Духовным отцом украинского национального возрождения, а также отцом украинского литературного языка принято считать Тараса Григорьевича Шевченко. Нет в нашей истории фигуры, более прославляемой. Мало кто знает, однако, что язык, на котором писал «батько Тарас» (а «национальное возрождение» понимается у нас, прежде всего, как возрождение языка), существенно отличается от нынешнего украинского. На пути к читателю многое из написанного Кобзарём оказалось «подправленным».
Ещё М.П.Драгоманов отмечал, что «Шевченко, например, ещё не имел мысли непременно создавать отдельную литературу украинскую, так как он писал свои повести по-московскому, так же писал даже свой «Дневник», сценарий к «Стодоле» и т.п. Видимо, Шевченко выбирал себе язык в каждом случае для него более лёгкий и соответствующий, а не думал непременно создавать особую, самостоятельную литературу и язык, как некоторые позднейшие украинолюбцы»307. (По подсчетам специалистов, почти половина того, что написано Т.Г.Шевченко, написано по-русски - 319 страниц украинского текста и 315 русского).308
Естественно, такая позиция «великого Кобзаря» не устраивала ненькопатриотов. И, провозгласив Шевченко своим «батькой», они взялись за «исправление» его творчества. Содержавшиеся в шевченковских рукописях слова «осень», «камень», «семья», «всего», «чернило», «явор», «царь», «Киев», «Польша» и другие при публикации заменялось на «осінь», «камінь», «сім`я», «всього», «чорнило», «явір», «цар», «Київ», «Польща» и т.д. Буква «с» в приставках заменялась на «з». И даже слово «кобзарь», которое Тарас Григорьевич писал с мягким знаком, как это принято в русском языке, украинофилы поменяли на «кобзар»309. (Надо сказать, что язык Т.Г.Шевченко не был свободен от полонизмов. Нельзя забывать, что Правобережная Украина, уроженцем которой являлся Тарас Григорьевич, лишь за 20 лет до его рождения освободилась от польского ига и воссоединилась с Россией. Полонизация продолжалась здесь фактически до 1860-х годов и, безусловно, отразилась на творчестве Кобзаря. Поэтому язык его произведений был иногда не совсем понятен левобережным украинцам. «Пока вернулся в Ахтырку, и тут появились и такие школьники, которые, читая «Тополю», запинаются - «Чабан в ранці з сопілкою сяде на могилі». О чабане и не спрашиваю, а про ранок спрашиваю, а мне и говорят: «Это ранец, что солдат носит на спине»310 - писал «национально сознательный» учитель В.С.Гнилосыров. Однако и такой язык украинофилы решили «подправить»).
Подвергалось «коррекции» и правописание. Поэт не знал букв «ї», «є», тем более «г'», апострофов и использовал русский алфавит (с «ы», «э», «ъ»), который был для него родным. (Желающим удостоверится в этом можно порекомендовать обратиться хотя бы к пятитомному изданию «Творів» Шевченко (К.,1970-1971), где в качестве иллюстраций помещены фотокопии некоторых автографов Тараса Григорьевича). В 1860 году «батько Тарас» составил «Букварь южнорусский» для обучения детей грамоте на малорусском наречии. Алфавит в «Букваре» был русским без всяких отклонений и «реформ»311. Но если Т.Г.Шевченко считал возможным строить малорусскую грамоту на алфавите, общем с русским литературным языком, то «национально сознательные» деятели с ним согласиться не могли и переписывали сочинения поэта по-своему.
Справедливости ради, надо сказать, что не все «исправители» творчества Тараса Григорьевича фальсифицировали его творения без всякого стыда. Некоторые из них испытывали нечто похожее на угрызения совести. «Вообще не знаю, не грех ли нам, что у нас «кобзар», «цар» и т.п., у Шевченко везде «рь»312 - писал видный активист украинского движения, издатель «Кобзаря» В.Н.Доманицкий другому крупному украинофильскому деятелю П.Я.Стебницкому. Но Доманицкого убедили, что фальсификация - не грех. Речь ведь шла о таком «патриотическом» деле, как взращивание «украинской национальной идеи».
Последующие издатели произведений самого выдающегося из украинских поэтов сомнений уже не испытывали. «Серый кардинал» советской украинизации А.Н.Синявский давал совершенно конкретное указание: «Всё то в языке и правописании шевченковских произведений, что может быть выдержано, уоднообразнено в соответствии с современными литературными нормами без нарушения сущности шевченковского языка, в частности, без вреда для стихов и рифм, и нужно последовательно уоднообразить». (Далее следовали рекомендации насчёт «осени», «явора», «кобзаря», «шинкаря», «семьи» и т.д.)313.
И сегодня подлинный Шевченко скрыт от абсолютного большинства читателей. (Произведения «великого Кобзаря» не исключение. Точно также фальсифицирован текст пьесы И.П.Котляревского «Наталка Полтавка». Как пояснял один из «национально сознательных» критиков, язык персонажей «Наталки Полтавки» «частично русифицирован». Произошло это потому, что «тяжело было ему (И.П.Котляревскому - Авт.) победить русскую традицию».314 Поэтому «на помощь» автору пришли украинофилы. Слова «вечер», «виноват», «ей», «кровавым», «крылья», «одинаковый», «он», «они», «покорна», «равны», «старость» и многие другие «исправили» на «вечір», «винуватий», «ій», «кривавим», «крилля», однаковий», «він», «вони», «покірна», «рівні», «старість» и т.д.315 Таким образом, если вспомнить об уже упоминавшихся «исправлениях» творчества И.Я.Франко, И.С.Нечуя-Левицкого и др., можно сделать вывод о тотальной фальсификации произведений украинской литературы).
Но и такой «подправленный» Кобзарь не соответствовал языку, навязываемому Украине «крестоносцами». Это вызвало удивление даже в среде искренних почитателей «украинской национальной идеи». Отмахиваясь от их недоуменных вопросов, М.С.Грушевский возмущался: «Язык Шевченко - на меньшее они не согласятся. И, наверное, тут ничего не поделаешь. Нужно оставить их так. Пусть ждут, пока Шевченко встанет и будет писать им в газетах, переводить популярные книжки, писать исторические и критические труды»316. Другой защитник «рідної мови» - Николай Сумцов, позабыв, что сам ещё недавно грустил «об изящной простоте и чистоте языка Квитки и Шевченко», теперь огрызался, дескать, в языковых вопросах «батько Тарас» ему не указ: «Часто говорят: «Пишите, как писал Шевченко», будто Шевченко в проявлениях научного и литературного развития такой дорожный указатель, что всё время всегда на него нужно равняться»317.
Иван Стешенко ничтоже сумняшеся объявил свою мову «выше и шире» языка Тараса Григорьевича318. В том же духе высказался Борис Гринченко: «Шевченко и Марко Вовчок не писали бы как Шевченко и М.Вовчок, когда б их теперь посадить писать не стихи и сельские рассказы, а научные исследования или публицистику: они или совсем ничего не писали бы, или написали бы так, как мы, а может ещё и хуже»319. А Агатангел Крымский договорился до того, что назвал шевченковский язык похожим на украинский не больше, чем хорошо сделанная статуя похожа на живого человека, «без той колоритности, которой будет блистать живописный рисунок, и без той детальной точности, которую может дать фотография»320. Очевидно, что к «возрождению» мовы Крымского и Грушевского Тарас Григорьевич отношения не имел. Духовным отцом этого процесса можно назвать другого человека.
Фигура Лазаря Моисеевича Кагановича до сих пор должным образом не освещена отечественными историками. Учёные и публицисты предпочитают говорить о его участии в репрессиях 1930-х годов, о голодоморе, конфликте с Хрущёвым. Все это, конечно, интересно, но не менее интересно и другое.
Л.М.Каганович стал генеральным секретарём ЦК КП/б/У в апреле 1925 года, когда украинизация уже была провозглашена и всеми силами проводилась в жизнь. При предшественнике Лазаря Моисеевича на посту руководителя КП/б/У Э.И.Квиринге число школ с преподаванием на украинском языке росло быстро и неуклонно. Так же быстро и неуклонно сокращалось количество русскоязычных школ. В то же время Квиринг сознавал, что навязать малороссам чужой язык в кратчайшие сроки будет затруднительно. Он предупреждал, что украинизация - «долговременный, постепенный процесс», требующий «ещё не одного пятилетия», что необходимо подготовить «соответствующие кадры учителей», вырастить новое поколение вузовских преподавателей. Партийный лидер даже допускал колкости в адрес «национально сознательных» деятелей, заявляя, например: «Каждый шовинист-украинец будет вопить о принудительной русификации аж до того времени, пока останется хоть один профессор музыки или гистологии, который читает лекции на русском языке»321. Такая «умеренность» пришлась инициаторам украинизации не по вкусу. На посту руководителя украинских коммунистов Квиринга сменил Каганович.
Убежденный русофоб с диктаторскими замашками, Лазарь Моисеевич вполне подходил для выполнения функций главного украинизатора Малороссии. Только такой деятель, жестокий и беспощадный, мог решить поставленную задачу. Задача, между тем, была непростая. Южная (малорусская) ветвь русского народа, теперь официально называемая украинцами, украинизироваться не желала. Нового языка население не понимало, не принимало и не хотело принимать. «Особенно нужно знание украинского языка, потому что его никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать» - жаловался один из украинизаторов и предупреждал: «Не овладев, как следует своим языком, общество не сможет осуществить великие задачи нашей эпохи, не сможет, как говорит т. Троцкий, «объять своею мыслью всю природу, всю жизнь до самых ее основ».322 (И вновь-таки, почему общество должно считать своим язык, которого «никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать», не пояснялось).
Как отмечалось в Отчете Киевского губернского комитета КП(б)У, проверка знания украинского языка сотрудниками различных учреждений губернии выявила, что по прошествии более чем полутора лет с начала нового витка украинизации 25% проверенных «абсолютно не знают» украинского языка, 30% - «почти не знают», 30,5% - «слабо знают» и лишь 14,5% оказались более-менее знающими.323 При этом, значительный процент среди слабо знающих, почти не знающих и даже абсолютно не знающих украинский язык составляли украинцы по происхождению.
Та же проблема поднималась на 1-м Всеукраинском учительском съезде, где констатировалось, что украинцы упорно не хотят учить «рідну мову». «Они оправдываются тем, что говорят: это язык галицкий, кем-то принесенный и его хотят кому-то навязать; шевченковский язык народ давным-давно уже позабыл. И если б учили нас шевченковскому языку, то может быть еще чего-то достигли, а галицкий язык никакого значения не имеет».324
О нежелании коренного населения украинизироваться свидетельствовал и С.А.Ефремов. «Наиболее серьезно к украинизации отнеслись служащие - евреи. И действительно за эти полгода выучились» - записал он в своем дневнике в октябре 1924 г. В то же время, замечал С.А.Ефремов, украинцы («тоже малороссы») вслед за великороссами всячески противились украинизации и упорно не желали учить «рідну мову».325 Подобное положение вынуждало власти при проведении украинизации в значительной мере опираться на евреев. Выступая на съезде работников искусства нарком просвещения УССР Н.А.Скрипник сам поднял вопрос о том, что во главе многих украинизированных театров поставлены евреи и пояснил: «Когда я говорил про украинизацию театров и про потребность притянуть украинцев к этой работе, я ни в коей мере не имел в виду украинцев по крови. Только шовинисты и наши враги говорят об украинцах по крови, а мы говорим про таких граждан Украины, которые могут в дальнейшем принять участие в творении украинской культуры, независимо от того, какая бы у них кровь была. Нам нужна от них не их кровь, а их культурная работа».326
Сознавая, что навязываемый украинцам язык не является для них родным, второй секретарь ЦК КП(б)У Д.З.Лебидь попытался указать на негативные последствия новой национальной политики. Он заявлял, что прежде чем форсировать украинизацию, «партия должна в украинских условиях проверить, дает ли украинский язык возможность ускорить культурный процесс в украинском народе, особенно в отсталом крестьянстве, или он этот процесс тормозит и не помогает овладеть культурой, а мешает».327 Но на самом верху слушать ничего не желали. Д.З.Лебидя обвинили в «русотяпстве», «великодержавном шовинистическом уклоне» и т.п. Не помогли ни прежние заслуги, ни высокий пост. Высказавшего «крамольную» мысль партийного функционера сместили с должности (произошло это еще до назначения Кагановича), а курс на форсирование украинизации был продолжен.
«Нам необходимо приблизить украинский язык к пониманию широких масс украинского народа»328, - торжественно объявил Председатель Совета народних комиссаров УССР Влас Чубарь. Но «приближать» начали не с той стороны. На вооружение был взят тезис Агатангела Крымского: «Если на практике мы видим, что люди затрудняются в пользовании украинским языком, то вина падает не на язык, а на людей»329. Иными словами, не язык стали приближать к народу, а народ - к языку. Достигнуть этой цели без принуждения было невозможно. Тут-то и пригодились «способности» Кагановича.
Лазарь Моисеевич взялся за дело со свойственной ему решительностью. Всем служащим предприятий и учреждений, вплоть до уборщиц и дворников, было предписано перейти на украинский язык. Замеченные в «отрицательном отношении к украинизации» немедленно увольнялись без выходного пособия (соблюдения трудового законодательства в данном случае не требовалось). Исключений не делалось даже для преприятий союзного подчинения. Тотальной чистке подвергнулся аппарат управления. Главным критерием, которым руководствовались при назначении на высокие посты, стала «национальная сознательность». Львовская газета «Діло», ведущий печатный орган украинского движения в Галиции, восторженно писала о положении в советской Украине: «Возобладала там какая-то лихорадочная работа вокруг втягивания на ответственные должности партийных, а в советскую работу (т.е. работу в органах советской власти - Авт.) вообще всяких, значит и беспартийных украинцев, с подчеркиванием, чтобы они были не территориальными, но национально сознательными украинцами».330 На украинский переводилась вся система образования. Мова стала главным предметом везде - от начальной школы до технического вуза. Только на ней разрешалось вести педагогическую и научно-исследовательскую работу. Изучение русского языка фактически было приравнено к изучению языков иностранных. Административными методами украинизировалась пресса, издательская деятельность, радио, кино, театры, концертные организации. Запрещалось дублировать по-русски даже вывески и объявления.
