше они вели естественную жизнь, выпол-няя необходимую для общества работу, и получали денег в достатке, то теперь они вынуждены были искать работу, чтобы получать хоть какие-то деньги, потому что они были — в недостатке! От этого и на-чалось быстрое обнищание большинства. Те, кто предоставлял рабо-ту, тоже стали исходить не от потребностей общества, а от своих нужд, с учётом наличия денег и необходимости добывать деньги.
Из-за этого в дальнейшем Европе постоянно не хватало золота. Широкомасштабное развитие золотодобычи, начавшееся с 1320 года в Венгрии и Трансильвании, не смогло «накормить» экономику Европы. Это даже ускорило открытие Америки. В вахтенном журнале Хри-стофора Колумба от 13 октября 1492 года, когда он впервые прибыл на Багамы, вполне откровенно говорится об этом: « «И я подумал, что надо постараться разузнать, нет ли здесь золота» ...
Позже сначала в Англии (в конце XVII — начале XVIII века), а за-тем и повсюду возобладала новая валюта, комбинация из разнообраз-ных, сложившихся к тому времени денежных систем. Золото по-прежнему оставалось всеобщим эквивалентом, к которому были при-вязаны все валюты, но фактором, определяющим движение денег и развитие экономики, стал процент. Как и почему это повлияло на судьбу человечества, уже понятно. Мы рассказывали раньше о двух способах влияния на эволюцию, силовом и параметрическом. Второй заключается в изменении параметров: в системе, устойчиво рабо-тающей в некоем режиме, изменяются параметры функционирования. Вследствие этого уменьшается объём области существования (власти, влияния) этого режима, он становится неустойчивым, и вся система сама начинает эволюционировать к другому режиму.
С появлением денежного процента из рынка, как самостоятельной общественной структуры, вышли финансы и начали свою независи-мую жизнь. Довольно скоро выяснилось, что выживание рынка и фи-нансов снижает выживаемость системы в целом! Люди, попавшие под маховик такого экономического развития, начинали действовать не в своих собственных интересах, а в интересах экономики, финансов и связанных с нею военных и политических структур. Также рынок по-родил быстрое расслоение на бедных и богатых не только внутри на-циональных границ, но и на международном уровне. За неуплату на-логов или долга людей обращали в рабство, а в отношении бедных стран широко применялись внеэкономические меры принуждения. Не будем даже предполагать, что этого «требовали интересы общества». Нет, это финансы — всего лишь одна из общественных структур — в силу установленных параметров подавлял все остальные, в том числе и нравственность колонизаторов и культуру колонизуемых стран... Этот пример, кстати, показывает, что суть событий не может быть объяснена вне понимания эволюции структур.
В ХХ веке финансовая система оторвалась даже и от золота и фак-тически перешла на обслуживание самой себя. Возможность вообще не вкладываться в производство, а заниматься спекуляциями: скупкой и перепродажей акций, облигаций, закладных, привела к тому, что финансы перестали служить реальной экономике, а она, в безуспеш-ной погоне за ростом денег, поставила главной своей задачей получе-ние прибыли, и начала раздувать потребительство. Интересы челове-ческой популяции и финансов разошлись окончательно.

Дополнительные валюты ХХ века

В ХХ веке теория Сильвио Гезеля была проверена на практике, и весьма удачно. Было это во время Великой депрессии, мирового эко-номического кризиса. Во многих общинах мира был налажен выпуск «отрицательных денег», или, иначе говоря, горячих бонов; банкноты были бумажными, а плату за простой — демерредж, отмечали на них или штемпелем, или наклейкой специальной марки. На деле, гражда-нин просто покупал марку на почте, что и было внесением платы за простой, и сам её наклеивал. Без этого банкнота была бы недействи-тельной в следующем месяце.
Один из лучших и наиболее известных примеров использования местных бонов с платой за простой дал маленький австрийский город Вёргль с населением приблизительно 50 тысяч человек. Когда Г. Унтергугенберген был избран мэром Вёргля, уровень безработицы там превышал 30 %, что было типичным для Австрии того времени.
Мэр был знаком с работами Гезеля и решил их проверить.
Он составил длинный список проектов: заново замостить улицы, объединить систему водоснабжения города, высадить деревья на ули-цах, отремонтировать здания и коммуникации. У него было много людей, желающих и способных сделать всё это. Чего не было, так это денег: имелось только 40 тысяч австрийских шиллингов, гроши по сравнению с тем, что требовалось. И вот, вместо того чтобы израсхо-довать эти гроши для запуска хотя бы одного проекта из длинного списка, мэр положил все деньги на счёт в местном банке в качестве обеспечения выпускаемых 40 тысяч «свободных шиллингов Вёргля».
Чтобы оплатить первый проект, он использовал stamp scrip — проштемпелёванные банкноты. Плата за пользование бонами состав-ляла ежемесячно 1%, или 12%, а марка, обязательная к ежемесячному приклеиванию к банкноте каждым, кто держал её в конце месяца, за-ставляла тратить деньги быстро, что автоматически обеспечивало ра-боту для других. Доход от демерреджа шёл в городскую казну; работа была сделана, но к концу года мэр снова имел исходные 40 тысяч шиллингов! Он велел напечатать следующие «горячие боны», и всё началось сначала. Когда люди исчерпали идеи, на что тратить мест-ные деньги, они даже принялись заранее оплачивать свои налоги. В течение года каждый из этих свободных шиллингов был в обращении 463 раза, а обычный шиллинг — всего 213 раз. Значит, одинаковая сумма денег, позволила сделать вдвое больше полезной обществу ра-боты, как только эти деньги лишились возможности расти!
Вёргль стал единственным городом в Австрии с полной занято-стью. Горожане заново замостили улицы и восстановили систему во-доснабжения; реализовали все другие проекты из длинного списка мэра Унтергугенбергена; даже решили оздоровить лес, окружающий город. Все здания были заново окрашены. Они построили мост, кото-рый так до сих пор и стоит в Вёргле с гордой мемориальной доской: «Этот мост построен за наши собственные деньги». Премьер-министр Франции Эдуард Даладье специально приехал сюда, чтобы собствен-ными глазами увидеть «чудо Вёргля».
Надо понять, что большая часть этого чуда произошла не от проек-тов мэра. Большая часть работы обеспечивалась обращением «горя-чих бонов», после того как первые держатели потратили их. Фактиче-ски каждый из шиллингов, преобразованных в эти боны, создал в 12-14 раз большую занятость, чем нормальные центробанковские шил-линги, циркулирующие параллельно! Антинакопительный сбор дока-зал свою чрезвычайную эффективность как непосредственно произ-водящий работу инструмент.
Опыт Вёргля был настолько успешным, что, скопированный сна-чала только в соседнем городе Кицбуле в январе 1933 года, уже через полгода оказался востребованным многими. В июне 1933 Унтергуген-берген пригласил на встречу представителей ста семидесяти городов и деревень, и скоро двести городков Австрии пожелали повторить эксперимент. Это вызвало панику в Центральном банке; он заявил о своих монопольных правах на эмиссию. Община предъявила иск Цен-тральному банку, но суд был проигран в ноябре 1933 года. Дело было отправлено в австрийский Верховный суд и снова проиграно. После этого выпуск «чрезвычайной валюты» стал в Австрии преступлением.
Так Вёргль вынудили вернуться к 30-процентной безработице.
Но если людям не позволяют помочь себе самим, у них остаётся надежда только на спасителя. А как скажет вам любой экономист, ко-гда есть достаточный спрос, предложение проявится каким угодно способом. Даже если спасителя придется импортировать.
Удивительно ли, что во время аншлюса (включения Австрии в со-став Германии в 1938 году) значительная часть населения Вёргля и всех других городов Австрии приветствовала Адольфа Гитлера как своего экономического и политического спасителя?
Остальное — хорошо известная история...
А теперь подумаем: как так получилось, что средневековым евро-пейцам было выгодно вкладываться в строительство таких долговре-менных сооружений, как соборы и монастыри, а жителям маленького Вёргля — строить новый мост?.. Этому есть объяснение. Помните, в главе «Мир потребительства» мы показали, что процент делает невы-годными вложения денег в долгосрочные проекты:
«Допустим, что какой-то частный проект — например, покупка энергосберегающей техники — требует вложения тысячи долларов, но позволит экономить ресурсов на сто долларов каждый год в тече-ние следующих пятнадцати лет... Начиная, казалось бы, с убытка, с потраченных прямо сейчас тысячи долларов, в каждый год из сле-дующих пятнадцати лет мы экономим по сто долларов, а всего, стало быть, сэкономим тысячу пятьсот долларов.
Однако финансовый аналитик тот же самый проект видит иначе.
Для него совсем не очевидно, что в первый год мы сэкономим сто долларов. Из предположения, что ставка процента одинакова на про-тяжении всего срока — 10 % годовых, — он сделает вывод, что эко-номия за первый год будет составлять только 91 доллар. Ведь можно положить в банк 91 доллар сегодня с 10-процентной нормой доходно-сти и автоматически получить те же самые сто долларов через год!
Из этих же соображений сто долларов через два года будут стоить только 83 доллара, через три — 75 долларов и т.д. К десятому году проекта сто долларов представляются аналитику только как 39 долла-ров, а к пятнадцатому году — как жалкие 24 доллара.
Так то, что выглядит резонной инвестицией с экономией энергоре-сурсов в полторы тысячи долларов на вложенную тысячу, оборачива-ется глупостью с точки зрения финансового аналитика. На те же день-ги сегодня можно сжечь сколько угодно углеводородов, а что буду-щие поколения останутся без нефти, так это их трудности»...
Что теперь скажет финансовый аналитик, с учётом того, что не на деньги нарастает процент, а с задержки денег от оборота берётся де-мерредж? Оказывается, рассмотренный нами проект неожиданно стал выгодным! Вложив деньги сегодня, вы завтра экономите на выплате демерреджа, так ведь ещё и экономите ресурсы. И так происходит не только из-за чисто механического применения уравнений дисконти-рования денежных потоков. Если подобный результат выглядит не-сколько странным по сравнению с тем, к чему мы привыкли, имея де-ло с нашими обычными валютами, всё же в нем есть здравый финан-совый смысл. Давайте проведём сопоставление подробнее.
Посмотрим, что происходит с привычными валютами. Вам дан вы-бор между сотней долларов сейчас и сотней долларов через год, при-том, что вам не нужны деньги немедленно, и вам даны полные гаран-тии по выплате денег через год, и что не будет инфляции. В условиях сегодняшней денежной системы вы всегда предпочтёте сто долларов прямо сейчас, потому что вы можете надёжно положить их в банк и получить назад с процентами.
А теперь допустим, что вам дан выбор между ста единицами «го-рячих бонов» сегодня и ровно через год. При тех же условиях, что и выше, логично предположить, что вы предпочтёте деньги через год. Почему? Потому что, получая деньги через год, вы не будете платить за демерредж в течение года. Говоря техническим языком, эти сто единиц, дисконтированные к сегодняшнему дню, через год будут сто-ить больше того, что вы получите сейчас. Они будут стоить ровно сто плюс плата за демерредж!
Другими словами, если описанный выше проект основан на демер-редж-валюте, то в долгосрочном периоде там есть даже премия, а не только скидка. Правда, этот результат получается, только если стои-мость демерреджа (плата за простой) больше суммы стоимости собст-венных средств и корректировки на риск проекта. Если бы демерредж был равен сумме этих двух составляющих, то коэффициент переоцен-ки равнялся бы нулю и, с точки зрения финансового аналитика, это была бы ситуация «по нулям». Но ведь тоже лучше, по сравнению с процентными валютами!
Ведь мы, меняя процентный параметр, можем иметь три вида ва-лют: процентные (как сейчас), «отрицательные» — демрреджные, с платой за простой, и беспроцентные. О первых и вторых мы уже гово-рили. Поговорим о беспроцентных. Эта система — самая первая в ми-ре и самая простая, а для пояснения вспомним простой товарный об-мен, или бартер. Во время бартерных сделок не используются никакие валюты; единственным изменением после обмена окажется смена владельца товаров. Не возникает никакого инфляционного давления, так как общее количество товаров и валюты в обращении не изменя-ется. Но бартер предполагает, что каждый из участников имеет то, что хочет получить другой, то есть, в технических терминах, стороны должны иметь «соответствие потребностей и ресурсов». Это, конечно, сильное ограничение к расширению обмена, а чтобы снять это огра-ничение, и БЫЛИ ИЗОБРЕТЕНЫ ДЕНЬГИ.
Вот мы и добрались до истоков. Если деньги появляются от обще-ственной потребности, их всегда будет столько, сколько нужно. Будь то в первобытном племени, или в современном городке среднего по-шиба, или в сообществе выживших после Армагеддона — стоимость таких денег обеспечивается стоимостью товаров и услуг, представ-ляемых в пределах сообществ, где они функционируют. Эти валюты могут позволить себе быть полезными и достаточными, в противо-положность неизбежности искусственного дефицита, возникающей при начислении процента на деньги. И заметьте, мы говорим о дос-таточности, а не об избыточности. Экономисты правильно говорят, что, если есть избыток чего-либо (включая деньги), оно теряет свою стоимость. Но это не относится к достаточности. Такие типы валют, называемые валютами взаимного кредитования, дают деньги в дос-татке, не создавая ни дефицита, ни избыточности, и в силу этого они более саморегулируемые, чем национальные валюты, которые всегда и обязательно требуют регулировки со стороны Центральных банков.
На этом принципе в последние десятилетия ХХ века в разных странах начали появляться дополнительные валюты.
Вот примеры из книги Бернарда Лиетара «Будущее денег».
В 1983 году жители Ванкувера Майкл Линтон и Дэвид Вестон на-шли очень простой, но эффективный способ для привлечения в обо-рот долларов, циркулирующих в общинах с высоким уровнем безра-ботицы. Они основали местную некоммерческую корпорацию, по су-ти — компанию взаимного кредитования, с уставным фондом только в виде персонального компьютера. Стать членом организации можно было, заплатив маленький вступительный взнос.
К этому времени в северо-восточных областях Канады в результате многолетнего излишнего вылова рыбы были ведены квоты на объёмы лова, что привело к закрытию многих рыбацких кооперативов. Ранее преуспевавшие деревни внезапно оказались на грани разорения с уровнем безработицы в 30-40 %. И вот именно система LETS (lokal exchange traiding system, что в переводе означает «местная обменная торговая система») помогла преодолеть этот кризис.
Давайте проследим за местной жительницей Эми, которая решила участвовать в местной системе LETS города Хэппивилль. Она внесла вступительный взнос 5 долларов и заплатила 10 долларов ежегодной членской платы, а начинать ей пришлось с нулевого баланса. Она ви-дит на электронном табло (или на доске в офисе) объявление Сары, которая предлагает записи для автомагнитолы, и Джона, местного дантиста, тоже участника системы. Она также видит, что Гарольду нужен свежеиспечённый пшеничный хлеб. Эми понимает, что всё это — потенциальная торговля. Она ведёт переговоры с Сарой о при-обретении её записей за 30 виртуальных долларов, плюс 20 обычных долларов наличными за новое зажигание. Она лечит зубы у Джона за 50 виртуальных и 10 обычных долларов. Она соглашается обеспечи-вать Гарольда двумя хлебами еженедельно за 10 виртуальных и выяс-няет, что он также хотел бы получать овощи с её огорода ещё за 30 виртуальных долларов.
В результате получается, что Эми нужны только 30 долларов на-личными, чтобы заплатить за товары и услуги реальной стоимостью 110 долларов; остальное она платит виртуальными долларами, а их она может зарабатывать до 40 в неделю на одной только сделке с Га-рольдом. Виртуальные доллары — не дефицитная валюта. И при этом разве они не передаются участниками друг другу таким же образом, как и нормальный доллар? Здесь нет процентной нагрузки за пользо-вание системой, а информация о непокрытых расходах (дебете) или доходах (состоянии кредита) любого участника доступна всем, то есть система сама предохраняет себя от злоупотреблений.
В Канаде существует от 25 до 30 подобных систем, однако они го-раздо популярнее в Великобритании, чем в стране своего происхож-дения. Уже отсюда она распространилась в дюжину других стран, прежде всего в регионы с высоким уровнем безработицы.
Тайм-доллары, или «время-доллары», изобрёл в 1986 году Эдгар С. Кан, профессор Юридической школы округа Колумбия. Денежная единица — час услуг. Работает эта система примерно так же, как ка-надская. Вот пример:
У Джо плохое зрение и он не может водить машину. Но ему пона-добилась какая-то особая пара тапочек на другом конце города. Джу-лия согласна потратить один час, чтобы их привезти. Она проставляет себе один час по кредиту (она заработала доход), а Джо — по дебету (у него расход) на доске около офиса управляющего системой. Затем Джулия тратит свой кредит на печенье, которое испекла её соседка, а Джо отрабатывает задолженность, вскапывая общественный огород.
Когда кто-то получает кредит, кто-то другой автоматически созда-ет себе дебет. Поэтому сумма всех тайм-долларов в системе равна ну-лю в любой момент времени. Но Джо получил свои тапочки, Джу-лия — своё печенье, общество — вскопанный огород. Все работали, а на зарплату не потрачено ни одного доллара. Да и расходы по веде-нию этой системы практически нулевые. Для небольших сообществ достаточно доски или листа бумаги; для больших можно бесплатно скачать из Сети программу «Timekeeper» (www.timedollar.org) . Про-грамма автоматически расширяется и фиксирует, каково количество участников, каков баланс каждого в часах. Здесь нет проблем с ин-фляцией: больше 24-х часов в сутки времени создать нельзя, а для об-мена в любом случае используется лишь малая часть суток.
Человек недалекий скажет, что это чепуха и мелочь. Но такая «ме-лочь» позволяет выживать людям, снимает остроту проблемы безра-ботицы. Но что важно: обмен товарами и услугами — только верхуш-ка айсберга. Был проведён опрос, и выяснилось, что использование этих денег связывает группу, то есть создаёт сообщество. Не разру-шает, заставляя конкурировать за деньги, как это происходит сейчас, а — создаёт и укрепляет! Мало того: проявился ещё один неожидан-ный побочный эффект. Люди стали здоровее! Даже страховая компа-ния «Элдерплэн» (Бруклин, штат Нью-Йорк) решила принимать 25 % платежей по программам здравоохранения пожилых людей в тайм-долларах. Компания пошла на это, потому что заметила, что у пожи-лых, пользовавшихся этой системой денег, было меньше проблем со здоровьем, а потому и для страховой компании забота об их здоровье становилась менее дорогостоящей.