Ход украинизации тщательно контролировался сверху. Специальные комиссии регулярно проверяли государственные, общественные, кооперативные учреждения. Контролёрам рекомендовалось обращать внимание не только на делопрозводство и на приём посетителей, но и на то, на каком языке работники общаются между собой. Когда, например, в народном комиссариате просвещения обнаружили, что в подведомственных учреждениях и после украинизации преподавательского состава технический персонал остался русскоязычным, то немедленно распорядились, чтобы все уборщицы, извозчики и курьеры перешли на украинский. А поскольку «рідной мови» они не знали, то должны были пройти курсы по её изучению, причём деньги на эти курсы вычитались из их зарплаты.331
Население сопротивлялось, как могло. Если была возможность, детей из украинизированных школ родители переводили в те учебные заведения, где преподавание еще велось по-русски. В результате, как с сожалением констатирует современный «национально сознательный» исследователь, в школах с русским языком обучения «большей была наполняемость классов», чем в школах украиноязычных и это снижало эффективность украинизаторских усилий. Например, в Киевской губернии приказным порядком украинизировали 91,8% всех школ, в Волынской - 90,1%, в Екатеринославской - 79,1%. «Цифры в целом вроде бы и неплохие». Но когда исследователь подсчитал количество учеников охваченных украинизацией, результат получился не такой внушительный: 83,9% - на Киевщине, 76,2% - на Волыни, 70% - на Екатеринославщине.332
Украинизированные газеты катастрофически быстро теряли читателей, предпочитавших русскоязычные московские издания. «Обывательская публика желает читать неместную газету, лишь бы не украинскую, - возмущенно записывал в дневник С.А.Ефремов. - Это отчасти и естественно: газету штудировать нельзя, ее читают, или, точнее, пробегают глазами наспех, а даже украинизированный обыватель украинский текст читать быстро еще не привык, а тратить на газету много времени не хочет. Шутя можно было предложить нашим властям, чтобы сделали второй шаг: украинизировав местную прессу, нужно запретить привоз из Московщины, - тогда обыватель уже не удрал бы от «своей» газеты».333 (Как видим, даже такой фанатичный последователь «украинской национальной идеи», как С.А.Ефремов, сознавал, что украинский язык чужд населению. Еще и иронизировал на этот счет. Но это не мешало ему оставаться сторонником украинизации. И, признавая на страницах дневника, что украинизацию «проводят люто»,334 «много глупостей делают», «просто стон и крик стоит в учреждениях», он тут же отмечал: «Хотя без принуждения тут, очевидно, ничего сделать нельзя»).335
Та же картина наблюдалась в театрах. Зрители переставали посещать украинизированные спектакли, в частности, оперу. Причем, как отмечал нарком просвещения Н.А.Скрыпник, «не только русская и еврейская буржуазия выступала против украинской оперы, но на такой путь вступила и украинская мелкая буржуазия».336 (Стоит напомнить, что в разряд «буржуазии» тогда зачисляли почти всю интеллигенцию). Исключение составила лишь кучка «национально сознательных» деятелей, посчитавшая, по словам М.С.Грушевского, «своей обязанностью» поддержать украинизацию театров. Как признавался Михаил Сергеевич в частном письме, «первый раз в течение десятков лет я ходил этой зимой (т.е. зимой 1925-1926 гг. - Авт.) на оперу потому что первый раз украинская государственная опера... Особенно приятно было послушать Собинова в «Евгении Онегине».337 Вождь украинства, по-видимому, не осознавал всю противоестественность ситуации: в опере великого русского композитора, написанной по мотивам произведения великого русского поэта выдающийся русский певец в городе с русскоязычным населением поет на украинском языке.
На сопротивление населения политике украинизации указывали преподаватели специальных украинизаторских «курсов украинознавства», принудительно заведенных для служащих государственных, общественных и кооперативных учреждений. Перед преподавателями была поставлена задача заинтересовать слушателей «необходимостью возрождения многомиллионной нации».338 Но, жаловался один из украинизаторов, «не секрет, что много слушателей наших относятся к нам и задаче нашей временами с давно имеющимся предубеждением (ведь для многих все наши задачи - «мука»), злорадствуют, когда, попав на какого-то слабознающего преподавателя, и опозорят, и дискредитируют его в конец. Примеров таких «усилий» подорвать авторитет не только преподавателя, а и самого дела можно не приводить - их достаточно в жизни». Причем, указывал ненькопатриот, верховодит такими попытками сопротивления «возрождению многомиллионной нации», как правило, «наш «малоросс», этот знаменитый кобеляцкий патриот, который понимает только «Шевченковский», а не «галицкий» язык».339 Другой преподаватель-украинизатор сокрушался, что в сознании слушателей укоренилось враждебное отношение к украинизации и существует даже «иммунитет против украинской культуры вообще, образовавшийся там как последствие исторического наследия».340
На «тяжелые» последствия исторического наследия жаловались и прочие украинизаторы. «Инерция силы, данной долгими годами дореволюционной жизни Украины, хоть какие меры ни принимаются, ослабевает очень медленно, неохотно дает место украинскому, которому нужно прилагать много усилий, чтобы добиться своего: для многих дерусификация является разрывом целого мировоззрения, всей суммы взглядов, созданных долгими годами и крепкой традицией, внешне подтверждаемых зависимым состоянием Украины с ее нелегальной дореволюционной культурой» - писал, например, один из «национально сознательных» в журнале «Голос українізатора» (выходил в то время и такой). «Таким образом, - делал он вывод, - трудности, которые встречает украинизация, заключаются в объективных причинах с одной стороны и в субъективных - с другой - так как много людей, живущих на Украине, имеют противоположное ей мировоззрение».341
В самом деле, историческая традиция очень мешала национальной политике властей. Украинский язык прививался с большим трудом. «Украинизированные граждане», по признанию преподавателей «курсов украинознавства», продолжали оставаться под «влиянием русского языка» из-за слишком большого распространения последнего.342 Вводимая принудительно «рідна мова» оказалась «парадным языком»343. На ней проводились заседания, собрания и т.д., но как только официальные мероприятия заканчивались, их участники тут же переходили на русский язык, который безраздельно господствовал в частной жизни. «Научиться немецкому языку лучше всего и быстрее всего можно в Германии среди немцев, французскому - во Франции. Не так обстоит дело с украинским языком в русском или русифицированном городе на Украине»344 - сокрушались «национально сознательные». Они настаивали: «Нужно, чтобы города стали украинскими, нужно, чтобы масса городского населения в своей повседневной работе приняла новый язык».345
Не намного лучше «обстояло дело» и в селах. «Было бы ошибочно думать, что процесс украинизации, в частности в части продвижения украинской книжки, не является актуальным и для села, - отмечалось в украинской печати. - Ведь русификация, проводимая на протяжении многих лет царским правительством, пустила корни и среди сельского населения. Украинская книжка на селе, хоть и не в такой мере, как в городе, должна еще завоевать себе место».346 «Наша украинская газета еще мало распространяется на селе, - констатировал на 1-м Всеукраинском учительском съезде делегат из Харьковской губернии (столичной в то время). - Почему? Возьму пример: у нас на Харьковщине на селе русская газета «Харьковский пролетарий» по каким-то причинам лучше распространяется, почему-то ее больше выписывают, чем «Селянську правду».347 О том же говорил делегат Киевщины: «Украинская литература широко не идет, приходится силой распространять ее».348
Проверка «состояния украинизации» в Киевском Сельскохозяйственном институте выявила, что хотя этот вуз «имеет в своих стенах почти полностью крестьянский местный элемент», более 25% студентов вообще не знали украинского языка. Остальные могли изъясняться по-украински, однако язык большинства из них был «похож на своеобразный русско-украинский жаргон» (т.е. на обычный простонародный малорусский говор). Несколько лучше было положение с преподавательским составом. 36,5% преподавателей, согласно проверке, хорошо знали украинский язык. Правда, 26% - совсем не знали его. Остальные попали в категорию слабознающих и почти не знающих.349
Следует подчеркнуть, что в институте проверялось только знание устной речи. Что касается грамматических правил, то, признавали украинизаторы, даже «среди тех, кто вроде бы в никакой украинизации не нуждается, среди старых сознательных украинцев в массе господствует недостаточное или даже полное незнание «грамматики» своего языка».350 «Над нами тяготеет еще влияние бывшей официальной русской культуры, наши языковые инстинкты вообще ослабели»351 - вынуждены были констатировать подручные Л.М.Кагановича. Это касалось даже самых украинизированных субъектов, занимавшихся на «курсах украинознавства» высшей категории. (Существовали курсы четырех типов: «ликбезовские группы, так называемые, нормальные, повторноповышенные и самые высокие»).352 Слушатели курсов такого типа уже прошли обучение на курсах более низких категорий и получили статус «хорошо знающих» украинский язык. К тому же, на «наивысшие курсы», в отличие от остальных курсов, записывались добровольно (из карьеристских соображений, а иногда - по причине «пробудившейся» «национальной сознательности»). Казалось бы, эти «курсанты» должны были составлять гордость украинизаторов. Однако, признавали преподаватели курсов, «словарный материал нашего слушателя в большинстве так загрязнен русизмами, жаргонизмами и т.п., что приходится в курс самой высшей группы вводить специальные часы, чтобы культивировать правильную лексику и искоренить все чужое украинскому языку».353
Очень медленно проникала в народ украинская литература. Украинские писатели, сегодня считающиеся классиками, еще в 1920-х годах были, в большинстве своем, непопулярны и даже неизвестны на Украине. Их произведения были включены в обязательную программу «курсов украинознавства», но слушатели не интересовались ими и, как правило, уклонялись от изучения. Для иллюстрации можно привести признания одного из украинизаторов, проверившего в 1925-1929 годах на предмет знания украинской литературы около 3,5 тыс. слушателей «курсов украинознавства» (разных категорий): «Как общее явление, массовый читатель еще и до сих пор не знает не то, что всего минимума по украинской литературе, он не знает его даже в третьей, часто в четвертой, пятой доле».
«Программа «требует» знать образцы устного народного творчества украинского - наши думы, - конкретизировал украинизатор далее. - Масса слушателей знает их в основном тогда, когда сам преподаватель прочитает их во время одной из бесед, а так как преподаватель это выполняет редко, то и выходит, что слушатель сам не читает, значит и не знает... Выяснено, что такое творчество знает не более 4-5% всех проверенных слушателей. Но не лучше дело выглядит и с новой украинской литературой. «Энеиду» Котляревского знает очень незначительная часть слушателей (хорошо, если хоть отрывки из хрестоматии Плевако). Масса слушателей, как это ни странно, жалуется обычно на непонятность «Энеиды»... Всю «Энеиду» среди проверенных слушателей знает 5-7%».354
«Существует очень распространенный взгляд, что творчество Шевченко для наших слушателей и вообще для всех читателей - самое популярное среди всех писателей украинских, что его знают больше всего. И действительно, вся масса слушателей - от самых ответственных до самых мелких, от самых образованных до элементарно грамотных служащих, все говорят, что знают Шевченко, понимают его, однако же выяснилось, что все это очень и очень далеко от настоящего знания творчества Шевченко. Тут совсем придется обойти множество курьезов, как переводят слушатели (ведь слушатель массовый вообще все переводит (т.е. переводит с языка чужого, украинского, на родной - русский язык. Весьма ценное признание - Авт.)) не то, что целые выражения, но и отдельные слова из «Кобзаря»... Все курьезы проверки сознательно тут обходим, но одновременно, особенно следует подчеркнуть, что масса слушателей Шевченко не знает, не понимает, и это не только сильных, глубоких и сложных образов шевченковских, но и зачастую и обычных слов. Тут чуть ли не лучше всего опровергается мысль о понятности «Шевченковского языка»355 (следует помнить то, что уже говорилось выше о языке Т.Г.Шевченко и его «исправлениях» - Авт.).
Не вызвали интереса у слушателей И.С.Нечуй-Левицкий и Панас Мирный, от изучения произведений которых они уклонялись с «наивностью-хитростью».356 Также и творчество М.М.Коцюбинского украинизируемые знали «поверхностно», «если не из чтения, то, по крайней мере, из бесед во время лекций».357 Единственным исключением оказалась Марко Вовчок, творчеству которой «на курсах «повезло».358 Зато «не повезло совсем или в очень незначительной мере повезло популяризации на наших курсах западноукраинской литературы. Не говоря уже о второстепенных писателях Западной Украины, наши слушатели очень мало знают таких писателей как Бордуляк, Яцкив, Кобылянская, Черемшина, Стефаник и даже такого гиганта, как Франко».359 «Творчество Федьковича не знает и один процент наших слушателей».360
«До сих пор только отдельные слушатели так-сяк знают творчество Леси Украинки и даже в далеко меньшей мере, чем требует этого программа. Как ни печально, но надо, однако, сказать, что украшение нашей литературы - Лесю Украинку, творчеством которой могла бы гордиться и более богатая, чем украинская литература, - не знает наш массовый слушатель, и даже тот, что более-менее солидно знает украинскую литературу».361 В то же время, как признавал украинизатор, произведения русской литературы кто лучше, кто хуже, знали все слушатели. Он даже составил специальную таблицу, из которой следовало, что около 45% проверенных обладают «элементарными знаниями по русской классической литературе», 35% «более солидными знаниями русской классической и новейшей литературы» и 20% «доскональными знаниями русской и элементарными знаниями мировой литературы».362 Кроме того, проверяющий выяснил, что украинизируемые почти не читают украинскую прессу. «Проверка того, как и что именно читает наш слушатель из периодики украинской, то и дело давала очень плохие результаты. Конечно слушатель говорит, что читает «Комуніст», «Вісті» или рабочую газету «Пролетар», но это в основном не искренне - в лучшем случае он просматривает кое-как и то очень поверхностно эти газеты, а доказательством этому то, что редко какой слушатель мог назвать хоть одного-двух постоянных сотрудников той или иной газеты».363
Одним словом, реальное положение дел было весьма неутешительным для украинизаторов. В ответ - они только ужесточали свою деятельность. «Бывает, приходится слышать разговоры, что, дескать, украинизация слишком остро проводится, что массам она не нужна, что крестьянство вроде бы хорошо и русский язык понимает, что рабочие не хотят усваивать украинскую культуру, потому что это отдаляет их от их братьев русских» - заявлял известный украинизатор Г.Лапчинский и почти открыто угрожал: «Все такие разговоры - в какие бы ультра-революционные и «интернационалистические» наряды не одевались - партия в лице своих руководителей и каждый отдельный разумный партиец - считают проявлением антирабочего и антиреволюционного влияния буржуазно-неповских и интеллигентских настроений на рабочий класс... Но воля Советской власти является непоколебимой и она умеет, как это показал уже почти десятилетний опыт, доводить до конца любое дело, признанное полезным для революции, и преодолеет всякое сопротивление против своих мероприятий. Так будет и с национальной политикой, которую постановил провести в жизнь авангард пролетариата, его выразитель и вождь - Всесоюзная Коммунистическая Партия».364
«Каждый член партии, каждый гражданин должен знать одно: что национальная политика в действительно ленинском понимании на Украине неминуемо ведет к полной украинизации всего рабочего класса на Украине, украинизации прессы, школы, научной работы»365 - вторил Лапчинскому зав. отделом прессы ЦК КП(б)У А.А.Хвыля (Олинтер). «Мы считаем, - отмечал он, - что дело проведения украинизации, решения культурно-национальной проблемы нужно поставить на такое же место, как и дело социалистического строительства в отрасли хозяйства. Таким образом украинизация, в широком понимании этого слова, является частью социалистического строительства новой советской Украины».366 «Украинизацию студента и вообще его муштру на элементарно-языковом участке нужно целиком приравнять к военнизации, с дисциплиной наистрожайшей»367 - требовал видный украинизатор М.Ф.Сулима, занимавшийся проблемой изгнания русского языка из вузов.
Ненькопатриоты рангом поменьше засыпали органы власти доносами на противников «национальной политики партии». «Стучали» не только на еще неукраинизированных сотрудников, но и на их непосредственных начальников, которые, по мнению «национально сознательных», относились к украинизации «с недостаточной серьезностью». «В ряде округов, несмотря на постановления окркомиссий (окружных комиссий по украинизации - Авт.) об увольнении работников за незнание языка, руководитель учреждения оставляет таких на работе. Такое отношение является недопустимым и с этим нужно повести решительную борьбу»368 - сигнализировал один из особо бдительных борцов за права «рідной мовы». (Подобные случаи действительно были: некоторые начальники, руководствуясь профессиональными интересами, не торопились увольнять высококвалифицированных специалистов и закрывали глаза на их русскоязычность). «Часть профессуры, особенно реакционеры тайные и явные, упорно сопротивляются переводу преподавания на украинский язык, особенно таких дисциплин как математика и дисциплин специальных. Правления институтов часто потакают саботажу украинизации»369 - доносил другой ревнитель мовы. «Правительство обязано уничтожить остатки русского шовинизма и русотяпства, которые мешают культурному росту Украины, поставив изучение украинского языка в школе на соответствующий уровень, и, наконец, дать материальные средства на издание необходимой литературы и обеспечение работников, отдающих свое время и силы для этой работы»370 - объявлял третий.