В 2004 эту систему применяли сотни общин в США и Австралии, Канаде, Китае, Доминиканской республике и Гане, в Израиле, Япо-нии, Новой Зеландии, Португалии, Словакии, Испании и других стра-нах. Налоговая служба США освободила тайм-доллары от налогов. Впрочем, ни в одной стране взаимопомощь не облагается налогом.
В этих системах, как и обычно, за каждым начислением кредита (дохода) следует одновременное начисление дебета (расхода), но только в рамках одного и того же сообщества потребителей. Общий объём валюты, находящейся в обращении, остаётся одним и тем же — как и при непосредственном обмене. Фактически системы взаимного кредитования просто облегчают многосторонний бартер и имеют тот же самый денежно-кредитный эффект, что и участие в многосторон-нем бартере. Они не заменяют обычную национальную валюту; они вводятся для выполнения социальных функций, которые та не выпол-няет. Они дополнительные, потому что большинство участников ис-пользует обычные деньги наравне с ними. Часто получается, что одна сделка имеет частичные платежи в обеих валютах одновременно.
Есть и другие системы, предусматривающие эмиссию бонов.
Итака — маленький университетский городок в штате Нью-Йорк, с населением около 27 тысяч человек. Это небогатый город. Там, на-пример, отмечен самый высокий в штате процент "работающих бед-няков" (людей, которые заняты весь день на работе, но их доход на-столько низок, что им выдают талоны на питание). Пол Гловер, мест-ный общественник, заметил, что такая ситуация сложилась из-за бли-зости Нью-Йорка, оттягивающего на себя энергию общества. Он ре-шил: пора что-то менять, и в ноябре 1991 года ввёл в действие допол-нительную валюту. Хотя для этой системы дополнительных денег требуется несколько более развитая инфраструктура, чем для тайм-долларов, всё-таки она остается удивительно простой.
Основой системы стала выходящая раз в два месяца малоформат-ная газета, в которой рекламируются товары и услуги людей и фирм, принимающих Ithaca Hours (Итака-часы, сокращённо аурс). Один бу-мажный аурс равен десяти долларам США и приблизительно соответ-ствует часу работы, оплачиваемой по минимальной ставке этих мест. Есть банкноты номиналом два, один, полтора и четверть аурса. Тер-ритория, на которой можно потратить аурсы, ограничена радиусом 20 миль от центра города.
Обычно в газете появляется около 1200 объявлений по более чем двумстам видам деятельности. Их дают местный супермаркет, три кинотеатра, фермерский рынок, медицинские и юридические фирмы, бизнес-консалтинг и лучший ресторан города. Местный банк также ведёт счета в дополнительной валюте и как следствие создаёт для себя местную клиентскую базу.
Одна из характерных черт системы Ithaca Hours в том, что рекла-модатели указывают свои расценки в двух валютах. Например, маляр пишет в рекламе, что хочет за работу 10 долларов в час, 60/40 (60 % в аурсах, а 40 % в долларах США; они нужны для покупки краски, рас-творителя, кистей, на налоги и т. д.). Другой маляр просит 11 долла-ров в час, но уже 90/10 (90 % суммы он готов принять в аурсах). Так что, если случилось, что в наличии у вас аурсов больше, чем долла-ров, вы можете выбрать второго маляра, даже если по номиналу его работа несколько дороже. В кинотеатрах днём билеты можно оплачи-вать аурсами на 100 %, так как цена за показ кино фиксирована и не зависит от числа присутствующих в зале. Суть в том, что предельные затраты, превышение которых делает предприятие убыточным, за-ставляют привлекать зрителей, а затраты ещё на одного зрителя, пока сиденья пусты, фактически равны нулю.
Наконец, 9,5 % всех выпущенных аурсов передаются местным не-коммерческим организациям, которые берут на себя большую долю общественных работ. Если же говорить о жителях, то более тысячи из них регулярно пользуются этой валютой, а многие платят ею за квар-тиру и прочие услуги.
Вот несколько примеров из реальной жизни:

• Окулист Эд оказывает свои услуги за аурсы, большую часть которых он тратит на еду. "Никто не должен быть лишён медицинско-го обслуживания только потому, что у него не хватает долларов", — говорит он: "Аурсы — это решение проблем охраны здоровья".
• Риччи зарабатывает аурсы продажей видеокассет. Он тратит их на ремонт обуви, покупку книг, присмотр за домом, стрижку газона и прочее. "Аурсы стали движущей силой для тех, с кем я имею дело на фермерском рынке. Я всегда там ищу жёлтый знак с надписью "Здесь принимают Итака-часы". Это удерживает деньги в обществе и означает экономическое процветание для всех".
• Нейл продаёт на фермерском рынке экологически чистые про-дукты. Он тратит свои аурсы на кино, хлеб и помощь по хозяйству в период уборки урожая. "Каждое сообщество должно выращивать на своей земле столько пищи, сколько только возможно. Глупо, если на подвоз продуктов тратится больше калорий, чем сами эти продукты содержат. Девиз наших денег: мы доверяем Итаке. Вот в чем суть".
Подводит итог отец-основатель системы Пол Гловер: "При помощи наших новых денег сделаны тысячи покупок, приобретено множество друзей, а к нашему, так сказать, внутридомовому национальному про-дукту добавились сотни тысяч операций". Главные решения, касаю-щиеся системы в целом (печатание аурсов, деноминация, условия из-готовления, гранты), принимаются раз в два месяца на общем банкете, который выполняет обязанности совета директоров Итаки.
Об этой системе заговорили на общенациональном телевидении сначала в Японии, а затем и в США. Эта система начала распростра-няться по всей стране. Гловер стал продавать пособия, как ввести в действие эту систему, за 25 долларов США или 2,5 аурса. К 1997 во всем мире функционировало уже 39 таких систем. А вообще сейчас на планете десятки видов дополнительных валют, зачастую самых экзо-тических.
В Куритибе, центре бразильского штата Парана, мэр Жайме Лер-нер первоначально использовал в качестве дополнительной валюты автобусные билеты и карточки на питание, и сумел поднять город до стандартов развитых стран менее чем за одно поколение. Бывший го-род трущоб, Куритиба сегодня — единственный город, степень за-грязнённости которого ниже, чем в 1950-х. Здесь, по сравнению с дру-гими городами Бразилии, ниже уровень преступности и выше — об-разованности. Этот город отказывается от субсидий федерального правительства, ибо имеет свои решения проблем. В 1992 году ООН признала Куритибу образцовым экологическим городом мира.
В Японии применяется «валюта здравоохранения». Часы, которые любой желающий потратил, помогая пожилым или инвалидам, запи-сываются на его «счёт времени», и служат дополнением к обычной медицинской страховке; волонтёр в случае нужды получит столько же часов бесплатной заботы о себе, сколько он потратил на других. Ре-шение многих проблем без всяких затрат со стороны правительства!
В Мексике популярна местная валюта «тлалок», система взаимного кредитования. Несколько надёжных поверенных держат чековые книжки, и выдают чеки гражданам. На оборотной стороне чеков ос-тавлено место для надписи, подтверждающей переход права по этому документу к другому лицу, то есть первый, кто получил этот чек, мо-жет передать его другому, и так далее. Чек обращается наравне с песо; функционирование системы не требует ничего, кроме телефона. В Новой Зеландии внедрение дополнительных «грин-долларов» идёт при полной поддержке Центробанка и органов соцобеспечения; это, правда, единственный пример в мире.
Дополнительные валюты применяют более чем в двух с половиной тысячах сообществ по всей планете; всё новых и новых участников системам дополнительных валют добавляет Интернет. Хотя это не так, чтобы много. В каждом сообществе «своими» деньгами пользует-ся от ста до нескольких тысяч человек; предположим, что в среднем пятьсот. Значит, всего ими охвачено менее полутора миллионов чело-век из шести миллиардов.
С другой стороны, мы ведь не знаем, сколько народу уцелеет после Армагеддона. Но, можно сказать, лёд тронулся. Люди готовятся к бу-дущему. Только в России «реформаторы» цепляются к охвостьям ста-рых отживших финансовых теорий.

Как вводить свою валюту

Теперь мы коротко скажем, как ввести дополнительную валюту в малых сообществах (этот опыт пригодится и после Армагеддона), а в следующей главе — как вводить региональную валюту в России.
Самое трудное в создании новой валюты — это не придумать и даже не ввести её. Самое трудное — сделать так, чтобы её приняли и стали ею пользоваться в вашем обществе. Иногда складываются об-стоятельства, позволяющие достичь этого с меньшими усилиями, и главное из них — нехватка "нормальной" национальной валюты. У национальных валют есть история, их привыкли использовать, не го-воря уже о том, что это "законное платёжное средство для оплаты долгов, частных или общественных". Это значит, что если вы должны кому-нибудь деньги, а он отказывается принять в уплату националь-ную валюту, то вы можете объявить свой долг недействительным. И суд подтвердит, что вы правы.
А вот, придуманная вами местная валюта не обладает такими свой-ствами, поэтому кредитную политику к ней надо применять иную.
Первейшее дело при создании местной валюты — это наличие ли-дера. Требуется человек или даже группа людей, обладающих редкой комбинацией видения ситуации, предпринимательских способностей и харизмы (обаяния, если проще). Видение необходимо для правиль-ного выбора модели и её приспособления к локальным обстоятельст-вам. Предпринимательские способности нужны, чтобы принимать решения и эффективно выполнять их. И, наконец, обаяние, чтобы убедить сообщество следовать за вами. Если хотя бы одно из этих ка-честв отсутствует, то обычно всё заканчивается либо на уровне разго-воров, либо просто неудачей. А вот когда три эти характеристики представлены в одном лице, такой лидер внушает доверие, которое и является ключевым фактором для успешного внедрения системы до-полнительной валюты.
Деньги, в конечном счёте, производные доверия, а следовательно, заслуживающих доверия людей, продвигающих идею. Через лидеров автоматически определяется масштаб и характеристики будущего проекта. Если лидеры имеют доверие только части сообщества, рабо-тать нужно над масштабом. Если есть возможность мобилизации це-лого города или региона, то и надо добиваться создания система до-полнительной валюты в формате региона.
Лидеру следует выбрать из огромного количества разных видов дополнительных валют ту, которая наиболее подходит в данных об-стоятельствах. Ниже мы даём таблицу (позаимствованную из книги Бернарда Лиетара), в которой дан обзор основных характеристик не-скольких систем валют; некоторые из них описаны в предыдущей главе. На наш взгляд, самая интересная из них — ROCS (Robust Currency System, система здоровых денег), объединяющая качествен-ные черты различных систем, содержащая демерредж.

Система

Единица
Основание для выпуска
Особенности
Основное преимущество
Национальные валюты
Евро, иена, фунт, рубль (привязанные к доллару США)
Распоряжение банков, с разрешения центробанков
Выпуск на основе долга банку, процентный
Законное платёжное средство
LETS
1 «зелёный доллар» = $1
Взаимный кредит
Самая распространенная в мире система
Лёгкая оценка (потому что единица равна доллару)
Time Dollars (тайм-доллары)
1 час работы
Взаимный кредит
Твёрдый обменный курс:
1 час = 1 час
Самая простая система
WIR
1 WIR = 1 швейцарский франк
Взаимный кредит + ссуды центрального офиса
Бумажные деньги
Самая зрелая система (оборот 2 миллиарда долларов в год)
Ithaca Hours
(Итака-часы)
1 час = $l0
Выпускает руководящий центр сообщества
Бумажные деньги, следует управлять количеством
Лёгкость использования
Японская «валюта здравоохранения»
1 час работы
Бездоходная, учёт с участием органов социального обеспечения местной власти
Национальная расчётная палата; участвует в государственных программах здравоохранения
Забота, наиболее эффективная по затратам. Оказываемые услуги не включаются в налогооблагаемую базу.
Тлалок
1 тлалок = 1 мексиканский песо
Взаимный кредит
Выпуск чеками
Нет необходимости в техническом обеспечении, нужен только телефон
ROCS
1 час работы
Взаимный кредит
Договорной обменный курс, включает демерредж — плату за простой
Синтез лучших черт других дополнительных валют

Каждая из упомянутых в таблице денежных систем обладает ха-рактеристиками, которые можно в зависимости от обстоятельств счи-тать либо преимуществами, либо недостатками. Например, привязка дополнительной денежной единицы к национальной валюте (LETS, WIR и тлалок) обладает тем преимуществом, что для каждого участ-ника облегчается определение цены, ведь ценность того или иного товара или услуги устанавливается в двух валютах сразу и легко. С другой стороны, если национальную валюту постигнет кризис, стои-мость такой дополнительной валюты тоже снизится и роль дополни-тельной системы как вспомогательной, как "запасного колеса", станет явно менее эффективной.
В зависимости от приоритетов, которые вы себе ставите, можно выбрать либо ту валюту, которая связана с национальной, либо нет. В последнем случае наиболее оправданно использовать час как единицу измерения. Час — это всеобщий стандарт, и почти все системы, кото-рые эту единицу используют, не связаны с национальной валютой.
Другой важный вопрос: использовать ли модель эмитируемых ис-кусственных бонов (таких, как Итака-часы или WIR), или системы взаимного кредита (LETS, тайм-доллары, Тлалок или ROCS). Сущест-вует две главных причины, почему системы взаимного кредита пред-почтительнее:
1. Все искусственные валюты по определению выпускаются цен-тральными властями, не важно — Центральным ли банком, общест-вом, одним человеком или комитетом; то есть это не самоорганизую-щаяся система. Труднее всего решить (и это подтверждают все банки-ры центробанков), сколько этой валюты выпускать. Выпустишь слишком много — тут же появится инфляция, и люди не захотят при-нимать эти деньги. Так, например, случилось с WIR в 1980-х годах. А если выпустишь слишком мало, то дополнительная валюта сможет выполнять лишь часть своих функций. Кроме того, все условия посто-янно меняются, и к ним трудно приспособиться. Наконец, когда валю-та уже в обороте, очень трудно изъять какую-то её часть. А в системах взаимного кредита количество денег саморегулируется. Пользователи сами создают деньги в момент каждой операции, и потому по опреде-лению в обращении остаётся ровно столько, сколько нужно. Кроме того, это количество автоматически сокращается по мере того, как люди проводят свои операции в обратном направлении, то есть некто, имевший кредит за одну операцию и использовавший его, чтобы ку-пить какой-то товар или услугу, сводит баланс к нулю. Такая саморе-гуляция очень важна, она избавляет от необходимости принимать наиболее трудные и опасные решения по управлению валютой.
2. Самую большую опасность для дополнительных валют пред-ставляет противодействие центральных банков (как было в Австрии в 1930-х годах). Центробанки имеют законное право удерживать под контролем норму инфляции национальной валюты, а появление большого количества эмитированных бонов повышает риск инфля-ции. А дополнительные валюты взаимного кредита не представляют такой опасности, и могут расти, не влияя на дела центральных банков.
Сейчас мы наблюдаем быстрое развитие информационных техно-логий, и ещё слишком рано определять "идеальную" систему допол-нительной валюты. Необходимо поощрять творчество и эксперименты в этом направлении. Очень хороша система ROCS, так как она сочета-ет в себе лучшие черты всех прочих систем, что и обеспечит ей про-цветание. В чём же её преимущества?
Выбор часа как единицы измерения делает её универсальной и безопасной для национальных валют. Её свойство взаимного кредита устраняет риск чрезмерного выпуска денег, характерного для искус-ственных валют. Что отличает ROCS от тайм-долларов — это курс обмена, который оговаривается между участниками. Например, сто-матолог может запросить пять "часов" за один физический час своей работы, чтобы компенсировать годы специального обучения и ис-пользование дорогого оборудования. У тайм-долларов же стоимость одинакова, там предполагается, что стоматолог получит столько же, что и дворник, подметающий листья. В идеале это, может быть, и хо-рошо, но на практике означает, что люди, чьи услуги ценятся выше, чем услуги дворника — как, например, дантисты, хирурги и т. д., — просто не будут принимать тайм-доллары в обмен за свои услуги.
И, наконец, система ROCS предусматривает демерредж, что позво-ляет включать функции противодействия простою (задержки обраще-ния) дополнительной валюты. Это важно, потому что первым реаль-ным неудобством для пользователей этих валют становится зависи-мость от лидеров. Большинство валют живы исключительно стара-ниями их создателей. А многие просто исчезли, когда этим создателям надоедала возня с ними. А вот когда взимается плата за простой, то каждый участник автоматически стремится пустить имеющиеся у не-го на руках деньги в оборот, и система хорошо работает сама. В 1930-х годах бон Вёргля создавал в 12-14 раз больше рабочих мест, чем на-циональная валюта, так как каждый участник убеждал кого-то ещё принять эту форму денег в обмен на необходимые блага.
С демерреджем раньше были серьёзные проблемы: использовать штемпеля или марки было просто неудобно. За день до «часа икс» ма-газины оказывались заваленными такими деньгами — их сдавали лю-ди, которые не хотели сами оплачивать простой, или тратить время на такую процедуру. Перевод на еженедельный выпуск "отштампован-ных" денег снизил остроту проблемы, но всё-таки она сохранялась. А сегодня, когда есть компьютерные технологии, эти неудобства легко устранимы. Ныне большинство систем дополнительных валют ком-пьютеризировано (исключением являются Итака-часы и тлалок). Было бы очень просто установить небольшой, постоянный, привязанный ко времени сбор, накладываемый на весь баланс (как по кредиту, так и по дебиту). Например, можно наложить сбор, в совокупности равный 1 % в месяц на посуточной или даже на почасовой основе. Используя технологии смарт-карт, это можно запрограммировать.
«Одной из последних причин, почему к валютным системам следу-ет применять сбор за простой, является то, что так удается пере-ключить внимание на дальние перспективы. В наш век, когда пробле-мы будущего игнорируются, это становится важной чертой», — пишет Лиетар. А мы добавим: это станет ещё более важным, когда проблемы будущего окажется невозможным игнорировать, ибо оно с громадной скоростью накатывается на нас...

Судьба горячих бонов на Руси

После российского дефолта, случившегося в 1998 году, председа-телем правительства России стал Е.М. Примаков. Его правительство действительно сумело сгладить ситуацию; это было, без сомнений, лучшее правительство за всё время ельцинских реформ. Экономика, ввиду снижения на рынке количества импортных товаров, пыталась ожить. Но чтобы запустить её всерьёз, не хватало денег! Цены на все товары прыгнули в несколько раз, зарплату тоже надо бы было, по уму, поднимать — но чем платить?!
Пресловутый «местный производитель» пребывал в смущении.