Кстати сказать, о своем кармане украинизаторы никогда не забывали и выделения материальных средств для собственного обеспечения требовали постоянно, хотя обеспечены они были лучше самых высокопоставленных советских чиновников. Как признавал один из виднейших представителей галицкого украинства К.Студинский, посетивший УССР во времена хозяйничанья там Л.М.Кагановича, «партийный, хоть и комиссар (министр) получает самое большее 210 руб. в месяц, когда украинизатор, работающий в пяти кружках, зарабатывает 500 руб.».371
Власти чутко реагировали на все требования деятелей «национального возрождения». Их щедро финансировали и выполняли все рекомендации, направленные на насаждение украинской «национальной сознательности» и языка. В украинизаторских целях были «скорректированы» методы проведения на Украине всесоюзной переписи населения 17 декабря 1926 года. В инструкции для переписчиков, принятой к исполнению на всей территории СССР, указывалось: «Отмечается, к какой народности причисляет себя отвечающий. В случаях, если отвечающий затрудняется ответить на вопрос, предпочтение отдается народности матери. Так как перепись имеет целью определить племенной (этнографический) состав населения, то в ответах на вопрос 4 не следует заменять народность религией, подданством, гражданством или признаком проживания на территории какой-либо республики».372 Однако в Украинской ССР к этому указанию было сделано существенное дополнение: «Чтобы точнее записывать о лицах, которые, может, будут называть себя «русский», нужно, чтобы эти лица точно определяли, кем именно - русскими (россиянами), украинцами или белорусами они себя считают. «Россиянин» (великоросс) считается за то же самое, что и «русский» и в личных карточках записывается «русский».373 Получалось, что в русские могли записывать только великороссов. Малороссов и белорусов относили к отдельным, новосозданным национальностям.
Такое же указание записывать малороссов в украинцы получили переписчики в других республиках. В результате, например, в Донецком округе РСФСР (центр - г. Миллерово, не путать с нынешним Донецком, который тогда назывался Сталино) согласно переписи 1920 года украинцы составляли 2,5% населения, а в 1926 году уже 63%.374 Но если во всем СССР такое указание было облечено в форму отдельного приложения к переписной инструкции, то в УССР внесли изменения в сам текст инструкции. Такое изменение, по мнению украинизаторов, было необходимо, так как значительная часть украинского (и белорусского) населения «ассимилирована», «не имеет достаточно развитого национального чувства... На вопрос о национальности в этих случаях мы зачастую можем услышать ответ, который отождествляет ассимилированных с ассимиляторами. В наших культурно-бытовых условиях это чаще всего будет причисление украинцев и белорусов к русским».375
«Многие украинцы совершенно искренне считали себя русскими и язык свой с некоторыми, скажем, уклонами и особенностями, не большими все же, чем и в первой попавшейся другой губернии, русским» - печалились «национально сознательные». - «Что означает «русский», а особенно на языке человека, воспитанного в условиях старой России? «Хохол», «малоросс» - русские или не русские? На этот вопрос многие и теперь отвечают: русские. В лингвистике русскими и до сих пор часто называют все три восточно-славянские племенные группы: русских, украинцев и белорусов».376
Так, все, считавшие себя представителями малорусской ветви русского народа, а заодно и многие проживавшие на Украине великороссы, были во время переписи 1926 года насильно записаны в украинцы. (Сегодня некоторые псевдоученые «национально сознательные» деятели пытаются использовать эти «подправленные» результаты для своей пропаганды. Сопоставляя итоги переписи 1926 года с итогами переписи 1939 года и констатируя уменьшение численности украинцев, они пускаются в рассуждения о голоде 1933 года как «этноциде украинской нации». Между тем, уменьшение числа назвавших себя украинцами имеет другую причину. В 1939 году не было такого огульного зачисления в украинцы, как в 1926-м, хотя общие украинизаторские тенденции сохранялись).
Активно использовались силовые методы и в других сферах деятельности украинизаторов. «Советские органы привлекали к ответственности ряд лиц за уклонение от украинизации и уволили многих с работы» - с удовлетворением отмечалось, к примеру, в тезисах доклада «Национально-культурное строительство на Киевщине», подготовленных известным украинизатором Самуилом Щупаком и утвержденных ХУ Окружной партийной конференцией Киевской организации КП(б)У. Правда, как подчеркивалось в тех же тезисах, несмотря на все украинизаторские потуги, в учреждениях «между собой служащие еще в большой мере разговаривают на русском языке», с чем, по мнению участников окрпартконференции, следовало «решительно бороться».377
«Решительная борьба» с русским языком дошла до того, что сбылась «мечта» С.А.Ефремова - было серьезно ограничено распространение на Украине центральных газет и даже главного печатного органа ВКП(б) - газеты «Правда». «Я хочу остановиться на деле распространения центрального органа нашей партии - «Правды» - рассказывал на Киевской окружной партийной конференции один из старых большевиков. - Я распространял ее, когда она еще была маленькой газетой, когда ее начали только издавать. Должен сказать, что сейчас ее намного труднее распространять, чем при меньшевиках» (т.е. при Временном правительстве). Как рассказывал большевик, когда он обращался в партячейки на киевских заводах с просьбой посодействовать в проведении подписки на газету среди рабочих, то неизменно натыкался на отказ. «Говорят, что нужно украинизироваться, распространять украинские газеты, а поэтому «Правда» не нужна».378 Вместо центральной партийной газеты секретари заводских партячеек распространяли украиноязычную «Пролетарську правду».
Характерно, что участники конференции, выслушав жалобщика, не поддержали его. Наоборот, было решено «увеличить подписку на украинскую прессу и провести дальнейшую украинизацию заводской прессы»,379 «еще больше распространять украинскую прессу среди рабочего класса».380
Постоянно усиливалась «чистка» учреждений от русских специалистов (великороссов и «несознательных» малороссов). Их места занимали «в первую очередь украинцы («национально сознательные» - Авт.), отчасти евреи».381 Русофобия фактически была возведена в ранг государственной политики, что вызвало справедливое возмущение, в том числе и в самой партии. С.А.Ефремов приводит в дневнике слова об украинизации «выдающегося коммуниста» (не называя его фамилии), сказанные в частной беседе: «Хотя это и постановление партии, но все же это петлюровщина».382 Так же оценивали украинизаторскую политику КП(б)У «национально сознательные» деятели. «Я тут несмотря на все недостатки чувствую себя в Украинской Республике, которую мы начали строить в 1917 г.»383 писал одному из своих соратников вернувшийся из эмиграции М.С.Грушевский. (В отличие от представителей русских контрреволюционных сил, к деятелям украинского движения большевики широко применяли амнистию, приглашая их вернуться на Украину для совместной работы в деле «культурно-национального строительства» и борьбы с «великодержавным шовинизмом». К М.С.Грушевскому обратились сразу после ХІІ съезда РКП(б), предлагая поддержать новый курс национальной политики и объяснив, что «по желанию Ленина теперь национальный вопрос решен в пользу нерусских народов твердо и бесповоротно, но в партии есть еще определенная оппозиция новому курсу, провозглашенному Троцким, Сталиным и другими»).384
«На Украине происходит великий и могучий сдвиг в сторону украинского национализма»385 - отмечала львовская газета «Діло». Правда, некоторых окопавшихся в Галиции активистов украинского движения огорчала слишком большая роль, которую в украинизаторских процессах играли евреи. «Жидовский элемент начал вдираться в саму украинскую литературу. Жиды А.Хвыля, И.Кулик и С.Щупак диктуют украинским писателям пути и нормы»386 - недовольно бурчал один из ненькопатриотов. Но в целом украинофилы были очень довольны проводившейся украинизацией.
А Каганович всё не унимался. Особую ненависть вызывало у него не желающее украинизироваться коренное население. Если к выходцам из Великороссии хотя бы на первом этапе допускались методы убеждения, то на малороссов (украинцев) Лазарь Моисеевич требовал «со всей силой нажимать в деле украинизации»387. Украинцы отвечали взаимностью. «Национально сознательный» историк «рідной мови», представитель диаспоры Юрий Шерех (Шевелёв) констатировал, что последствия политики Кагановича «были далеко не простые. С одной стороны, больше, чем когда-либо, людей овладело украинским языком, ознакомилось в определённой мере с украинской литературой и культурой, кое-кто даже начал говорить по-украински. На улицах больших городов украинский язык звучал чаще, чем перед тем, хоть и не заменил русский как способ ежедневного общения. С другой стороны, присущий политике элемент принудительности и искусственности возбуждал чувство враждебности к украинскому языку. Появилась масса анекдотов, к сожалению, не собранных и не изданных, поднимавших украинский язык на смех»388.
«Имеем огромное количество эпизодов, которые возникли в процессе украинизационной работы, анекдотов, имеющих свою эволюцию, вредительских поступков разоблаченных и неразоблаченных, активных и пассивных протестов»389 - писал «Голос українізатора». «Такие случаи, когда украинизация принималась с неохотой, хотя б и было осознание политического значения этой меры и разделялось ее принципиальное обоснование, без сомнения достаточно часто случались»390 - свидетельствовали «национально сознательные» деятели. Как признавал Шерех, украинизация не получила массовой поддержки в народе. «Рабочие и средний класс были, в лучшем случае, равнодушны. Не сохранилось никаких сведений про какой-либо энтузиазм крестьянства»391.
Все это вызывало у одних украинизаторов «печаль, неуверенность и даже разочарование в творческих силах нации»,392 у других - ярость и ожесточение. «Тип «малоросса» не умер и до сих пор на Украине»393 - писал ярый сторонник украинизации, известный украинский литературный критик В.Коряк (Блумштейн). «Презренный шкурнический тип малоросса, который... бравирует своим безразличным отношением ко всему украинскому и готов всегда оплевать его»394 клеймил на заседании ЦК КП(б)У А.Шумский. «Нужно, чтобы сгинуло это рабское поколение, которое привыкло только «хохла изображать», а не органично чувствовать себя украинцами»395 - записывал в дневник С.А.Ефремов.
Но Лазаря Моисеевича отсутствие массовой поддержки не волновало. Он опирался не на народ, а на «национально сознательных» субъектов, преимущественно австрийской закваски, выписанных из Галиции. Уже к концу 1925 года в УССР орудовала 50-тысячная армия галицких «янычар», подготовленных ещё при Франце-Иосифе396. Их число увеличивалось с каждым месяцем. (Тут надо заметить, что иного выхода, кроме привлечения галичан, у инициаторов украинизации просто не было. Только в Галиции, где насаждать «украинскую национальную идею» начали несколько десятков лет назад, могли существовать в достаточном количестве «национально сознательные» кадры, способные оказать деятельную помощь Кагановичу. В бывшей российской Украине, 99,9% населения которой до революции не отделяли себя в национальном отношении от великороссов, таких кадров быть не могло. С.А.Ефремов отмечал, что и самые ярые украинизаторы - это в основном «случайные люди, которые и сами украинизировались года 3-4 назад, а во всяком случае до 1917 года и не думали, что они украинцы»).397
Одновременно, чтобы придушить всякое недовольство действиями украинизаторов, официально было объявлено, что «некритическое повторение шовинистических великодержавных взглядов о так называемой искусственности украинизации, непонятном народу галицком языке и т.п.» является «русским националистическим уклоном»398 (обвинение, грозившее в то время серьёзными неприятностями). Фактически противников украинизации приравняли к классовым врагам. Когда на одном из партсобраний сотрудник Украинского института марксизма Скрипченко попробовал указать на возраставшую опасность украинского шовинизма, то накликал на себя гнев всесильного в то время партаппаратчика А.А.Хвыли. «Говорить так... - заявил Хвыля, - это не видеть на Украине русского нэпмана, кулака, буржуа, бывшего царского чиновника, попа, городского мелкого буржуа-мещанина, который когда-то составлял часть армии русской черной сотни на Украине. Разве эта реакционная сила на Украине сгинула? Разве она не проводит всюду, каждый день своей работы? Разве шахтинское дело (имелся в виду сфабрикованный шахтинский процесс «над антисоветски настроенными специалистами, проводившими вредительскую деятельность в каменно-угольной промышленности Донбасса») имевшее по своей сути корни на Украине - ни про что не свидетельствует тов. Скрипченко? А раз эти контрреволюционные силы русского шовинизма имеют на Украине почву, то, значит, они и действуют. Они проводят активную работу против социализма не только по линии хозяйства, они ее проводят и по линии культурно-национальной». И далее: «Они, эти классовые враги наши, есть. Они живут, организуются, меняют лицо, кожу, но живут со старым сердцем в груди, со старыми мечтами в голове. Как симптоматично, что расстрелянный контрреволюционер, один из главарей шахтинского дела, работая в Донугле, в столице Украины, говорил: «Плевать мне на вашу украинизацию».399
Всякий несогласный с национальной политикой Кагановича подвергался травле. Особенно доставалось литераторам. На них лежала обязанность развивать самостоятельную литературу на украинском языке, но они, как и большинство украинцев, нового языка не знали и накликали на себя обвинения в «неуцтві», «рабской зависимости» от «русской языковой, буржуазной по сути своей, традиции»400. В числе прочих критике за употребление «русизмов» подвергались Павло Тычина, Владимир Сосюра, Максим Рыльский, Юрий Яновский, Петро Панч, Иван Ле, Андрей Головко, Валерьян Пидмогильный, Григорий Косынка, Семён Скляренко, Иван Микитенко, Мыкола Хвылёвой, Юрий Смолич, Юрий Шовкопляс и другие. «Современный писатель украинский, за небольшим исключением, украинского языка не знает. Ему нужно взять в руки «Изюмова»401 (имелся в виду «Словник», составленный известным украинизатором, мовознавцем Изюмовым); «даже выдающиеся поэты и писатели-стилисты нарушают правильность, и чистоту и портят эффекты художественного достижения ненужными ошибками и абсолютно противными духу украинского языка русизмами»;402 «даже в языке самых лучших современных писателей рядом с прекрасными неологизмами случаются совсем не нужные москализмы»403 - били тревогу подручные Лазаря Моисеевича и категорически требовали: «Писатели должны выучить язык»404.
Писатели, безусловно, старались. Они «исправляли ошибки», благодарили за «критику», брали на себя повышенные обязательства. Кто искренне, кто вынужденно «бойцы литературного фронта» стремились избавиться от «тяжкого наследия» русской культуры, скорее выучить новый для себя украинский язык. Но выучить его было непросто. «Величавый рост украинского литературного языка в последние послереволюционные годы доставляет много хлопот всем тем, кто в силу своего звания должен языком интересоваться. Имею в виду учителей украинского языка и украинских работников пера - журналистов и писателей»405 - свидетельствовал «национально сознательный» деятель. «Рідна мова» не стояла на месте. Из неё старательно вычищались слова русского происхождения, которые заменялись словами польскими, немецкими, выдуманными, какими угодно, лишь бы сильнее отделиться от великороссов. Украинизаторы объясняли, что украинское «национальное возрождение» тормозится (также как и белорусское) по причине «близости украинского и белорусского языка к русскому, а из этого делают достаточно распространенный вывод, который в кровь и плоть вошел еще с давних времен, что украинский язык есть «испорченный русский язык», значит, украинское население нуждается, мол, в массовой русской школе».406
Таким образом, «очищению» от русизмов придавалось политическое значение. «Украинский язык до революции развивался в ненормальных условиях. По известным причинам техническая, экономическая и политическая лексика была очень русифицирована. После революции встала задача создать, очистив язык от негативных разрушительных элементов, собственную лексику, которая могла бы обслуживать все отрасли современной жизни»407 - писал видный украинский мовознавец Н.Каганович.