Многие почему-то считают, что не товары определяют ценность денег, а некие золотовалютные резервы. Это совсем не так, потому что золотовалютные резервы — это именно резервы, для непредви-денных обстоятельств. Если случится какая-нибудь форс-мажорная ситуация, ими можно будет воспользоваться. А стоимость денег, с учётом их оборачиваемости, зависит только и исключительно от то-варной массы. Судите сами: после 19 августа 1998 года наши золото-валютные резервы не уменьшились, ведь Россия отказалась платить по долгам и уменьшать эти резервы, однако рубль резко упал. Что же изменилось на нашем рынке? Снизился ввоз товаров и уменьшился общий объём товаров на рынке. Вот рубль и упал.
В тот момент нам, по крайней мере, было ясно, что ведение — пусть не везде, а в виде эксперимента хотя бы в одном регионе! — горячих бонов с демерреджем, было бы спасением для такого регио-на. Потому что он получил бы некие преимущества. Главное, удалось бы существенно уменьшить инфляцию. Снизить уровень безработи-цы; достичь социальной справедливости в распределении доходов, избежать задержек с выплатой зарплат. Из-за уменьшения процент-ных ставок на оборотный капитал можно было бы ожидать снижения на 30-50 % цен на товары и услуги. Для промышленности польза — в появлении спроса на продукцию, для торговли — в существенном увеличении товарооборота. Для работников сельского хозяйства — в получении беспроцентных кредитов и расширении рынков сбыта.
Даже банкиры могли бы выиграть. Они при такой системе получа-ют фиксированный процент за обслуживание денег и не подвергаются постоянной опасности лишиться всего из-за очередного финансового потрясения или восстания оголодавших людей.
И мы послали Примакову подробное письмо. И получили ответ за подписью заместителя председателя правительства Ю.Д. Маслюкова: дескать, спасибо, товарищи, нам этого пока не надыть, но если мы решим, что поднимать экономику страны следует, начиная с регио-нов, то мы о вас не забудем. Видимо, в головах руководящих персон существует ещё какая-то Россия, помимо регионов.
С тех пор промчалось много лет. Проблема нехватки денег не ту-пеет, а становится всё более острой и так ли, иначе, покалывает каж-дого из нас. Рассчитывать на кремлёвских мечтателей не приходится. Статьи на эту тему, которые мы трудолюбиво носили в редакции множества газет, были повсюду отвергнуты как «неактуальные». Ос-таётся надеяться на энтузиастов, которые возьмут на себя внедрение нужного обществу средства обмена в своём городе, районе или облас-ти. Для них и пишем.
Как ввести «свою денежку» в малом сообществе, хорошо расписа-но в книгах Лиетара, а с его слов и в предыдущей главе нашей книги. А вот как подбить на это дело целый российский регион?.. И каким он должен быть, этот регион?
Прежде всего (для эксперимента) небольшим. Это связано с тем, что для успешной работы новой системы нужна достаточная мобиль-ность по транспортировке средств... А если в регионе действует сис-тема электронных денег, то введение горячих бонов — очень простая задача. В нём должен быть слабо развит банковский капитал; таковы-ми у нас являются практически все регионы, кроме Москвы. Отсутст-вие капиталов делает регион зависимым от притока инвестиций, по-этому новая система станет некоторым выходом из этой ситуации. А в Москве, скажем, эту систему совсем бессмысленно вводить, Москва живёт как раз в основном с банковского капитала.
Регион должен быть в плохом экономическом положении, это по-нятно — чтобы терять ему было уже нечего. Человек, он существо недоверчивое — пока не поймёт, что хуже уже некуда, будет отказы-ваться от неизвестных лично ему новинок. Тем более, если он руково-дитель региона. А если хуже уже некуда, развал полный, и только и ждёшь, кто быстрее: те «оранжевую революцию» устоят, или эти с поста снимут, — поневоле согласишься, на что угодно... Брать для эксперимента плохой район выгодно ещё потому, что введение новой денежной системы будет ему особенно полезным, так как позволит увеличить занятость и оживить производство.
Но вместе с тем в нём должна быть развита инфраструктура. Это надо для достаточно быстрого движения денег, потому, что чем выше их оборот, тем выше польза от их введения. Так что вопрос коммуни-каций — он здесь определяющий. Очень желательно, чтобы регион был способным в достаточной степени находиться на самообеспече-нии, чтобы боны обслуживали внутренний оборот, и не было большой нужды конвертировать их в рубли для связи с "внешним" миром. В регионе должно быть достаточно развитое сельское хозяйство, чтобы не тратить рубли на приобретение продуктов питания на стороне.
Вот те условия, которые накладываются на регион.
Таких регионов, на самом деле, достаточно много. Поволжье, Ива-новская область, Рязанская, Ульяновская... Они достаточно развиты. Плохо начинать с тех, где сильно развито только сельское хозяйство. Эти регионы не самодостаточно, там не будет достаточного эффекта.
Как начать?
Первое — надо убедить начальство региона, что новая система «двойной валюты» выгоднее, чем старая. Разъяснить начальникам, что ведение отрицательных денег — за счёт того, что денежный обо-рот увеличивается — эквивалентно получению ими дополнительного кредита. Ведь и впрямь, получив от «центра» миллион и пустив его в оборот, регион только этот миллион и увидит. А, выпустив под эти деньги боны, оборачиваемость которых, судя по опыту Вёргля, вдвое выше, регион получит работы на два миллиона. Ещё важнее, что из миллиона рублей, вкинутых в оборот, значительная часть регион по-кинет: через азербайджанцев, торгующих фруктами, или молдаван, строящих дороги, или китайцев, торгующих игрушками. А боны ни-куда не денутся, все останутся здесь.
Важно также объяснить, что эти боны нужны для пополнения обо-ротных средств. Не основных фондов, а именно оборотных. Пробле-ма-то вся в стране в том, что у нас фонды-то есть, они пока ещё не все разрушены и разворованы; у нас нет оборотных средств.
Что такое оборотные средства? Вот вы решили жить с того, что выращиваете картошку на своём участке. Вы знаете, что когда вы её вырастите и продадите, у вас концы с концами сойдутся. У вас есть земля, машина, лопата. Но для того, чтобы начать, вам надо купить семена, бензин, какие-никакие удобрения. Рассчитывая заработать на этой картошке, там, тыщу рублей, вы должны сотню вложить сейчас. Вот эта сотня и есть оборотные средства, без которых весь ваш пре-красный план, при наличии земли, машины и лопаты, ничего не даст. В нашем случае за счёт более быстрого обращения денег регион по-лучит эти оборотные средства.
На проведение эксперимента требуется добрая воля, но вовсе не жителей. Жителей только надо иметь в виду, но во вторую очередь. А в первую надо, чтобы все значимые экономические субъекты данного региона сознательно сказали, что да, мы участвуем в этом экспери-менте на тех условиях, которые даются. Чтобы они сказали это, мы должны им показать, какие преимущества они получают.
А мы должны получить от них определённые обязательства.
Заводы, фабрики и магазины должны чётко понять и принять: ус-танавливать разные цены в рублях и в горячих бонах, это нарушение правил. Ведь боны — это ТЕ ЖЕ САМЫЕ РУБЛИ, только с ограни-чением хождения во времени. Примерно как московские квартально действующие талончики на автобус. Следует объяснить: если вы вы-держите правила игры, то вот ваши преимущества по сравнению с тем, что вы имели раньше. Если вы имели раньше дорогую колбасу на полках, и она у вас тухла в течение месяца, и вы её выкидывали, пока санэпидстанция не успела оштрафовать, то теперь у вас эта колбаса будет уходить со свистом! Но при условии, что вы не будете нарушать наши правила игры. Вы не будете делать две цены, не будете к концу месяца повышать цены в бонах по отношению к ценам в рублях. Это-го мы требуем, это главное правило.
Должно быть определено минимальное время проведения экспе-римента, желательно не меньше года, чтобы могли пройти целые про-изводственные циклы, например, в сельском хозяйстве. Начальство должно осознать, что плата за демерредж вводится НЕ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ПРИБЫЛИ, а для правильного функционирования всей системы.
После достижения общего согласия в регионе можно начинать.
Ах, да, чуть не забыли. Население! Для него следует проводить информационную кампанию, рассказывая о том, что такое боны, и как станет хорошо, когда они появятся. Устраивать «деловые игры» для низовых руководителей. Проверить готовность почт и банков.
И вот — торжественное начало. В присутствии прессы и охраны сумма, эквивалентная, скажем, месячной зарплате всех бюджетников региона, складывается в чемодан и кладётся на депозит в Центробан-ке. Если нам понадобится допечатывать боны, то есть вывести из обо-рота энную сумму нормальных рублей, переведя их в боны, то опять по той же процедуре: рубли запаковываются, и ровно на эту сумму эмитируются новые горячие боны. Это делается, чтобы никто не бо-ялся проигрыша. Если в какой-то момент жители скажут: "Всё, нам надоели ваши игры", — этот чемодан возвращается назад в регион, и все горячие боны, которые были эмитированы, выкупаются у населе-ния за настоящие рубли, а эксперимент завершается.
А пока всё только начинается. Выдали бюджетникам зарплату в бонах (которые имеют ограниченный срок хождения), и они с ними сразу побежали в магазин. Тут же. Ну, мы знаем наши магазины. Яс-ное дело, что теперь в них будут сдачу давать только бонами, считая их плохими деньгами, а рубли (хорошие деньги) придерживать; это психология, она однозначна. Этими же деньгами они будут расплачи-ваться с заводом, пекарней, всяким поставщиком товара. А на заводах, как только туда из магазинов боны привезут, первую же зарплату ра-бочим выдадут именно бонами. А мы этого и хотим.
Мы хотим, чтобы деньги как можно чаще крутились.
Ведь самом деле, много денег не надо. Товарная масса определяет-ся наличными деньгами, умноженными на количество оборотов, и всё. Если мы сделаем, скажем, 52 оборота — по разу в неделю — потому что зарплату можно выдавать еженедельно, то у нас получается фан-тастическая сумма. Если оборачиваемость была 10 %, десять раз в год, то, поднявшись до пятидесяти двух раз, она даст этому региону четыре дополнительных бюджета.
Чем «хуже» деньги, тем быстрее они крутятся. Этот закон вывел английский банкир XVII века Грэхэм: валюты, которые люди не хотят накапливать, оборачиваются быстрее, чем накапливаемые. Примеча-тельно, однако, то, что он выразил это именно в таких терминах: "плохие деньги вытесняют хорошие", то есть "хорошие" индентифи-цируются с функцией накопления больше, чем с функцией обмена. С этим был согласен и Николай Коперник, которого мы знаем как ас-тронома — кстати, мы и Ньютона тоже знаем как физика, а на самом деле это два экономиста известных. Не будем придираться к словам, а суть понятна: "хорошие" деньги люди прячут, а "плохие" крутятся в экономике. Вот и в нашем регионе, как только мы впрыснем туда "плохих" денег, только они и будут в обороте, автоматически. Не надо никаких специальных мер, чтобы только они и стали ходить. Эконо-мика воспрянет, а рубли будут прятать, как сейчас прячут доллары.
А рубли и так-то всегда исчезают под матрасами. Сколько бы денег Центральный банк ни выпустил, через год возвращается не более 93 % этих денег. Чаще сильно менее. Москва, например, фантастиче-ски много денег ест; неизвестно, куда она их девает...
Вот теперь вернёмся, наконец, к населению, и спросим, о чём оно думает. Впрочем, мы и так об этом знаем: о деньгах. Среднестатисти-ческий россиянин сегодня имеет доход около 1500 рублей в месяц. Это очень маленькие деньги, но большинство населения не имеет и их. У нас очень жуткое распределение богатства: пятьдесят семей имеют больше 80 % всех денег России, а все остальные — по такой экспоненточке — скидываются вниз.
А с горячими бонами для бедных наступают хорошие денёчки.
Посмотрим, что произошло. Выпустили мы эти боны, "плохие" деньги. Дали их людям. Бедным людям, потому что бюджетники, как правило, лишних денег не имеют. Они побежали в магазин. В магази-не они всё скупили, и дальше — если бы это были простые рубли — магазинщик перевёл бы их в доллары и либо купил бы на Западе то-вар, более дешёвый, чем российский, либо вообще бы деньги вывез, и купил себе особняк в Испании. В бонах он ничего никуда не повезёт, потому что просто их у него никто не возьмёт за пределами региона. Поэтому он волей-неволей вынужден идти на местное предприятие и отдать эти деньги за местный продукт. Цепочка не быстрая, но на ме-стных предприятиях возникают оборотные средства и открываются рабочие места. Безработица в регионе — снижается. Бедные люди по-лучают работу и зарплату.
Но и бюджетники, которые на заводах не работают, тоже переста-нут бояться задержек зарплаты. Напротив, администрация с удоволь-ствием будет платить им раньше срока, по той простой причине, что правила в этих деньгах такие: кто на последний день оказался с ними на руках, тот и платит за их оформление на следующий месяц.
Зарплаты, может, номинально останутся такими, какие есть, но на самом деле доход людей повысится! Ведь из-за отсутствия банковско-го процента (боны, как мы помним, имеют «отрицательный» процент) уменьшатся цены, так как большая часть цены продукта — это по-крытие банковского процента по кредитам. Эти кредиты предприятия вынуждены брать, ибо оборотные средства нужны, взяться им неотку-да, берут в банке, а платит в конечном итоге потребитель. Теперь это-го не станет, а значит, товары подешевеют.
Всякого рода политики во время предвыборных кампаний регуляр-но обещают бороться с инфляцией, улучшать социальные институты и поддерживать мероприятия по улучшению экологической обстановки. А после выборов отчего-то бюджетные расходы на эти цели в первую очередь и попадают под сокращение. А в чём дело? В том, что и кон-сервативные, и прогрессивно настроенные политики, кто б там ни был, при действующей денежной системе практически не имеют воз-можности выполнять обещания! А с горячими бонами всё наоборот. Деньги не концентрируются там, где их и так много (в банке), обеспе-чивают стабильный обмен товарами и услугами на свободном рынке, и администрация собирает большее количество налогов, что упрощает решение многих проблем: денег хватает на общественные дела. Власть получит на следующих выборах больше голосов.
Уменьшится бюрократический аппарат, занимающийся перерас-пределением доходов между разными социальными структурами, то есть и налоги будут расходоваться более рационально. Больше будет оставаться на образование, медицину и культуру. Возникнет стабиль-ная, социально ориентированная экономика.
О промышленности мы уже сказали, но надо добавить: сегодня наша экономика зависит от капитала. Новая денежная система, го-рячие боны, обеспечит такое положение, при котором капитал будет служить потребностям экономики. Он будет вынужден предлагать сам себя. Потому что в банки приходят "плохие" деньги. Банкиры не могут просто собирать эти деньги и платить всякий раз за демерредж, чтобы пролонгировать действенность бонов на следующий месяц. Значит, банку надо всеми силами свой капитал куда-то встроить. А встроить можно только в промышленность. Других мест нет. И банк начнёт бегать за предпринимателем, чтобы дать ему деньги, чтобы он начал работать. Чтобы перекинуть на него всю вот эту отрицательную часть и плюс к тому получить плату за свою работу. Банк начнёт по-лучать плату именно за свою работу: не хранить капитал, а вложить.
"Крайней" в этой цепочке будет торговля. В самый последний день все боны окажутся в магазинах, и основная нагрузка по оплате демер-реджа ляжет на них. Самое важное, самое тонкое место во всей сис-теме — чтобы магазины не стали делать две цены, в рублях и бонах. Поэтому они должны чувствовать выгоду системы для себя. А она есть, или нет? Посмотрим.
Во-первых, у торговцев существенно увеличится оборот. А во-вторых, у них, уменьшатся затраты на хранение, расходы на склад-ские помещения. Иначе говоря, они теряют один-два процента с вы-ручки из-за платы за демерредж, но выигрывают гораздо больше. Им становится выгодным жить не с цены, как это у нас обычно бывает, а с оборота, а оборот у них будет фантастический, потому что к концу месяца народ станет ломиться в магазины, как на Западе на распрода-жах перед большими праздниками. Скупать будут всё, что только можно, что под руку попадется. Чтобы не спеклись у них деньги, что-бы не платить даже эти два процента — чисто психологический мо-мент. Гораздо лучше потратить деньги даже на что-нибудь не очень нужное, чтобы только они не потеряли свою стоимость.
Сельское хозяйство. Это отрасль, имеющая длительные циклы производства. В природе рост не может происходить теми же темпа-ми, как рост капитала, поэтому сельское хозяйство особо страдает от процентов и инфляции. Банковский процент для сельского хозяйст-ва — это смерть, вот почему практически во всём мире сельское хо-зяйство дотируется. И от введения горячих бонов сельское хозяйство выиграет больше всех. Беспроцентные кредиты в совокупности с не-которыми реформами позволят, наконец, провести широкомасштаб-ный переход от высокоиндустриализованного сельскохозяйственного производства к экологически оправданному возделыванию земли. Станет возможным переход к новому стилю жизни, сближению горо-да и деревни, работы и досуга, физического и умственного труда, "вы-соких" и "низких" технологий.
Крупные перемены от внедрения бонов ждут экологическую рабо-ту. В рамках же современной системы денежного обращения у нас выбор только между экологической и экономической катастрофой.
До тех пор, пока каждая инвестиция будет измеряться по доходам от процентов на рынке денег, большинство капиталовложений в эко-логию не удастся реализовать в необходимых широких масштабах. На сегодня получение кредита для осуществления инвестиций в охрану окружающей среды связано только с экономическими потерями. Эко-логические проекты не могут конкурировать по своей рентабельности со всеми остальными. Как правило, на них кредиты банки не дают. В то же время для России, в силу того, что у нас зависимость такая сильная от энергоресурсов, они очень нужны. Энергосберегающие технологии дают практически нулевую рентабельность. Но если их запустить, то в перспективе они дадут большой доход.
Если проценты (введением бонов) будут ликвидированы, капита-ловложения в сфере экологии зачастую будут окупать себя сами, что для большинства людей вполне приемлемо. Станет выгодным созда-ние технологий, направленных на снижение энергетических затрат и снижение загрязнения внешней среды на длительную перспективу как с точки зрения экономики, так и экологии.
В области культуры, вследствие новой денежной системы, количе-ственный рост очень скоро перейдет в качественный. Если бы люди могли выбирать между простым накоплением денег со стабильной стоимостью и вложением их в предметы длительного пользования: мебель, дом, технику, изделия художественных промыслов и т.д., — они, возможно, чаще делали бы выбор в пользу обустройства своего быта. Люди быстро купят себе холодильники, пылесосы и стиральные машины, и у них еще будут оставаться деньги. Куда их девать?