Создавали «собственную лексику» «национально сознательные» филологи под бдительным контролем не менее «национально сознательной» общественности, подгонявшей специалистов, заставлявшей их тщательнее «очищать» «рідну мову» от русизмов. Так, после выхода в свет «Словника технічної термінології», мовознавец В.Фаворский отмечал, что «к сожалению, укр. техники - народ малоопытный в словарных тонкостях», а потому очень ценной была помощь представителей общественности, «товарищей-читателей», высказывавших свои советы и замечания. «Среди них самый активный тов. Беренбойм. Он недоволен тем, что словарь неполный, потому что нет в нем подробных пояснений».408
«Решительная национальная политика, начатая компартией три года назад, - заявлял К.Довгань, - сразу обусловила буйный расцвет украинского - газетного и книжного - производства. Именно в этой отрасли нашей «промышленности» - легче и решительней чем во многих других, мы достигли довоенных норм и превзошли их. И именно из-за этого на протяжении последних трех лет литературный язык украинский должен неслыханно быстро развиваться. Новые условия, отношения и темы требовали нового - широченного ассортимента лексическо-фразеологического. Двумя путями - единственно законными и возможными - путем заимствования и оригинального творчества - шел украинский язык в процессе этого развития».409 Про «оригинальное творчество» все было понятно без лишних объяснений. А чтобы у читателей не возникло сомнений на счет того, откуда можно и откуда нельзя заимствовать слова, украинизатор тут же обрушился на тех писателей и журналистов, которые еще «не очистили» свой язык от русизмов.
«Украинский язык, не считая Галиции, был только языком литературы и прессы. Только с революцией развернулись перед ним широкие перспективы, и начался процесс его могучего стихийного роста, процесс интенсивного, напряженного творчества, какого, может, не знает история. За короткое время сделаны большие достижения, обнаружена непобедимая воля к культурному бушеванию» - отмечал В.Ганцов, призывая и дальше «творить слова или, как говорят, «ковать слова».410 «Культурное бушевание» и массовое «кование» слов в УССР приняли такие масштабы, что даже виднейшие в прошлом «национально сознательные» деятели, оказавшиеся после гражданской войны в эмиграции, не успевали следить за языковыми переменами. Когда видный украинофил Е.Х.Чикаленко (до революции бывший в числе активнейших борцов за «чистоту» украинского языка) обратился с письмом к С.А.Ефремову, прося взять для него в архиве какую-то справку, Сергей Александрович мягко поправил его: «Теперь у нас говорят «довідка».411
Не поспевали за переменами в языке не только эмигранты. Как отмечал убежденный сторонник украинизации С.Диманштейн, считавшийся крупным знатоком национального вопроса в СССР: «С одной стороны язык обновляется, черпает новые материалы из глубины масс или забытого прошлого, а иногда, с другой стороны, все-таки становится часто непонятным массам».412 Также и К.Довгань признавал, что «газета украинская отталкивает крестьянина непонятным языком».413 Но особенно по этому поводу не тревожились. Диманштейн объяснял происходившее тем, что «массы больше знакомы с тем, я бы сказал, старым обиходным жаргоном, с той языковой смесью, которая у них была раньше в употреблении, чем с чистым языком».414 Довгань все сводил к отдельным ошибкам, нехватке грамотных писателей и журналистов и отсутствием научного руководства языковым творчеством. А еще один ярый украинизатор, украинский поэт, первый глава Союза писателей Украины, Израиль Юделевич Кулик (переименовавшийся по случаю украинизации в Ивана Юлиановича) просто потребовал «решительно отбросить» «обывательскую болтовню «русотяпского» порядка, людей, которые с одной стороны говорят, что, дескать, шевченковский язык они понимают, а современного украинского они не понимают, а с другой - проявляют презрительное отношение к Шевченко».415
Специально для украинизаторских целей был основан журнал «Червоний шлях», перед которым была поставлена задача «мобилизовать литературные и научные силы для работы над выковыванием украинского языка».416 Первоначально журнал возглавляли бывшие и действующие наркомы просвещения (Г.Гринько, А.Шумский, В.Затонский), а затем это важное дело доверили видному украинскому литературному критику Н.Калюжному (Шайтельману).
В этих же целях группа академиков ревизовала словари, снова и снова реформировалась грамматика. На специальной правописной конференции (при участии большого количества представителей Галиции) всерьез обсуждался вопрос о переходе на латинский алфавит. Однако большинством голосов это предложение было отклонено как преждевременное. Опасались, что в тех частях Украины, где еще не установлена советская власть, население не примет латиницы. Мог получиться культурный раскол, что явно противоречило планам украинизаторов. «Радикальные изменения в правописании может себе позволить только единый народ, живущий одной государственной жизнью, не подвергаемый всяким возможным попыткам денационализации. Для украинцев, разделенных и разбитых, это время еще не настало»417 - пояснял один из участников конференции.
Впрочем и без латиницы правописных нововведений хватало. «С правописанием совещание намудрило, став на путь компромисса, и напутало еще больше с смягчением «л», «г» и т.д.; одно будет мягко, другое твердо, писать генерал, но г'енератор и т.п. - записывал в дневник С.А.Ефремов. - Теперь эту путаницу должны наново редактировать и потом декретировать. Не знаю, найдется ли тогда хоть одна грамотная душечка на всю Украину, кроме разве что Скрыпника, неожиданно открывшего в себе наклонности филологические».418 (Стоит напомнить, что во время премьерства В.А.Ющенко близкие к нему круги попытались вновь завести это самое правописание 1928 года). Но замечания Ефремова касались деталей, а не принципов украинизаторской политики. Сама эта политика вызывала у «национально сознательных» деятелей бурный восторг. «Советская власть, как никакая другая за всю историю Украины, распространяет украинизацию»419 - говорилось в Манифесте Всеукраинского съезда пролетарских писателей. «За годы революции украинский язык значительно развился, обогатился, стал более гибким и более подвижным»420 - радовался видный украинизатор И.Гехтман. «Небольшой промежуток времени дал такой широкий размах развитию украинской культуры, что подобного нельзя заметить в истории ни одного другого народа за всю предыдущую историю человечества»421 - восхищался Н.А.Скрыпник.
«Ни один литературный язык, кроме украинского не претерпел в процессе своего развития такого внезапного изменения за недолгое время, только с революции 1917 года. Это понятная вещь. Родилась украинская государственность, родилась украинская школа. И тут быстро нужно было дать выражения этим новым культурно-национальным формам жизни, нужно было творить новые слова, новые синтаксические, новые фразеологические обороты»422 - заявляла крупный украинский языковед Олена Курило. (Эта ярая украинизаторша написала специальную книгу с целью, как она выразилась, «оказать услугу современному литературному языку тем, чтобы помочь ему сойти с русской основы»).423
«Никакая национальная шовинистическая петлюровская жовто-блакитная власть не могла бы сделать столько, сколько сделала Коммунистическая партия и Советская власть»424 - восторгался ненькопатриот Рачко. «Бурный поток украинизации школ, прессы, отпечаток его в формировании новых кадров культурных работников, процесс овладения языком среди пролетариата - разве это не самая лучшая демонстрация всему миру на протяжении всей истории, что единственный класс - пролетариат под руководством коммунистической партии - может и уже решает с большими достижениями национальный вопрос на Украине? Какой класс, какая партия, где и когда сделали для решения болезненного всемирно-исторического национального вопроса столько и с таким темпом?»425 - вопрошал А.А.Хвыля и выражал уверенность, что «широкие рабоче-крестьянские массы в скором времени овладеют украинским языком, как основным своим культурным орудием».426
Украинизаторы с удовлетворением отмечали, что в украинский язык за короткий срок «включены десятки, даже сотни тысяч новых слов. Это величайшее событие. От этого не только изменится лексика украинского языка, но это имеет также колоссальное значение для целого процесса дальнейшего развития украинской пролетарской культуры»427. «Мы теперь переживаем времена мощного языкового творчества, которого может еще не знала история»428 - хвастались подручные Кагановича. - «Много новых понятий и слов вошло в украинский язык, который в связи с украинизацией целой государственной жизни УССР претерпел невиданных до сих пор в истории темпов своего развития. Шесть лет украинизаторского процесса в условиях социалистических темпов развития целой нашей культурной жизни есть коллосальная эпоха, которая последствиями своими может быть сравнима с целыми столетиями».429
Со своей стороны, находившийся в эмиграции И.И.Огиенко, внимательно следивший за происходившим в Украинской ССР, удовлетворенно констатировал: «Украинизация Украины» при господстве большевистской власти сильно отразилась на литературном украинском языке. За тяжелые эти годы пережито чрезвычайно много, а это все не могло не отразиться на нежном органе живой жизни, - на литературном языке. Действительно, язык сильно вырос и много в чем изменился».430 В то же время И.И.Огиенко отмечал, что в украинской советской литературе все еще присутствует «большое число русских выражений, или чистых, или немного украинизированных».431 В статье, опубликованной в им же издаваемом журнальчике «Рідна мова», Огиенко рекомендовал усилить влияние на украинскую советскую литературу «надднестрянского литературного языка» - «в западноукраинских говорах имеем немало интересного, что обогатило бы и язык надднепрянский».432 (Любопытно, что в частной переписке И.И.Огиенко отзывался о западноукраинских говорах гораздо менее восторженно. «Вы не можете себе представить, как тут засорен даже живой интеллигентский язык полонизмами, - писал он из Львова А.Е.Крымскому, - но вслух сказать про это тут все боятся»).433
Вряд ли можно переоценить значение сделанного с Украиной при Кагановиче. Язык, созданный в Галиции австро-польскими «языковедами» в несколько дополненном виде был утверждён в УССР в качестве державной мовы. Его не любили, не признавали родным, но учить и употреблять его вынуждены были все. Как подчёркивает современный публицист (опять же из числа «национально сознательных»): «Ни одна демократическая власть не достигла бы либеральными методами таких успехов на протяжении такого короткого промежутка времени»434.
Не замедлили и последствия «успехов». Резко понизился уровень культуры. Многие учёные, не в силах привыкнуть к новому языку, покинули республику. «Насколько велико влияние русотяпов, это доказывают факты, что не только реакционеры, но и явно советские ученые начинают говорить, а кое-где уже и принимают меры, чтобы перевестись в Россию, другие республики, «где нет украинского наречия». Есть русотяпство и среди студенчества»435 - жаловались украинизаторы. На смену «несознательной» русской (в том числе и малорусской) интеллигенции приходила «интеллигенция» новая, «национально сознательная», но (это признавали сами украинизаторы) по сравнению с прежней «гораздо более слабая и числом, и квалификацией».436
Украинский язык являлся новым и непривычным как для «старых», так и для «новых» специалистов. «Негде правды деть, большинство нашей как старой, так и новой двуязычной интеллигенции с нестираемым клеймом русификации, на украинской почве, за исключением немногих мастеров языка, впадает в языковую депрессию и болеет стилистической инерцией, слабостью, несостоятельностью»437 - печалились «возродители национальной культуры». В связи с украинизацией возникла и проблема с учебными пособиями. Русскоязычные учебники использовать не хотели, а украиноязычные не успевали подготовить по причине, как отмечалось на коллегии наркомата просвещения, «недостатка квалифицированных украинских авторов», «задержки перевода с русского на украинский язык», «неразработанностью украинской терминологии и торможением из-за этого переводов»438 (т.е. «старые» русские слова использовать было нельзя, а новых «украинских» еще не придумали).
Председатель Всеукраинского ЦИК Г.И.Петровский еще хорохорился: «Всегда вновь рождающееся связано с болезнями, и это дело не составляет исключения. Пока дождёшься своих учёных или приспособишь тех специалистов, которые должны будут преподавать у нас на украинском языке, несомненно, мы будем иметь, может быть, некоторое понижение культуры. Но этого пугаться нельзя»439. Однако в глубине души многие сознавали, что несёт с собой украинизация.
Мощный удар был нанесён воспитанию подрастающего поколения. Попадая из русской среды в украинизированные учебные заведения, дети сильно калечили свою лексику. «Я имел возможность наблюдать язык подростков, мальчиков и девочек, учеников полтавских трудовых и профессиональных школ, где язык преподавания - украинский. Язык этих детей представляет собой какой-то уродливый конгломерат, какую-то не выговариваемую мешанину слов украинских и московских»440 - замечал один из украинизаторов.
Бумерангом политика Кагановича ударила и по его подручным. Беспрестанная борьба с русским языком, постоянное «очищение» от русизмов стали навязчивой идеей в «национально сознательной» среде, сказывались на психике любителей «рідной мови». Многие из них заболели «мовной сверблячкой» (выражение видного украинофила А.Никовского, одного из основателей Центральной Рады, а позднее - петлюровского министра). Обнаружив «неблагонадёжное» слово («русизм»), устранив его, заменив другими, мовознавцы вскоре начинали сомневаться - достаточно ли новое слово отделяется от русского языка, свободно ли оно от «русификаторских» влияний? Под подозрение попадали даже слова, совершенно непохожие на русские, так как они могли быть созданы с учетом принятых в русском языке правил словообразования. (Например, слово «насправді», которое «появилось как дословный перевод русского «на самом деле»;441 слово «стосовно», подозреваемое в том, что «выковано» по образцу русского «относительно»442 и т.д.). «Фонетическая украинизация русских слов и выражений конечно самый легкий путь, но это же не творческий путь»443 - заявляли ненькопатриоты. Следовала новая замена, а за ней - новые сомнения и так до бесконечности.
Та же картина наблюдалась в терминологии. Старые грамматические термины, выработанные киевскими учёными, «филологов со сверблячкой» не устраивали, так как те же термины были приняты в русской грамоте. Срочно требовалось придумать что-либо новое. Так, «имя существительное» превратилось в «ім`я суще», затем в «сущиник», «йменник», «іменник». «Имя прилагательное», стало «ім`ям приложним», потом «ім.`ям призначним», «ім.`ям прикметним», «прикметником». Такую же эволюцию совершили «местоимение» («містоімення» - «містойменник» - «заіменник - «займенник»), «имя числительное» («ім`я числове» - «ймення чисельне» - «чисельник» - «числівник»), «запятая» («запята» - «запинка» - «кома»), «двоеточие» («двоеточка» - «двокрапка»), «сказуемое» («сказуєме» - «сказуюче» - «присудок») и другие термины. Мужской род стал «мужським», затем «мужеським» и, наконец, «чоловічим». Соответственно «женский», последовательно превратился «женський», «жінський», «жіночий» и т.д. Остановиться уже не могли и только спорили, какое название лучше обеспечивает независимость украинского языка от русского: «іменник» или «предметник», «прикметник» или «призначник», «присудок» или «присудень», «лапки» или «цятки», «перетинка» или «кома» и т.п.444. (Например, И.И.Огиенко признавал, что «точка - старое наше название», «зап"ятая - название взято из крючковых нотных значков, слово известно с ХУ века», но все равно рекомендовал употреблять - «крапка» и «перетинка»).445
Постепенно сами украинизаторы стали задаваться вопросом: «Куда ведёт нас это буйное, но беспорядочное и ненаучное языковое творчество? Не время ли положить конец этой анархии твёрдой и плановой «языковой политикой»?»446. Указывали и на «передовой» опыт Франца-Иосифа: «Галиция литературную норму себе создала, потому что там дело национальной культуры решено официальным путем и воплощено с помощью государственно-правительственного аппарата».447 В конце концов, над данной проблемой задумались и наверху. Каганович был отозван с Украины, а «мовознавцам» предложено определиться с выбором слов и терминов.