Покупать произведения искусства, книги и прочее подобное.
Чем больше спрос на предметы длительного пользования и произ-ведения искусства, тем больше их выпускают. Таким образом, может произойти полное изменение отношения к культурным ценностям. Искусство и культура станут экономически конкурентоспособны!
Искусство станет рентабельным!
Да, это несколько футуристическая картина. Если так будет, то хо-рошо, но такая задача на первом этапе даже и не ставится. А вот какая задача перед нами стоит, и именно на первом этапе, так это взаимоот-ношения с богатыми. Главный вопрос: допустят ли те, кто извлекает сейчас выгоду от существующей денежной системы и имеет в своих руках рычаги власти, такое её реформирование, от которого они поте-ряют возможность получать доходы без всякого трудового участия?
На первый взгляд ответ должен быть отрицательным. Они не будут рубить сук, на котором сидят. Ну, а если этот сук растёт на больном дереве? Надо, чтобы эти люди поняли, что есть здоровое, альтерна-тивное дерево, и что, оставаясь на старом дереве, они рискуют поте-рять всё, а на новом дереве их положение, хоть и не столь комфорт-ное, всё же будет более стабильным.
Да, надо. Но ничего не получится.
Наши богатые, на олигархическом и на государственном уровне, чётко сплетены. Пусть даже кто-то один что-то поймёт. Ничего не из-менится. Существует инструкция Центробанка; она региональных де-нег не предусматривает. Если любой банк региона примет в виде руб-лей наши боны (а мы на то и напираем, что это — одно и то же в раз-ных формах), то у такого банка лицензию отнимут немедленно! Во-прос надо решать с юристами, с законодателями, с президентом, но Центробанк никогда ничего такого не сделает, ничего решать не ста-нет. Он не будет ради одного региона менять законодательство.
А если среди наших богатых найдётся лютый враг отрицательных денег, которые нельзя превратить в инструмент накопления, то против этой идеи будут применяться все возможные способы, в том числе и лживая пресса. Любой журналист придумает тысячу аргументов «про-тив», высмеет её, и вся задумка развалится, как карточный домик.
Поэтому, конечно, надо разъяснить богатым механизм функциони-рования процентной системы, показывая практическую альтернативу. Но делать это следует, не рассчитывая на чудеса (что они выберут стабильность, а не ещё больше денег), а отслеживая ситуацию в стра-не и мире. Процентная финансовая система неустойчива по определе-нию. Она обязательно скатится в коллапс. Это не случайности какие-то, не происки Сороса и не происки международного терроризма, доллара и так далее, а закономерные вещи. Доллар уже на грани, и в ближайшее время будет либо жуткая инфляция по доллару, либо он просто рухнет. Может быть, функции мировой валюты подхватит, скажем, евро, или английский фунт стерлингов, не исключён такой вариант. И в ходе перерастания кризиса в катастрофу богатые будут менять своё мнение, свою точку зрения на разные вещи.
Если олигарх, имеющий несколько вагонов долларов, поймёт, что — всё, завтра он этими долларами может идти печку топить, да и то не советуют, от них дым какой-то ядовитый, — то он, конечно, вложит их в предприятия и землю. И сам попросит: внедряйте скорее свои боны, а то никто работать не хочет, я прибыли не получаю...
Богатые, они тоже разные. Есть идиоты, мечтающие провести свою старость в Америке (помните, мы вам говорили, что Америку пожа-леть надо?). Есть такие, которые собираются жить в России, и они, конечно же, могут согласиться на более стабильные условия. В об-щем, всё зависит от развития событий. Если они опоздают с решени-ем, то их согласие на что бы то ни было вообще не понадобится. Вы-бор у них, на самом деле, небогатый: в Америке, в России или на оси-не. Мы потому и оставили разговор о богатых на конец главы: в кри-тический момент проблемы будут решаться без оглядки, богатый ты, бедный, умный или идиот...

Какой должна быть мировая валюта

Какими оригинальными ни были бы местные, региональные и на-циональные деньги в будущем, обязательно понадобятся некие общие деньги. Бернар Лиетар выдвинул идею мировой базисной валюты, и дал ей название терра. В своей книге он написал, что терра не должна быть привязана к какому-то государству, а главной её целью станет обеспечение стабильных и надёжных международных контрактов и торговли. Мы ему ответили, что во времена не очень давние подобной цели служил "переводной рубль", применявшийся в расчётах между странами — членами СЭВ: безналичный, беспроцентный, одинаково выгодный всем экономическим партнёрам. С ним не было проблем: ни кризисов, ни обвалов, ни скандалов, — в отличие от золота и дол-лара. По этой причине о нём мало кто знает.
В настоящее время идеи новой международной валюты представ-ляют только теоретический интерес. Учёные, вроде нас с Лиетаром, могут эти идеи выдвигать, обсасывать, объяснять друг другу, как с ними воспрянет человечество, и какое его ждёт «светлое будущее». Однако, ни СЭВа, ни «переводного рубля» больше нет, и точно также не будет никакой терры; не нужна она эпохе ТНК. И всё же мы рас-смотрим лиетаровскую идею, потому что минует однажды эта эпоха, и наступят новые времена, когда немногочисленному человечеству понадобятся любые идеи.
Терра — это стандартная корзина товаров и услуг, особенно важ-ных для международной торговли; их относительный вес в этой стан-дартной корзине будет идеально отражать их относительную значи-мость. Одной из причин того, что современные финансы оторвались от реальной экономики и обслуживают только сами себя является ра-зобщение между финансовым миром и физической реальностью; эта связь была разорвана президентом Никсоном, отказавшимся в 1971 году от золотого обеспечения доллара. А терра в роли мировой валю-ты была бы сродни золотому стандарту прошлых веков, но, как "кор-зина" с разнообразными товарами, она будет по определению более стабильна, чем любой из этих товаров, и даже чем золото.
Например, рыночная цена терры может быть определена так:
1 терра = 1/10 барреля нефти (например, марки Brent, с доставкой)
+ 1 бушель пшеницы (Чикагская товарная биржа, с доставкой)
+ 2 фунта меди (Лондонская биржа металлов, с доставкой)
+ и т. д.
+ 1/100 унции золота (Нью-йоркская товарная биржа, с дос-тавкой).
Лиетар даёт здесь примечание, поясняя, что специфические това-ры, их качество и стандарты поставок и их соответствующие количе-ства приведены в качестве примера, а на практике это будет частью договорных соглашений между участниками сделки. Мы тоже можем сделать примечание: после краха мировой экономики «корзина» мо-жет оказаться принципиально другой. Но какой — гадать не станем.
Терра имеет четыре ключевых характеристики:
• Эта валюта устойчива к инфляции по определению. Инфляция всегда определяется как изменение корзины товаров и услуг, следова-тельно, до какой степени корзина товаров в террах будет репрезента-тивна по отношению к структуре мировой торговли, до такой степени она и не будет подвержена инфляции.
• Стоимость терры можно легко пересчитать на любую сущест-вующую национальную валюту. Всякий, кто хочет пользоваться тер-рой в национальной валюте, может просмотреть цены на эти товары в "корзине" международной торговли и пересчитать их "по корзине" своей страны. Эти цены публикуются в финансовых разделах круп-ных мировых газет и доступны в реальном времени в сети Интернет.
• Терра автоматически конвертируется в любую существующую национальную валюту, для чего не нужно составлять международные конвенции или соглашения. Любой, кто вносит деньги на счёт в своей валюте, может получить корзину с товарами, доставленную на заранее подготовленные склады (вроде тех, что уже существуют на различных фьючерсных биржах). Эти товарные биржи могут также стать местом для получения наличных денег в конвертируемой национальной ва-люте за доставку продукции, если это необходимо.
• В эту денежную систему естественно встроен демерредж, что является главным, поскольку гарантирует полную интеграцию пред-лагаемой валюты в существующую рыночную систему "реальной" экономики во всех аспектах.
Действительно, существуют издержки, связанные с хранением то-варов, и демерредж просто будет оговоренной стоимостью хранения корзины товаров. Следовательно, нет необходимости дискутировать на тему полезности демерреджа или его размера. Эти затраты (а сле-довательно, и демерредж) уже приблизительно оценены при деталь-ном изучении товарной резервной валюты в размере от 3 до 3,5 % го-довых. И заметим, что такие издержки не могут привести к дополни-тельным затратам экономики в целом. Эти затраты уже включены в современную экономику, потому что большинство (если не все) това-ров, входящих в зону терры, в любом случае где-то хранится, вопло-щая политику стабилизации цен и создания запасов, а также служа для нормального функционирования производителей и потребителей. Предложение Лиетара — просто переложить эти существующие за-траты на держателей терры, передавая этим издержкам общественно полезную функцию оплаты демерреджа.
Важно понять, что людям — когда они станут получать платежи в террах, — не будет нужды контролировать цены товаров. Терра — просто складская расписка, дающая право получить эквивалент стои-мости корзины товаров, независимо от того, с какой валютой человек имеет дело. Терра, следовательно, могла бы перечисляться электрон-ным путем, как сегодняшние национальные валюты; она была бы просто стабильна и не подвержена инфляции — а это уже немало; этим не могут похвастаться нынешние национальные валюты.