Сегодня это предложение выдаётся за «конец украинизации». В действительности же она не прекращалась ни на один день. Сменивший Л.М.Кагановича на посту генерального секретаря ЦК КП(б)У С.В.Косиор поставил задачу «усиления темпа украинизации», отмечая, что это «один из составных элементов социалистического строительства».448 «Я считаю, что ныне основной лозунг, который мы должны выдвинуть - это внедрение украинского языка в употребление»449 - заявил новый генеральный секретарь, выступая на ХIУ Киевской окружной партконференции. Кроме того, партийный вождь объявил, что «крайне необходимо самым внимательным образом следить за всякими проявлениями великодержавного шовинизма, давать ему немедленный, систематический и решительный отпор» и требовал «создать такую атмосферу в наших учреждениях, чтобы проявления великодержавного шовинизма, откровенные или скрытые выступления против нашей национальной политики стали невозможны». Таким образом он собирался сломить сопротивление интеллигенции, которая «в основном негативно относится к украинизации. Выдающиеся специалисты позволяют себе даже почти открыто и пренебрежительно относиться к этому делу».450
Особенно беспокоила С.В.Косиора средняя и высшая школа. «Тут мы имеем сопротивление определенной части преподавателей, профессуры. Это сопротивление необходимо любой ценой преодолеть. Украинизация молодежи, а значит и работы комсомола, является основным нашим заданием, воплощение которого будет иметь для нас огромные последствия».451 (То же обстоятельство волновало и Н.А.Скрыпника. «Мы имеем профессоров, которые не хотят преподавать на украинском языке, - говорил он. - Это не только среди старой профессуры, но и новая профессура уже с академическими заездами. Только закончил вуз, идет в вуз преподавать и стрекочет таким же голосочком, как и старая профессура, тогда как он должен быть орудием украинизации вузов»).452 Одновременно генеральный секретарь ЦК КП(б)У похвалялся уже достигнутым: «Никогда еще на протяжении всей истории рост украинской культуры и внедрение ее в массы не совершалось в таком масштабе, как ныне».453
Однако приблизительно с середины 1930-х годов украинизаторским процессам были преданы иные, более цивилизованные формы. Причин тому было несколько. Набиравшиеся опыта государственного строительства большевики осознавали, что одними революционными наскоками украинский вопрос разрешить не удастся. Между тем, ненькопатриоты требовали еще большего применения насилия и, помимо того, желали получить безраздельную власть над Украиной, с чем КП(б)У согласиться не могла. Возникшие разногласия усугублялись сложной международной обстановкой. После государственного переворота 1926 года в Польше, пришедший там к власти Ю.Пилсудский стал искать взаимопонимания с украинскими кругами. Последние, в свою очередь, проявили готовность к компромиссу. Если раньше они занимали однозначно просоветскую позицию, то с конца 1920-х ситуация меняется. «Национально сознательные» начинают вести торг с Варшавой, взвешивая «плюсы» и «минусы» союза с Пилсудским. В этих условиях Кремль уже не мог, в случае войны с Польшей, твердо рассчитывать на украинское движение.
Все вышеизложенное привело к некоторому смягчению украинизаторских мер. Были осуждены «перегибы» и «перекосы» в проведении украинизации. В частности, было признано чрезмерным языковое «творчество», «кование» в огромном количестве новых слов, приводившее к тому, что украинский язык не воспринимался народом и вызывал к себе насмешливое отношение. «Вредительством на языковом фронте» было названо «стремление оторвать украинский язык от языка, которым говорят широкие массы украинских рабочих и крестьян, путем устранения из него интернациональных терминов, путем насаждения искусственных, чужих для понимания широких масс «новых слов».454
Прекратилось неприкрытое насилие над русскоязычным населением. В 1938 году даже вновь открыли всеукраинскую газету на русском языке, получившую название - «Советская Украина» (нынешняя «Правда Украины»). В городах, являющихся крупными научными центрами, населению предоставляли свободу выбора языка обучения в школах и, естественно, что выбор был в пользу русского языка. (В то же время в большинстве сел, где, как правило, имелось лишь по одной школе, такого выбора не было и это обстоятельство, наряду с более низким чем в городах уровнем культуры, является одним из основных факторов, объясняющих большее распространение украинского языка в сельской местности). Но, осуждая «отдельные ошибки» и «перегибы» украинизаторской политики, большевики и не думали отказываться от этой политики как таковой. Наказав некоторых рядовых и нерядовых перегибщиков, партийные руководители Украины продолжали восхвалять «ту величайшую работу вокруг проведения ленинской национальной политики, которую украинская парторганизация проводила под руководством т.Кагановича».455 Стратегический курс оставался неизменным.
Тем же, кто сегодня указывает на судебный процесс над некоторыми представителями некоммунистической части «национально сознательной» интеллигенции (так называемый процесс СВУ - «Спілки визволення України» 1930 года) как на доказательство поворота большевиков в сторону «великорусского шовинизма», стоит напомнить, что над русской интеллигенцией в то время таких процессов было организовано несколько и закончились они гораздо более суровыми приговорами. К тому же, как заявил в печати прокурор Л.Ахматов, поддерживавший на процессе СВУ государственное обвинение: «Наши расхождения с украинскими контрреволюционерами касаются, в основном, не так моментов национальных, как классовых».456 Таким образом, вопрос стоял не о том - проводить или не проводить украинизацию, а о том, кто будет руководить ее проведением дальше.
«Исправляя перекручивания украинизации, мы должны одновременно продвинуть вперед саму украинизацию, которая является неотъемлемой частью нашего социалистического строительства»457 - заявил на ноябрьском (1933) пленуме ЦК КП(б)У секретарь ЦК КП(б)У Н.Н.Попов. «Нужно решительно проводить и в дальнейшем ленинскую национальную политику, политику большевистской украинизации»458 - требовал он же на собрании харьковского партактива. А другой секретарь ЦК КП(б)У и по совместительству первый секретарь харьковского (столичного) обкома КП(б)У П.П.Постышев предупреждал: «Нужно иметь в виду, что великодержавные элементы будут пытаться сейчас поднять голову, толковать в своих интересах разгром буржуазно-националистических, шовинистических элементов. Уже кое-где начинаются разговоры, что, дескать, закончилась полоса украинизации, пытаются позорить и клеймить всю ту величайшую работу над национально-культурным строительством, которую проделала и проводит наша партия. Мы должны против этих великодержавных элементов вести самую решительную, неумолимую большевистскую борьбу».459
Украинизация продолжалась. Украинский язык пользовался полной государственной поддержкой, повсеместно пропагандировался как родной для украинцев, а на обсуждение вопроса о его подлинном происхождении был наложен строжайший запрет. Продолжалось и «языковое творчество», хоть насаждение «выкованных» слов шло теперь более разумными темпами и не в столь огромном количестве, как раньше. «Украинский язык, особенно за последнее десятилетие, чрезвычайно растет в своем словаре. Имеем немало современных писателей, в основном в Великой Украине (т.е. в УССР - Авт.), которые пишут действительно богатым языком и не боятся смелых неологизмов»460 - писал в 1939 году И.И.Огиенко, вряд ли ставший бы преувеличивать украинизаторские успехи, достигнутые в советских условиях.
Вмешательство власти в развитие украинского языка только пошло ему на пользу. Для сравнения укажем на Западную Украину, где поляки не давали детальных указаний языковедам. В результате еще в 1938 году любители «рідной мовы» жаловались: «Грустно нам, что наши языковеды не договорятся и до сих пор между собой, один пишет так, второй пишет иначе, один пишет «інший», второй «инший», а третий «иньший»... Если языковеды не договорятся между собой, что же должны делать остальные?».461
Одним словом, как пишет современный исследователь, «в период сталинизма, и позднее успехи «украинизации», несмотря на все попятные движения, репрессии, систематическую борьбу с «буржуазным национализмом», были закреплены, Малороссия окончательно стала Украиной».462 Исключая слово «окончательно» (исторический опыт учит, что обращаться с этим словом надо более осторожно - слишком многое у нас в последние десятилетия объявлялось окончательным без достаточных на то оснований), со всем остальным в вышеприведенном утверждении можно согласиться.
По-иному сложились языковые отношения в регионах, где советская власть установилась позднее.
Русский погром
Вплоть до самого распада Австро-Венгрии власти прилагали невероятные усилия, чтобы насадить в Галицкой Руси «украинскую национальную идею» и язык. На национальные отношения существенно влияло отсутствие в стране свободы. Формально Австро-Венгрия являлась конституционным государством, где все сферы жизни регламентировались законом. Фактически трудно было найти в Европе другую державу (за исключением, разве что, Турции), где законы оставались простой бумажкой. По закону различные нации, населяющие империю, могли свободно развиваться. Однако Галиции, Буковины, Закарпатья это не касалось. Преподавание на русском языке в государственных школах было запрещено. Изучавшие русский язык самостоятельно подозревались в шпионаже в пользу России. Русские национальные организации преследовались, против русских деятелей (их называли «москвофилами») фабриковались надуманные обвинения в государственной измене, организовывались фальсифицированные судебные процессы. Русских детей третировали в школах (особенно усердствовали в этом учителя-украинофилы). По закону жители Австро-Венгрии свободно могли перейти из одной религии в другую. В действительности же каждый случай перехода в православие опять таки расценивался как государственная измена.
Формально население могло избирать в парламент и местный сейм своих представителей. На самом деле власти пускали в ход все средства давления на избирателей, включая открытый террор, чтобы не допустить избрания русских кандидатов. Когда давление не помогало, шли на откровенную фальсификацию, подтасовывая голоса. Если же фальсифицировать в нужных масштабах результаты по каким-либо причинам не удавалось и побеждал кандидат русской партии, часто (хоть и не всегда) итоги голосования просто объявляли недействительными. Даже современные «национально сознательные» историки, вообще-то весьма положительно отзывающиеся об австрийских порядках, признают, что выборы в Галиции «проходили в атмосфере невероятных избирательских злоупотреблений».463 При этом «злоупотребления» часто заканчивались кровопролитием. Зная, что фальсификация выборов вызовет возмущение населения, власти заранее направляли на участки, где должны были подтасовать голоса, жандармов, не останавливавшихся перед применением оружия. Так было, например, во время выборов 1907 года в селе Горуцко. «Все село проголосовало за русского кандидата, даже еврей-корчмарь. И вдруг ожидавшие результатов селяне узнают от «украинского» священника, бывшего председателем избирательной комиссии, что якобы избран украинский депутат. Это вызвало естественное негодование. Внезапно в селе появляются никогда до того не бывавшие здесь жандармы, стреляют в толпу и убивают четырех человек, причем одного старика прямо в его доме, а 10 тяжело ранят».464
Особый упор делался на кадровую политику. В школы назначались учителями исключительно адепты «украинской национальной идеи». В то же время педагоги с русскими убеждениями переводились в другие регионы империи, а то и просто оставались без места. То же самое творилось и в церкви. «Приём в духовные семинарии юношей русских убеждений прекращается, - вспоминал галицкий общественный деятель И.И.Терех. - Из этих семинарий выходят священниками заядлые политиканы - фанатики, которых народ называл «попиками». С церковного амвона они, делая своё каиново дело, внушают народу новую украинскую идею, всячески стараются снискать для неё сторонников и сеют вражду в деревне. Народ противится, просит епископов сместить их, бойкотирует богослужения, но епископы молчат, депутации не принимают, а на прошения не отвечают. Учитель и «попик» мало-помалу делают своё дело: часть молодёжи переходит на их сторону, и в деревне вспыхивает открытая вражда и доходит до схваток, иногда кровопролитных. В одних и тех же семьях одни дети остаются русскими, другие считают себя «украинцами». Смута и вражда проникают не только в деревню, но и в отдельные хаты. Малосознательных жителей деревни «попики» постепенно прибирают к своим рукам. Начинается вражда и борьба между соседними деревнями: одни другим разбивают народные собрания и торжества, - уничтожают народное имущество, (народные дома, памятники - среди них памятник Пушкину в деревне Заболотовцы). Массовые кровопролитные схватки и убийства учащаются. Церковные и светские власти на стороне воинствующих «попиков». Русские деревни не находят нигде помощи. Чтобы избавиться от попиков, многие из униатства возвращаются в православие и призывают православных священников. Австрийские законы предоставляли полную свободу вероисповедания, о перемене его следовало только заявить административным властям. Но православные богослужения разгоняются жандармами, православные священники арестовываются и им предъявляется обвинение в государственной измене»465.
Одновременно с политикой «кнута» Вена применяла и «пряник». Созданные под руководством украинофилов крестьянские кооперативы получали щедрую государственную поддержку. И наоборот - те кооперативы, в которых не культивировалась «украинская национальная идея», такой помощи лишались.
И всё-таки прочно насадить украинство австрийским властям не удавалось. Ярый ненькопатриот М.Павлик (друг И.Франко) в ноябре 1884 года жаловался в польской газете «Курьер львовский», что «москвофильские настроения среди масс галицко-русской народности» намного сильнее украинофильства, а на Буковине и в Угорской Руси вообще «украинского чувства нет и до сих пор»466. В 1906 году тот же М.Павлик предупреждал, что на всех западно-украинских землях в душе «наших крестьянских масс» дремлет давнее «народное москвофильство», которое вот-вот проснётся467.
В 1911 году о широком распространении «москвофильских» настроений писал М.С.Грушевский, в течение 20 лет (1894-1914) живший в Галиции. Правда, Михаил Сергеевич винил в этом вождей галицкого украинофильства, в частности, украинофильских депутатов австрийского парламента, которые вместо того, чтобы отстаивать интересы населения и тем самым зарабатывать политический капитал, занимались тем, что распевали хором в парламенте «Ще не вмерла Україна». «Пели, говорят, неплохо, но этими манифестациями, которые имели бы значение лишь при крайне напряженной борьбе, и вообще целой своей тактикой навыворот: на словах сердито, на деле слабо, они подорвали уважение к себе у парламента и у правительства. Оно почувствовало хорошо, с каким легкомысленным элементом имеет дело».468 А в то же самое время «крепло и вырастало вновь москвофильство, энергично ведя политическую работу в народных массах в свою пользу среди политического застоя украинского».469 «Тогдашние «украинофилы» или «народовцы» ограничивали свой патриотизм литературой, борьбой с кацапами, жизнью в сиянии австрийской лояльности»470 - свидетельствовал и другой известный «национально сознательный» деятель А.Чайковский.
Не оправдывая галицких украинофилов, нужно все-таки признать, что иного выхода, кроме пребывания в «сиянии австрийской лояльности» у них не было. Эти деятели попадали в парламент только благодаря поддержке власти и уже поэтому не могли входить с ней в конфликт, что при борьбе за интересы народа было бы неизбежно. К тому же украинофилы считали, что нищего и бесправного мужика легче увлечь «украинской национальной идеей». «Если нашему хлопу дать немного достатка, то он будет лежать под грушкой и ничего не будет делать»471 - говорил в узком кругу один из лидеров галицких «национально сознательных» К.Сушкевич.
Несколько на иную, чем М.С.Грушевский, причину распространения «москвофильства» указывают некоторые современные украинские (тоже «национально сознательные») историки. «Следует учитывать, - пишут они, - что феномен русофильства не исчерпывался политическим аспектом, а включал и многоуровневую философскую и психологическую систему мировосприятия. В этом смысле русофилы имели глубинную, иррациональную для современного понимания связь с тогдашним украинским обществом, соответствуя его склонности к традиции, размеренному ритму жизни. В глазах среднего галицкого русина это имело большее значение, чем политическая идеология. Поэтому старорусины-русофилы нередко оказывались ему более близкими, чем социально-радикальные и национально модерные народовцы».472
Но какими б не были причины, факт оставался фактом: подавляющее большинство коренного населения Галиции исповедовало «москвофильские» взгляды и в национальном отношении считало себя одним народом с великороссами. «Как славянин не могу в Москве не видеть русских людей. А хотя я малорусин, а там живут великорусы; хотя у меня выговор малорусский, а у них великорусский, но и я русский, и они русские»473 - писал И.Наумович. «Галицко-русский народ по своему историческому прошлому, культуре и языку стоит в тесной связи с заселяющим смежные с Галицией земли малорусским племенем в России, которое вместе с великорусским и белорусским составляет цельную этнографическую группу, т.е. русский народ, - говорилось в тексте коллективного прошения об официальном признании прав русского языка в Галицкой Руси (сто тысяч таких коллективных прошений из разных концов Галиции были в 1907 году посланы в австрийский парламент). - Язык этого народа, выработанный тысячелетним трудом всех трех русских племен и занимающий в настоящее время одно из первых мест среди остальных мировых языков, Галицкая Русь считала и считает своим и за ним лишь признает исключительное право быть языком ее литературы, науки и вообще культуры».474
Как это часто бывает, давление со стороны власти встретило мощное противодействие населения. «Защитники Руси нашли самую сильную опору в массах галицкого народа, - вспоминал активный участник галицко-русского движения В.Р.Ваврик. - Крестьянину трудно было сразу перекреститься с русина на украинца. Ему тяжело было потоптать то, что было для него святым и дорогим. Еще тяжелее было ему понять, почему украинские профессора как-то туманно, хитро и блудно меняют Русь на Украину и путают одно имя с другим (в Галиции, где почти никто не знал наименований «Украина», «украинский», тем более - «украинец», а только «Русь», «русин», «русский», «руський» - украинофилы предпочитали использовать термины «Русь-Украина», «русько-украинский народ» и т.п. - Авт.). Всем своим существом народ осознал, что творится неправда, фальшь, измена... Чем сильнее был напор на Русь, тем упорней становилась ее защита на Карпатах».475
Гонение на русский язык в государственных школах побудило жителей собирать средства и открывать частные русские гимназии. По свидетельству галицкого писателя С.Медвецкого, когда такая гимназия открылась в Бучаче, «наплыв учеников был настолько велик, что пришлось построить два больших здания - для гимназии и общежития»476. На собранные населением средства учебные заведения с русским языком обучения функционировали во Львове и других крупных городах. Влияние «москвофильства» ощущалось и в украинизированных государственных школах. Так, «национально сознательный» учитель черновицкой гимназии Шпойнаровский доносил начальству, что в письменных работах некоторые ученики употребляют запрещённые буквы «ы» и «ъ», неправильно произносят слова (например, говорят «мой» вместо «мій», «есть» вместо «є» и др.), пишут сочинения с примесью русских выражений, нелегально «учатся по-великорусски» и «не считают себя отдельным народом от великорусов»477. Доносы Шпойнаровского стали причиной исключения из гимназии пяти учеников и применения более мягких наказаний к ещё тридцати учащимся, но окончательно победить «москвофильство» педагогическая администрация не смогла.
Массовым явлением было самостоятельное изучение русской литературы и языка, а также истории и географии России в существовавших при городских гимназиях общежитиях (бурсах), где проживали иногородние ученики и приехавшие на учёбу дети крестьян. Как ни препятствовали этому власти и учебное начальство (в бурсах регулярно проводились обыски и найденная у ученика русская книжка служила достаточным основанием для исключения из гимназии), общежития стали деятельными центрами русской жизни. В галицких сёлах миссию обучения крестьянской молодёжи русскому литературному языку взяли на себя студенты. «На сельских торжествах парни и девушки декламировали стихотворения не только своих галицких поэтов, но и Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Майкова и др. По деревням ставили памятники Пушкину. Член Государственной Думы граф В.А.Бобринский, возвращаясь со славянского съезда в Праге через Галичину с галицкими делегатами этого съезда, на котором он с ними познакомился, и, присутствуя на одном из таких крестьянских торжеств их деревни, расплакался, говоря: «Я не знал, что за границей России существует настоящая святая Русь, живущая в неописуемом угнетении»478.
В то же время украинская литература абсолютно не имела успеха в Галиции. «Десять-пятнадцать лет проходит, пока книга Франко, Коцюбинского, Кобылянской разойдется в тысяче-полторы тысяче экземпляров, покроет типографские расходы и какой-нибудь маленький гонорарчик, заплаченный автору. Возможна ли в таких обстоятельствах какая-нибудь литературная работа, какое-то энергичное движение книжное? Разумееется, совсем невозможна»479 - жаловался М.С.Грушевский. Уместно привести и свидетельство галицко-русского деятеля О.А.Мончаловского: «Один Н.В.Гоголь, которого повесть «Тарас Бульба» разошлась недавно между сельским народом Галиции в тысячах экземпляров, больше имеет значения, чем все «руско-украинские» писатели в Галиции и России вместе взятые».480
«Национально сознательные» деятели откровенно презирались народом. Современные украинские историки (ненькопатриоты) отмечают, что «украинцев и социалистов» считали в Галиции «полонофильскими элементами». «Много наших забрали уже поляки, пусть берут и сих Иуд искариотских» - говорили галичане об украинофилах. «Украинство - это детище поляков, любимое и ласкаемое ими, созданное именно для уничтожения русского движения, русского духа»481 - писала галицкая пресса.
В ответ, украинофилы штамповали доносы. «Москвофилы ведут изменническую работу, подстрекая темное население к измене Австрии в решительный момент и к принятию русского врага с хлебом и солью в руках. Всех, кто только учит народ поступать так, следует немедленно арестовывать на месте и предавать в руки жандармов»482 - призывала в ноябре 1912 года украинофильская газета «Діло». «Каждый украинец должен быть добровольным жандармом и следить и доносить на москвофилов»483 - требовал от своих соратников А.Барвинский, один из лидеров украинского движения в Галиции.
Трудно сказать, долго ли ещё продолжалось бы противоборство русского населения с австро-польско-украинофильским блоком, если бы не разразилась мировая война. Обстоятельства военного времени высветили реальное положение дел. Насаждаемое властью украинство лопнуло, как мыльный пузырь. Как только начались боевые действия, из Вены в Галицию был направлен представитель австрийского МИДа при верховном командовании барон Гизль. Он встретился во Львове с лидерами украинофильских организаций, выслушал их верноподданические заверения, однако этим не ограничился. Барон постарался внимательно изучить сложившуюся ситуацию. Изучив же - пришел в ужас. Те, на кого делало ставку австрийское правительство, оказались политическими банкротами, не способными хоть сколько-нибудь влиять на положение. «Украинофильское движение среди населения не имеет почвы - есть только вожди без партий» - сообщал он 31 августа 1914 года. Через два дня Гизль вновь констатировал: «Украинизм не имеет среди народа опоры. Это исключительно теоретическая конструкция политиков». В следующем сообщении министру иностранных дел тот же чиновник отмечал, что подтвердилась информация о массовом переходе местного населения на сторону русских войск, «в результате чего наша армия брошена на произвол судьбы»484.
В свою очередь, било тревогу австро-венгерское военное командование: «Наступающие на восточной границе в районе Белзец-Сокаль-Подволочиск-Гусятин русские войска произвели на русофильское население Восточной Галиции, которое имело уже давно приятельские отношения с Россией, огромное впечатление, - говорилось в приказе от 15 августа 1914 года. - Государственная измена и шпионаж, с одной стороны, и террор относительно нерусского населения там, где оно было в меньшинстве, - с другой стороны (Сокаль, Залозцы, Гусятин), увеличиваются самым опасным и прямо угрожающим образом»485. «Не думал я, что наша армия окажется во вражеском крае» - заявил командующий расположенного в Галиции 2-го корпуса генерал Колошрари галицкому наместнику Коритовскому и высказывал мнение, что прежде, чем начинать войну с Россией, следовало перевешать всё русское население Галиции. А комендант Перемышльской крепости генерал Кусманек предупреждал начальство, что «если в Перемышле останется хотя бы один русин, то я не ручаюсь за крепость»486.
«Были арестованы все русофильские элементы, известные еще в мирное время. Это должно было оградить нас также и от шпионажа, - вспоминал начальник разведовательного бюро австрийского Генерального штаба Макс Ронге. - Но эта зараза была распространена гораздо шире, чем мы предполагали. Уже первые вторжения русских в Галицию раскрыли нам глаза на положение дела. Русофилы, вплоть до бургомистров городов, скомпрометировали себя изменой и грабежом. Мы очутились перед враждебностью, которая не снилась даже пессимистам. Пришлось прибегнуть к таким же мероприятиям, как и в Боснии, - брать заложников, главным образом, волостных старост и православных священников».487
Главнокомандующий австро-венгерской армией эрцгерцог Фридрих в докладной записке императору Францу-Иосифу указывал, что среди коренного населения восточной провинции существует «уверенность в том, что оно по расе, языку и религии принадлежит к России»488. В результате австро-венгерские войска оказались в Галиции в «атмосфере предательства» и «в собственном краю должны нести потери от шпионажа и измены русофильского населения, а наш враг, который выступал как освободитель, мог, безусловно, рассчитывать на полную поддержку»489.
Действительно, местные жители всячески содействовали русской армии, информировали её о перемещениях противника, при необходимости служили проводниками русских частей, где могли, повреждали австро-венгерские линии связи. Насильно мобилизованные в австро-венгерскую армию галичане при первой возможности сдавались в плен. «Наши войска страдали от ненадежности русинов - главных обитателей этой местности, - свидетельствовал М.Ронге. - После побед русских население сильно симпатизировало врагу, причем влияние в этом направлении оказывали и летучки, исходившие от архимандрита Почаевского монастыря Виталия, освободившего «галицийских братьев» от верности присяге австрийскому императору. Эти русофилы наносили нашим полкам немало вреда: так, на Сане ими были организованы тайные телефонные линии, благодаря которым враг имел возможность узнавать многие интересные подробности о положении и состоянии наших войск».490 Все это способствовало разгрому австро-венгров и быстрому продвижению русских войск.
Население торжественно встречало освободителей. Во многих сёлах навстречу им выходили крестьянские депутации с хлебом-солью. При вступлении во Львов огромная толпа забрасывала солдат цветами. Значительное число жителей Галиции, Буковины и Закарпатья вступило добровольцами в русскую армию. Ликование по случаю освобождения от шестисотлетнего иноземного ига было всеобщим. Радость и восторг царили повсюду, вплоть до галицкой диаспоры в Соединённых Штатах. «Наш Львов - русский, наш Галич - русский! Господи, слава Тебе, из миллионов русских сердец шлёт Тебе вся Русь свою щирую молитву, Боже великий, могучий Спаситель, объедини нас, як Ты один в трёх лицах, так Русь наша в своих частях одна будет во веки!»491 - писала газета американских галичан «Світ».
Русское чувство пробудилось даже в отрядах так называемых «украинских сичевых стрельцов» (УСС), созданных украинофилами в помощь австрийцами. «Русские наступают. Мы терпим поражение. Происходят жестокие бои на Гнилой Липе. Твоё холопское войско, твои УССы боёв ещё не видели, но, известно, что они собираются «доблестно» сдаться в плен москалям»492 - писал униатскому митрополиту, заядлому украинофилу Андрею Шептицкому его брат Станислав, генерал австрийской армии. Генерал не ошибся. Не слушая заклинаний ненькопатриотов, «сичевые стрельцы» стали переходить на сторону русских. В итоге, австрийское командование просто отвело «усусов» в тыл и произвело в их частях «чистку». Это было банкротство «украинской национальной идеи».
Вена ответила террором. По доносам озлобленных поражением украинофилов за симпатию к России были казнены десятки тысяч людей. Сотни тысяч галичан, буковинцев и закарпатцев были брошены в концлагеря, сотни деревень сожжены, а их жители депортированы вглубь Австрии. (При этом многие из них погибли в дороге от голода, холода и болезней). Австрийские офицеры получили право самостоятельно творить расправу среди населения, приговаривая к смерти заподозренных в измене. Никаких доказательств не требовалось. Казнить могли за одно неосторожно сказанное по-русски слово, за отказ признать себя украинцем, отречься от русского имени, за хранение русской книги, газеты, даже открытки, за наличие в доме иконы из России или портрета русского писателя. Солдатам выдавали специальные шнуры для виселиц. Часто перед смертью приговорённых подвергали пыткам. Родителей убивали на глазах у детей, детей - на глазах у родителей. Молодых женщин предварительно насиловали. Не щадили ни старого, ни малого (среди казнённых были мальчики и девочки 5-7 лет и даже грудные младенцы).
Один из очевидцев впоследствии вспоминал о казни галицких крестьян: «Мы пришли на место, которое я буду помнить до конца моей жизни. Чистое поле, на котором вокруг одинокого дерева толпились солдаты. Тут же стояла группа офицеров. Насмешки и крики, вроде «русские собаки, изменники», посыпались по адресу ожидавших своей участи крестьян. Вид стариков, женщин с грудными детьми на руках и плачущих от страха, голода и устали детей, цеплявшихся за одежду своих матерей, производил такое удручающее впечатление, что даже у одного из офицеров-немцев показались на глазах слёзы. Стоявший рядом лейтенант спросил: «Что с тобой?» Тот ответил: «Ты думаешь, что эти люди виновны в чём-нибудь? Я уверен, что нет». Тогда лейтенант без малейшей заминки сказал: «Ведь это же русофилы, а их следовало бы ещё до войны всех перевешать». Далее совершилась обычная казнь. Всех вешали через одну и ту же петлю, предварительно ударив жертву в подбородок и в лицо. Повешенного прокалывали штыком на глазах у матерей, жён и детей»493.
Для разжигания русофобской истерии в Вене был устроен показательный судебный процесс по обвинению в государственной измене, на котором судили активистов галицко-русского движения (от депутатов парламента до простых крестьян). В числе «доказательств» измены обвинители указывали на русскоязычность подсудимых. «Кто употребляет русский язык, не может быть хорошим австрийцем, хорошими австрийцами являются лишь украинцы, поэтому все члены русско-народной партии - изменники, ибо они не украинцы»494 - объявил один из «свидетелей-экспертов», некий Ф.Ваньо, адвокат из Золочева. (Кроме него, в качестве свидетелей обвинения на суде подвизались видные украинофилы К.Левицкий, Е.Петрушевич, С.Витык, А.Колесса, К.Студинский и др.). И хотя научный эксперт, крупный ученый-славяновед, профессор Венского университета В.Вондрак убедительно показал, что русскоязычность подсудимых не может вменяться им в вину, поскольку галицкие русины - это часть русского народа, а их народные говоры - разновидность русского языка, судьи прислушались не к ученому, а к украинствующим политиканам. Все подсудимые были признаны виновными и приговорены к смертной казни через повешение. Их спасло лишь заступничество испанского короля Альфонса ХIII, который, по просьбе Николая II, добился замены казни пожизненным заключением.