Терра есть комбинация двух концепций: демерреджа, первона-чально предложенного Сильвио Гезелем, и идеи валюты, имеющей в основе корзину товаров, которая предлагалась многими известными экономистами всех поколений, включая недавнего нобелевского лау-реата Жана Тинбергена и профессора Калдора из Кембриджского университета. Джон Кейнс об идее валютного демереджа говорил, что она здравая и с теоретической, и с практической точки зрения, по-скольку действительно предпочтительнее обычных валют. В своей книге "Общая теория занятости, процента и денег" он пишет: "Те ре-форматоры, кто искал лекарство в создании искусственной стоимости денег, требуя, чтобы законное платёжное средство периодически об-новлялось за определённую установленную плату для сохранения се-бя как денег, были на правильном пути, и практическая ценность их предложения заслуживает обдумывания".
Кстати, свои рассуждения Кейнс закончил ошеломляющим утвер-ждением, что "будущее могло бы научиться гораздо большему у Гезе-ля, чем у Маркса". Он оказался прав насчет Маркса. И, может, прав и насчет Гезеля?..
Короче, многие экономисты поддерживали различные аспекты по-добной мировой валюты в силу многих весомых причин: стабиль-ность, денежная устойчивость, сокращение колебаний экономических циклов, снижение международного неравенства. Да и вообще, для международной экономики ведение дел без единого стандарта стои-мости так же неэффективно, как попытка торговать без стандартов длины и массы. Попробовать можно, но это вне здравого смысла.
Предположим, по каким-то неизвестным причинам не сложилось единого для всего мира стандарта массы (килограмм), и этот стандарт в каждой стране свой. Для приведения к общему знаменателю при подписании сделок договорились бы умножать его, например, на раз-ницу температур воздуха между импортирующей и экспортирующей сторонами. Нам пришлось бы вложить деньги в технику, построить и запустить спутники для изменения этих температур и развивать такие специфические средства, как фьючерсные рынки и др., для страхова-ния рисков, связанных с изменением килограмма в зависимости от погоды; конечно, это громадные расходы. В сфере международного стандарта стоимости указ Никсона от 1971 года о плавающих ва-лютных курсах способствовал развитию именно такого процесса. По-чему же нам не договориться о стабильном международном стандарте стоимости? Эта важная проблема стоит очень остро; она была опреде-лена Хогартом и Пирсом так: "Миру понадобится немного времени, чтобы осознать, что больше невозможно делать бизнес без надле-жащих стандартов стоимости, как было бы невозможно вести дела без согласованных единиц длины и массы" .
И при всей остроте проблемы, при наличии множества «осознав-ших» ничего не происходит. Причина, по которой идея товарной кор-зины всё ещё не воплощена в глобальной резервной валюте, явно не в недостатке правильности суждений и не в недостатке доказательств. Просто решения принимают не академические учёные, а представите-ли совсем иной общественной структуры.
Люди, понимающие, куда катится мир, призывают правительства, ради внедрения такой мировой валюты, заключить соглашение типа Бреттон-Вудского, или ввести эту валюту через реформирование Ме-ждународного валютного фонда. Вот мнение Томаса Санктона:
"Эффективные действия по предотвращению опустошающего разрушения окружающей среды требуют мобилизации политической воли, интернациональной кооперации и жертв, вообразимых только в военное время. Однако человечество уже сейчас находится в состоя-нии войны, и её вполне можно назвать войной за выживание. Это война, в которой все нации должны быть союзниками" .
Призывают они, как видим, давно: статья Санктона была опубли-кована в 1989 году. Однако сегодня, как и тогда, вероятность подоб-ного соглашения между правительствами мала, а МВФ занят тем же, чем и раньше: разрушением национальных экономик. Таковы полити-ческие реалии! У политиков нет времени, чтобы думать о выживании человечества. Бернар Лиетар, человек в финансовом мире не послед-ний, дипломатично пишет: «Частные беседы с высшим руководством Банка международных расчётов и МВФ подтверждают, что, по су-ществу, новые денежные инициативы могут быть проявлены только частным сектором в условиях острых геополитических обстоя-тельств. Более того, реальная власть принятия решений сегодня, так или иначе, относится больше к транснациональным корпораци-ям, чем к правительствам. Наиболее важны временные приоритеты, требующиеся для достижения стабильности — а это приоритеты мировых корпораций, — следовательно, их участие в проекте будет необходимо в любом случае». И дальше Лиетар выдвигает стратегию, при помощи которой намеревается «убедить ключевую группу корпо-раций установить мировую базисную валюту самим, как вид услуг для каждого, кто хочет торговать на международном рынке».
Для того, чтобы эта стратегия не сработала, есть несколько причин. Первая из них в том, что транснациональные корпорации имеют свои представления о добре и зле. В 1998 году вышел в свет обзор Артура Литла, исследовавшего 481 основную корпорацию Европы и США, с ошеломляющими результатами: оказалось, что 95 % корпораций счи-тают устойчивое развитие "искренне важным" и 83 % полагают, что бизнес эту устойчивость может обеспечить. Но за малым исключени-ем большинство не вполне знало, как делать это на практике. То есть, они проявляют озабоченность и одновременно уверенность, но делать ничего не собираются. Или будут делать наоборот.
Одни из самых серьёзных рисков, с которыми международный бизнес имеет сегодня дело, — это валютные риски. Они сейчас даже больше, чем политические риски (например, возможность того, что иностранное правительство национализирует вложения). Всякий раз, когда стоимость международных валют пересчитывается в нацио-нальные валюты стран, проявляются эти риски. Если иностранная ва-люта падает, вся дебиторская задолженность (задолженность покупа-телей перед компанией) и все счета дебиторов, выраженные в этой валюте, падают в цене. Если иностранная валюта растёт, всё подле-жащее выплате (например, займы) дорожает.
Исследование пятисот удачливых корпораций США в 1992 году показало, что все они считают валютные риски своей самой большой головной болью. Более того, 85 % участников заявили о необходимо-сти использовать дорогие финансовые стратегии для снижения этих рисков. Существенно, что чем крупнее и разветвленнее компания, тем больше случаев страхования.
На борьбе с этими многочисленными проблемами создалась целая финансовая отрасль (фьючерсные рынки и другие финансовые произ-водные инструменты). Но в большинстве случаев затраты на страхо-вание таких рисков непомерно высоки, особенно если дела ведутся не в одной из шести основных валют или если временной период доста-точно долог. С другой стороны, если не страховать такой риск, то это авантюра, которая может подвергнуть опасности всю корпорацию.
Разумеется, среди высших лиц корпораций, страдающих от этих рисков, могут найтись такие, которые поддержат идею введения тер-ры, как мировой валюты. Терра снизит риски, и они будут спать спо-койно. А что скажут высшие лица страховых компаний и прочие при-частные, наживающиеся как раз на том, что существуют риски?..
И так во всём. Ныне сложно заключать долгосрочные контракты, потому что ключевая составляющая любого контракта — стоимость, должна оставаться открытой для корректирования, если партнер на-ходится в другой стране. Казалось бы, желание уйти от этих сложно-стей подтолкнёт бизнесменов к согласию на введение терры. А какое мнение будет у наживающихся как раз на делании «быстрых денег»?..
Из-за отсутствия настоящего международного стандарта стоимости контрактные и инвестиционные издержки увеличиваются с появлени-ем каждого дополнительного участника международной торговли; это оборачивается повышением стоимости всех товаров и услуг, предна-значенных для международной торговли, а расплачиваются по всему миру потребители, как конечное звено в этой цепочке неэффективно-сти. Разумеется, потребители и часть производителей проголосуют за терру! А как проголосуют финансовые корпорации и банки, чей доход тем выше, чем выше стоимость товаров и услуг?..
Никакими разумными доводами переломить ситуацию нельзя. Только катастрофа откроет возможность перемен. Вот тогда окажется востребованной и гениальная идея Бернара Лиетара — терра, между-народная «торговая корзина» с прицепленным к ней демерреджем. Хотя сам он надеется, что ввести терру удастся сейчас, по настоянию экономического сообщества, либо в результате инициативы прави-тельства США или группы стран. Он пишет:
«Если же инициативу никто не проявит и ни один из корректи-рующих механизмов не будет применён, предсказуемые последствия будут заключаться в том, что когда-нибудь в спекулятивном безу-мии современной валютной системы спекулятивная составляющая достигнет 90 % или даже 99,9 % всех прочих. И тогда существую-щий "модус вивенди" рухнет, сопровождаемый экономической ката-строфой.
Я искренне надеюсь, что этого не случится, потому что на фоне такой глобальной катастрофы даже кризис 1930-х годов предста-вится приятным пикничком. Как-никак кризис 1930-х поразил эконо-мику стран, в которых проживало только 20 % мирового населения. Южная Америка, Россия, большинство стран Азии не подверглись его влиянию и даже экономически расцвели, в то время как США и Западная Европа содрогнулись от потрясений. Крушение сегодняш-ней денежной системы затронет всё человечество на огромных про-странствах, потому что глобальная интеграция открыла границы стран, экономик, даже традиционных сообществ, которые ещё 60 лет назад были вполне самодостаточными».
Однако такие серьёзные эксперты по денежной системе, как Миль-тон Фридман и Анна Шварц, пришли к довольно тягостному выводу о том, что существенные перемены в этой системе никогда не соверша-ются до проявления негативных результатов, а всегда после, когда их на то обязывает фактически грянувший кризис. Но и в чрезвычайной ситуации направление перемен зависит не от экономической целесо-образности, а от политической конъюнктуры...