Вопреки замыслам организаторов, Венский процесс послужил обличению украинского движения. «Цель украинства негативна, именно разбитие единой национальной культуры русских племен, - подчеркнул в последнем слове главный подсудимый, депутат парламента Д.А.Марков. - Я не считаю его культурным движением, я считаю его противным культуре, и уже по этим чисто культурным причинам не являюсь сторонником украинства».495
Но судебный процесс был исключением. Как правило, «русских изменников» казнили без долгих разбирательств, по приговорам военно-полевых судов, а то и просто убивали, что можно было делать тогда совершенно безнаказанно. «Весь ужас и мучения, перенесенные русским населением в Австро-Венгрии, главным образом, на первых порах войны, т.е. до момента вытеснения русской армией австро-мадьярских войск за Дунаец и по ту сторону Карпатского хребта, не имели предела: это была сплошная полоса неразборчивого в средствах, бессистемного террора, через которую прошло поголовно все русское население Прикарпатья»496 - вспоминал очевидец. Даже М.Ронге, признающийся, что для того, чтобы сбить волну русофильских настроений в Галиции «от органов юстиции мы потребовали быстрых и решительных действий для устрашения населения», тут же отмечает: «Часто арестовывались ни в чем не повинные люди».497
Не было ни одного населённого пункта, которого бы не коснулся кровавый террор. Так «национально сознательные» украинофилы (именно они указывали властям на «подозрительных») мстили своему народу за нежелание украинизироваться.
«Жажда славянской крови помрачила умы и помыслы военных и мирских подданных Габсбургской монархии. Наши братья, отрекшиеся от Руси, стали не только ее прислужниками, но и подлейшими доносчиками и даже палачами родного народа. Ослепленные каким-то дурманом, они исполняли самые подлые, постыдные поручения немецких наемников. Достаточно взять в руки украинскую газету «Діло» с 1914 года, издававшуюся для интеллигенции, чтобы убедиться в этом окончательно. Волосы встают дыбом, когда подумаешь о том, сколько мести вылил на своих ближних не один украинский фанатик, сколько своих земляков выдал на муки и смерть не один украинский политик вроде кровавого Костя Левицкого, сколько жертв имел на своей совести не один «офицер» в униформе сатаны Чировского. Не день, не два, упивался страшный упырь Галицкой земли братской кровью. На каждом шагу виден он, везде слышен его зловещий вой. Ужасен вид его»498 - писал В.Р.Ваврик, сам прошедший через ужасы австрийского концлагеря.
«В руки властей передали нас большей частью свои же украинофилы, которые тогда держали монополь австрийского патриотизма»499 - вспоминал другой уцелевший галичанин.
«Если все чужие, инородные сограждане наши, как евреи, поляки, мадьяры или немцы, и пытались тут всячески тоже, под шумок и хаос военной разрухи, безнаказанно свести со своим беспомощным политическим противником свои старые споры и счета или даже только так или иначе проявить и выместить на нем свой угарный «патриотический» пыл или гнев вообще, то все-таки делали все это, как никак, заведомо чужие и более или менее даже враждебные нам элементы, да и то далеко не во всей организованной и сплошной своей массе, а только, пожалуй, в самых худших и малокультурных своих низах, действовавших к тому же большей частью по прямому наущению властей или в стадном порыве сфанатизированной толпы. А между тем, свой же, единокровный брат, вскормленный и натравленный Австрией «украинский» дегенерат, учтя исключительно удобный и благоприятный для своих партийных происков и пакостей момент, возвел все эти гнусные и подлые наветы, надругательства и козни над собственным народом до высшей, чудовищной степени и меры, облек их в настоящую систему и норму, вложил в них всю свою пронырливость, настойчивость и силу, весь свой злобный, предательский яд»500 - отмечал видный галицко-русский деятель Ю.Яворский.
От полного истребления галичан спасло только быстрое наступление русской армии, в короткое время освободившей большую часть Зарубежной Руси. Освобождённые земли были объявлены воссоединёнными с Россией. Вновь открылись русские организации и газеты (запрещённые сразу же после начала войны). Местные общественные деятели составили Русский народный совет, представлявший интересы коренного населения в сношениях с военными властями. Принимались меры для обеспечения жителей продовольствием и удовлетворения их культурных потребностей. Отношения русской администрации и населения Галиции были такими, что после войны галичане с тоской вспоминали о периоде российского владычества. «На сегодняшний день жалеют селяне о том, как говорят, времени, когда тут после российского наступления правили россияне, и как они говорят, это были наши люди»501 - доносил в 1919 году поставленный уже поляками староста Рава-Русского уезда польскому наместнику в Галиции.
С падением австрийской власти сами собою рухнули и запреты на употребление русского языка. В судопроизводстве литературная разновидность русского языка и его местные просторечия - гуцульское и лемковское - стали использоваться наравне с польским. В то же время из судов устранили «тот искусственный жаргон, который создан австрийским правительством»502 (т.е. украинский язык). Так как в связи с военными действиями все государственные школы в Галиции не функционировали, русская администрация посодействовала открытию нескольких русских и польских школ. Поскольку прежний режим стремился держать галичан в темноте и невежестве, была разработана программа всеобщего народного образования, по которой предусматривалось открытие за 5 лет 9 тысяч народных школ (по 1800 ежегодно), а также 70 высших народных училищ, 60 курсов при этих училищах, 25 мужских и 25 женских гимназий, 10 учительских семинарий и двух учительских институтов503. Учительские кадры для воплощения этой программы планировалось подготовить из местных жителей. Во многих галицких городах были открыты специальные педагогические курсы (как государственные, так и частные).
Освобождённая от оков, русская народная культура в Галиции быстро развивалась. Побывавший «на второй день Рождества» на крестьянском собрании в одном из сёл в окрестностях Львова журналист сообщал: «Публика была довольно серая. Преобладали женщины. Пелись песни, говорились импровизированные речи. Пели все - и женщины, и мужчины, и взрослые, и дети. Сначала пели рождественские малорусские колядки, а потом вдруг запели некрасовскую «Назови мне такую обитель... где бы сеятель твой и хранитель, где бы русский мужик не стонал». Задушевные слова этой народнической и народной песни удивительно гармонировали с общим страдальческим тоном жизни этой несчастной страны, где столько убитых на поле брани, столько повешенных и расстрелянных венграми за одну принадлежность к русскому племени, столько арестовано и увезено австрийскими властями. Это торжественное исполнение некрасовской крестьянской песни крестьянским людом Галиции служит лучшим знамением тех возможностей, которые открываются для русской культуры в Галиции»504.
К сожалению, возможностям этим реализоваться было не суждено. Неудачи на фронте вынудили русскую армию оставить большую часть, казалось бы, уже навсегда освобождённых земель. Австро-венгерская оккупация, а вслед за ней и террор возобновились. Вновь сжигались деревни, вновь убивались или угонялись вглубь Австрии не успевшие убежать жители. Вновь оказалось под запретом употребление русского языка. Немного позже, в 1917 году, когда раздираемая на части Россия уже не представляла угрозы для противников, Вена позволила себе перевести дух. Сменивший умершего в конце ноября 1916 года Франца-Иосифа император Карл I приказал освободить заключенных в концлагерях галичан. Австрийский парламент предпринял расследования преступных действий австро-венгерской военщины (всё-таки террор осуществлялся против граждан своей страны). Материалы этого расследования легли в основу ряда публикаций и исследований, вышедших за границей. В Украине же правда о чудовищном геноциде 1914-1917 годов замалчивается до сих пор. И сегодня о Бухенвальде, Освенциме, Майданеке у нас знают больше, чем о не менее ужасных концлагерях первой мировой - Талергофе и Терезине.
Между тем, этот русский погром объясняет, что произошло с Галицией в дальнейшем. В ходе его более 60 тысяч человек было убито. Сотни тысяч галичан стали узниками концлагерей. Более 100 тысяч из них погибли там, не выдержав нечеловеческих условий заключения505. Количество жителей западно-украинских земель, погибших во время принудительной депортации вглубь Австро-Венгрии, не поддаётся исчислению. Сложно установить и число тех, кто при отступлении русской армии в 1915 году бежал в Россию. Тогдашняя пресса и русская, и австрийская называли цифры от 100 до 400 тысяч человек. Оценки историков разнятся от нескольких десятков тысяч до нескольких сотен тысяч человек506. Все эти люди оказались разбросанными по бескрайним просторам России, охваченной вскоре пожаром революции и гражданской войны. Не многие смогли вернуться домой. Если учесть и тех, кто погиб на фронтах первой мировой войны, то становится ясно, какие невосполнимые потери понесла Галицкая Русь. Почти все лучшие представители интеллигенции, духовенства, крестьян, рабочих были физически уничтожены.
Из уцелевших можно было лепить, что угодно. Чем и занялись вернувшиеся австрийцы. Первый после вторичного занятия Львова австрийский комендант города, генерал-майор Фр.Римль в секретном рапорте начальству одновременно с «беспощадным террором» против населения рекомендовал насаждать в крае укринофильство и сожалел, что «пока что украинская идея не совсем проникла в русское простонародье»507.
С крахом в 1918 году Австро-Венгрии, после кратковременного существования «Западноукраинской народной республики» (о которой ныне много говорят) и «москвофильской» «Лемковской республики» (о которой почти не вспоминают), Галиция оказалась насильно включённой в состав возрождённой Польши. Новые хозяева первое время яростно полонизировали оккупированную территорию. Запретив русские школы, польская власть взялась и за украинские. На опустевшие после русского погрома земли из центральной Польши переселяли крестьян-поляков. Государственная пропаганда трубила, что Галиция - исконно польская земля, а не Русь или Украина. Варшава рассчитывала, что обескровленный предыдущим террором край сопротивляться не сможет.
Карты польским политикам спутало русское движение. Оно возродилось неожиданно для многих, стало набирать силу и хотя, по понятным причинам, не достигло прежнего размаха, всё-таки вызвало во властных структурах переполох. Наверху сочли за благо вернуться к прежней политике - «пустить русина на русина». После прихода к власти в мае 1926 года Юзефа Пилсудского полонизация резко сбавляет обороты. Русские школы по-прежнему под запретом, но украинские пользуются полной поддержкой властей. Украинский язык начинает изучаться даже в польских школах Галиции. Чиновники заговаривают о «польско-украинском братстве», направленном против России. Государство вновь берется за финансирование украинских организаций (хоть и не в таких размерах, как в австрийские времена).
Население сопротивлялось как полонизации, так и украинизации. Галицкая газета «Русский голос» отмечала, что оба эти явления взаимосвязаны - украинизация фактически ведет к полонизации (в Галиции), также как и к румынизации (в Буковине) и чехизации (в Закарпатье). Простому галичанину трудно пользоваться украинской газетой или книгой. «Так как украинский язык ему малопонятен ввиду его искусственности и так как этот язык не выдерживает культурной конкуренции с природными литературными языками других народов, то наш простолюдин, изучив чужой язык в школе и армии, становится объектом чужого культурного завоевания»508.
Состоявшийся во Львове съезд Русского народного объединения поднял вопрос о восстановлении в Галиции системы образования на русском языке. Но власти решительно воспротивились этому. Они всячески притесняли русское движение. Только природным национальным чувством галичан можно объяснить тот факт, что, пережив страшный погром, это движение возродилось, пользуясь поддержкой сотен тысяч местных жителей (только в Русской селянской организации (РСО) состояло до 100 тыс. человек).509 При этом следует учитывать, что галицко-русским организациям приходилось не только противостоять давлению властей, но и выдерживать жестское противоборство с украинским движением. «Национально сознательные» деятели как коммунистической, так и некоммунистической ориентации, дружно выступили против возродившегося «москвофильства». «Москвофилы еще и теперь мечтают про «единую неделимую» под покровительством «батюшки царя»510 - предупреждали они. «Галицкое москвофильство... представляет теперь серьезную опасность для западно-украинского революционного движения»511 - отмечалось в тезисах пленума ЦК Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ).
Угроза для ненькопатриотов действительно была реальной. Со всех концов Галиции поступали сообщения о росте «москвофильских» настроений. «Часть украинских крестьян еще и до сих пор попадает под влияние реакционной москвофильской агитации, главным образом на Полесье и в округах Золочев, Львов, Перемышль»512 - говорилось в резолюции ІІІ съезда КПЗУ (1928 год). Так называемая «Лемковская комиссия при обществе «Просвіта» указывала на «москвофильско-православную деморализацию», охватившую население Лемковщины, «русификацию» этой части Галиции, и требовала немедленно принять меры «для спасения дальше всего на запад выдвинутого украинского бастиона».513 Обеспокоенность в украинских кругах вызывали также «сильный напор черной сотни» и «белогвардейская пропаганда»514 Русского народного объединения на Бойковщине.
Рост русского движения в Галиции встревожил даже украинизаторов в УССР. «Г.Р.Н.О. (Галицко-Русская Народная Организация) - есть попытка втянуть часть украинского крестьянства в организацию похода мирового капитала против СССР»515 - заявлял А.А.Хвыля и требовал: «Галицкое москвофильство - корень графов Бобринских, епископов Евлогиев, русской черной сотни - необходимо уничтожить. И сделать это нужно как можно быстрее».516
Но, несмотря на все нападки, галицко-русское движение продолжало расти и давать отпор своим противникам. «Мы отрицаем самостоятельную Украину в национальном и государственном значении, ибо знаем, что таковая Украина - не Украина, а притон своих проходимцев и чужих искателей легкой наживы» - писала галицко-русская печать. И далее: «Мы верим в Русь, но не верим в Украину».517 Резко критиковали русские галичане политику украинизации в УССР: «Вот уже десять лет (написано в 1928 году - Авт.) коммунисты не за страх, а за совесть украинизируют Малороссию, чтобы таким образом парализовать нормальный рост общерусской культуры и тем самым противодействовать росту общерусского национального сознания. Бесконечными экспериментами в области творения украинской культуры они измучили и до смерти надоели малорусскому народу».518
В справочнике «Политические партии в Польше, Западной Белоруссии и Западной Украине», вышедшем в СССР в 1935 году отмечалось: «РНО-РСО (Русское народное объединение - Русская крестьянская организация) существует в восточной Галиции еще с довоенного времени, когда она была сильной массовой партией. Сторонников этой партии называют москвофилами, так как у них ясно выраженная ориентация на белую Россию... В 1928 г. галицкие москвофилы объединились с «Русским национальным объединением», которое распространяет свою деятельность на территорию всей Польши под названием РНО. РНО объединяет горсточку русской буржуазии, белоэмигрантскую и часть украинской буржуазии, которая называет себя русской, и некоторые более зажиточные прослойки мелкой буржуазии и интеллигенции. При помощи РСО, являющейся «крестьянским» отделом партии, РНО объединяет часть украинских кулаков. Москвофилы отрицают само существование украинской нации. Украинский язык считают русским диалектом... В руках москвофилов находятся культурно-просветительные организации им. Качковского и около 300 кооперативов, которые не принадлежат к РСУК (Рев. Союз Укр. Кооп.)... Во время последних выборов в сейм два москвофила, Бачинский и Яворский, избраны депутатами».519
Русское движение как массовое существовало в Галиции вплоть до второй мировой войны и было разгромлено репрессивными методами. Соответственно, полная украинизация Галицкой Руси была осуществлена уже после второй мировой войны. В 1920-1930-х годах этой цели украинофилам достигнуть не удалось, хотя прилагали они немалые усилия. Особенно много здесь потрудился И.И.Огиенко, который для насаждения украинского языка основал специальный журнал «Рідна мова». Нужно сказать, что читать произведения этого деятеля чрезвычайно интересно. Ученый в нем долгое время боролся с политиком. Как ученый И.И.Огиенко не мог не видеть, что великороссы и малороссы составляют одну нацию, что их говоры являются наречиями одного русского языка. Как политик - он не мог признать этого открыто. Как ученый он приводил в своих работах большое количество фактического материала, свидетельствующего о национальном и языковом единстве всех трех ветвей одного народа. Как политик - пытался трактовать этот материал с пользой для «украинской национальной идеи». (К сожалению, у нас нынче популяризируются только те огиенковские сочинения, где политик берет верх над ученым).
В результате - Огиенко часто противоречил сам себе, путался в объяснениях, стремился доказать недоказуемое. Так, проанализировав множество памятников древнерусской («древнеукраинской» - ненькопатриот от науки уверял, что украинские язык и литература имеют более чем тысячелетнюю традицию) письменности, он вынужден был констатировать, что в древности «украинцы» писали в словах мужского рода множественного числа в именительном падеже окончание «-а»: «два года», «два воза», «три сына» и т.д. Это окончание, замечал Огиенко, до сих пор сохранилось в русском языке. «Под влиянием русским так временами пишут и у нас, но этого должно остерегаться и употреблять только формы «два вози», а не «два воза».520 Почему нельзя писать «два воза» и при чем тут русское (в смысле: великорусское) влияние, если у нас так писали еще в древности, он почему-то не объяснял.
Точно так же, на основе анализа письменных памятников средневековья, И.И.Огиенко вынужден был признать, что украинцы очень многие слова раньше писали одинаково с великороссами и белорусами. Писали именно так, как сегодня они пишутся в русском литературном языке. Но винил в этом политизированный ученый - правописание, общее и для украинцев, и для великороссов, и для белорусов. «Украинцы писали «конь», «шесть», «читал», а не «кінь», «шість», «читав» только придерживаясь чрезвычайно крепко своего старого традиционного этимологического правописания, которое, например, в Галиции держалось аж до 90-х годов прошлого века (т.е. ХІХ в. - Авт.), а отчасти держится еще и теперь. Но читали ли этимологически, то есть так, как написано, этого утверждать нельзя».521
С какой-такой стати средневековым «украинцам» понадобилось писать по-одному, а читать по-другому - объяснить Огиенко не мог. Наоборот, он указывал, что как раньше произносили слова - «этого как раз и не знаем, так как традиционное правописание не дает возможности установить истинный тогдашний выговор».522 Таким образом, вся огиенковская концепция основывалась лишь на домыслах.
Приводил И.И.Огиенко и множество других фактов. Скажем, раньше украинцы писали: «бой», «вечер», «вол», «волк», «вчера», «гордость», «долгий», «запись», «камень», «метель», «монастырь», «мудрость», «нос», «он», «она», «оно», «осень», «печь», «писарь», «полный», «поп», «постель», «работа», «радость», «сельский», «сердце», «стол», «теперь», «тополь», «ходил», «царь», «чего», «четыре», «шелк» и т.п., а не «бій», «вечір», «віл», «вовк», «вчора», «гордість», «довгий», «запис», «камінь», «метіль», «монастир», «мудрість», «ніс», «він», «вона», «воно», «осінь», «піч», «писар», «повний», «піп», «постіль», «робота», «радість», «сільський», «серце», «стіл», «тепер», «тополя», «ходив», «цар», «чого», «чотири», «шовк» и др.523
Почему затем на Украине уклонились от традиционного написания этих слов, а в Великороссии такого не произошло, ученый политик опять-таки не пояснял. Он только указывал, что так получилось «с течением времени».524 Правда, Огиенко признавал, что поляки «безусловно сильно повлияли не только на украинский литературный, но и на народный язык»,525 однако старался не связывать это обстоятельство с указанными изменениями. Нужно ли удивляться, что такой до крайности заполитизированный ученый (финансируемый, к тому же польским правительством) оказался в авангарде украинизаторских потуг в Западной Украине?
По понятным причинам позиции украинского языка здесь были сильнее, чем в бывшей российской (позднее - советской) Украине. И все-таки полностью вытравить следы былого влияния русской культуры никак не удавалось, на что И.И.Огиенко обратил особое внимание. Он повел непримиримую борьбу с «устаревшими» русскими словами ( «архаизмами-русизмами»), выискивая их в большом количестве в галицкой украиноязычной прессе, произведениях западноукраинской литературы и даже у писателей из украинской диаспоры Канады. «Архаизмы-русизмы все еще не выводятся из языка нашей прессы, нередки они и в «Ділі».526 «В «Мазепе» (имелась в виду трилогия Богдана Лепкого - Авт.) слишком уж много русизмов».527 «Бросается в глаза большое переполнение языка Тулевитрова (украинский поэт из Канады - Авт.) русизмами».528 «По всему видно, что Е.Маланюк хорошо работает над усовершенствованием своего языка. Но в сборник («Перстень Полікрата» - Авт.) все-таки вошло и немного такого, чего следовало бы избегать. Это в первую очередь будут русизмы (временами это архаизмы)».529 «Леонид Мосендз (западноукраинский поэт - Авт.) работает над усовершенствованием своего языка, но есть немного архаизмов-русизмов»530 и т.д.
В качестве примеров таких «архаизмов-русизмов» приводились слова: «вечером» (вместо «правильного», по мнению Огиенко, «ввечері»), «внук» («онук»), «воздух» («повітря»), «возмездіє» («відплата»), «грудь» («груди»), «жизнь» («життя»), «житель» («мешканець»), «криша» («дах»), «мимоходом» («мимохідь», «побіжно»), «много» («багато»), «не стучи» («не стукай»), «оба» («обидва»), «по словам» («по словах», при этом Огиенко отмечал, что «древнеукраинский язык знал только: по словам, по домам, по делам и т.д.»,531 однако тут же заявлял, что «формы на «-м» - это архаизмы, господствующие в языке русском и еще нередкие в языке галицких писателей»), «постепенно» («поступово»), «птиця» («птах»), «сахар» («цукор»), «свободний» («вільний»), «стремиться» («прагне»), «судьба» («доля»), «торжество» («урочистість»), «тучі» («хмари»), «царила» («панувала») и др. Почему эти слова «устарели», если они продолжали использоваться в народных говорах и в литературе, И.И.Огиенко, конечно, объяснить не мог. Но, с упорством, достойным лучшего применения, продолжал «очищать» от них язык.
Впрочем, большого успеха в пропаганде «чистого» языка он так и не достиг, о чем свидетельствуют письма и заметки его соратников, опубликованные все в том же журнальчике «Рідна мова». «Крестьяне говорят, что «Рідной мови» не понимают»532 - сообщал один из них. «Наша книжка не имеет популярности среди наших же читателей» - жаловался другой и добавлял, что в обществе укоренилось «ошибочное» мнение, что «наша публика не читает украинской книги потому, что она украинская».533 (Сам корреспондент считал, что все дело в отсутствии литературного опыта у украинских писателей). Третий указывал, что навязываемый журналом «украинский литературный язык» многими не воспринимается. Некоторые «свое субъективное восприятие, хоть бы какое уязвимое, считают за святость и готовы за него бороться. Иные видят в ридномовном правописании коммунизм (неудивительно, так как журнал пропагандировал то же правописание, что и украинизаторы в УССР - Авт.). Другие, видя отличие литературного языка, в частности ударений, от их языка, считают литературный язык чудаковатым, неестественным, языком людей «у которых не все дома» и смеются над ним».534 Еще один автор журнала подчеркивал, что противники «Рідной мови» указывают на «апостроф и некоторые слова, которые кажутся им ненашими».535
Все это необычайно сердило И.И.Огиенко, заставляло его вслед за С.В.Петлюрой называть украинцев «недозрелой нацией»,536 но изменить положение он так и не смог. Даже в последнем, сентябрьском номере за 1939 год (в связи с известными событиями, редактируемый Огиенко журнал прекратил свое существование) отмечалось, что единого украинского литературного языка, который был бы принят населением, до сих пор не существует: «У нас нет еще - одного литературного языка, как кто хочет, так пишет и говорит».537 Осенью 1939 года Галиция соединилась с советской Украиной, а в 1941 году была оккупирована гитлеровцами и вошла в состав «генерал-губернаторства Германской империи». Поддерживаемые оккупантами ненькопатриоты энергично продолжали украинизацию. Благоволение к ним фашистов было столь велико, что немецкая власть, несмотря на официальную политику антисемитизма, закрывала глаза на появлявшиеся в украинской прессе хвалительные отзывы о «научных трудах» уже упоминавшейся Олены Курило, еврейки по национальности.
Единственное на что сетовали украинофилы, так это на свой народ, который, в отличие от оккупантов, не придает значения борьбе за «чистоту родного языка». Разговорный язык галичан, указывали «национально сознательные» деятели, «очень далек от образцового литературного языка». Очень много в нем (народном языке) «старых слов, которые уже вымерли и в литературном языке не употребляются (архаизмов, напр., «много», «случай»)». Кроме того, сокрушались ненькопатриоты, разговорная речь населения изобилует провинциализмами, вульгаризмами и, самое печальное, чужими словами, которые «напрасно засоряют наш язык».538 В разряд чужих слов попадали теперь уже не только русизмы, но и полонизмы. В связи с изменившейся политической конъюктурой украинофилы «забыли» об «украинско-польском братстве» и говорили о «братстве» украинско-немецком: «На протяжении столетий продолжается и крепнет духовная связь западного украинства с немецким миром. Сознание этой связи укореняется со временем в народных массах и становится причиной восторга, с которым украинская школьная молодежь льнет к языку немецкого народа».539
Правда, ненькопатриотов сильно огорчало, что условия войны не способствовали проникновению в народ «рідной мовы» - трудно было организовать ее полномасштабное изучение в школах. Эту проблему они собирались разрешить после окончательной победы «великой Германии». Вышло, как известно, по-другому. Полная украинизация Галиции была проведена уже после 1945 года. «Советские власти - замечает современный историк, - сразу же ориентировались на украинские и проукраинские элементы, хотя всячески открещивались от «украинского буржуазного национализма».540
Похоже складывались национальные отношения на Буковине, с той только особенностью, что в этой области, не испытавшей на себе полномасштабного польского влияния и унии, «украинская национальная идея» была еще менее популярна, чем в Галиции. Современные «национально сознательные» историки объясняют это тем, что «в отличие от Галиции, на Буковине и в Закарпатье украинство развивалось в противоборстве с неславянскими национальными движениями, поэтому тут долго сохраняла романтический ореол идея славянского единства. В свою очередь, русофильство, которое составляло органичную часть этой идеи, продолжительное время не давало возможности на этом пространстве выкристаллизоваться росткам «чистого» украинского национального сознания, многократно, так сказать, «скошивало» их».541
«Русское население Буковины исстари считало себя русским и не имело никакого понятия о том, что существует какая-то украинская нация и что они должны превратиться в «украинцев» и больше не называть ни себя, ни своего языка русским, - свидетельствовал видный буковинский деятель А.Геровский. - Когда, в конце прошлого (ХІХ-го) столетия, пришлые галичане начали пропагандировать в Буковине идею сепаратизма, они вначале, в течение нескольких десятилетий, не смели называть ни себя, ни свой новый «литературный» язык украинским, но называли себя и свой язык руским (через одно «с»). Все русские буковинцы сочли это польской интригой... Во всей восьмиклассной гимназии в Черновцах среди русских учеников было только двое, считавших себя не такими русскими, как «москали». Это были два галичанина: Бачинский и Ярошинский... Когда правительство решило упразднить в школах старое общерусское правописание и заменить его фонетическим, то оно встретило единодушное сопротивление со стороны всех учителей начальных школ. Правительство устроило что-то в рода плебисцита учителей, который дал совершенно неожиданный результат для их начальства. За «фонетику» высказалось только два учителя, оба «зайды», т.е. пришлые галичане. Не взирая на это, приказано ввести фонетику... Среди православных священников в конце прошлого столетия был только один самостийник, по фамилии Козарищук».542
Австрийское правительство пыталось насадить в Буковине «украинскую национальную идею», назначая туда учителями «национально сознательных» выходцев из Галиции. Однако это привело к росту антигаличанских настроений. В ход пошли лозунги: «Буковина для буковинцев!», «Долой чужеземцев!». Буковинцы предпочли «примитивную индивидуалистическую борьбу с галичанами - «конкурентами» за должности, чем борьбу с помощью галичан за освобождение Буковины»,543 - сокрушался один из деятелей украинского движения.
Во время первой мировой войны буковинцам, также как жителям других западноукраинских земель, пришлось пережить кровавый австро-венгерский террор. Как пишет тот же деятель, австрияки «вешали население, преимущественно крестьян, считая их агентами России. Множество буковинцев жили уже в России, куда много их сбежало, а еще больше сидело в Талергофе».544 Этот же «национально сознательный» деятель приводит довольно интересную подробность из жизни послевоенной Буковины. В 1919 году в край приехала миссия Антанты, которая должна была определить в состав какой страны включать Буковину. Эмиссары Антанты объезжали села, собирали крестьянские сходы и опрашивали людей. Подлинную цену антантовской «демократии» буковинцы узнали позднее, когда их земли присоединили к Румынии, хотя не было ни одного села, где население высказалось бы за это. Но речь о другом. На сходах представитель Антанты, французский офицер, общался с крестьянами на русском языке («російській мові»).545 Этот язык был там не чужим.
Под румынами буковинцам было не лучше, чем под австрийцами. Новая власть (так же, как и поляки в Галиции) первый удар обрушила на русский язык, изгоняя его из школ и стремясь вытравить из жителей русское самосознание. Так же, как и в Галиции, вслед за антирусскими репрессиями правительство стало ущемлять и украинское движение. «Разогнав сначала в оккупированных краях русские школы, - пишет «национально сознательный» автор, - румынское правительство допустило украинские школы работать, надеясь спровоцировать ссору между украинским и русским населением. Года через два украинские школы постигла таже участь, что и русские».546 24 июня 1924 года был принят специальный закон о румынизации, на официальном уровне объявлено, что буковинцы - это «обрусевшие румыны»547 (все-таки «обрусевшие»), которые «забыли свой родной язык», а теперь «должны вернуться в лоно материнской культуры».548 И, так же, как и польские власти, Бухарест, убедившись, что превратить русских буковинцев в стопроцентных румын не удастся, прибегнул к украинизации. Но, как и в Галиции, полный успех украинизации был достигнут в Буковине уже после второй мировой войны.
Несколько иную языковую историю имело Закарпатье. С распадом Киевской Руси оно подверглось венгерской агрессии, было включено в состав Венгрии и впоследствии вместе с ней вошло в Австрийскую империю. Оторванное от остальной Руси, население пребывало в культурной темноте. Лишь в конце ХУШ века епископ мункачевский (мукачевский) Андрей Бачинский стремясь к тому, чтобы (как он выразился в одном письме) «священники обучались тому русскому языку, патриархом которого был Ломоносов»,549 ввел в местной семинарии преподавание богословия по-русски. На этом же языке епископская канцелярия вела переписку с приходским духовенством. Однако в условиях австрийского господства и существования крепостного права эти меры не могли существенно повлиять на общее состояние просвещения в крае. Тем более, что уже при преемнике Бачинского они были отменены.
Возрождение Угорской Руси началось в ходе революции 1848-1849 годов. Стали выходить газеты и книги на русском языке. Было образовано литературное общество св. Василия Великого. Угрорусская молодежь выписывала из России произведения А.С.Пушкина, В.А.Жуковского, Н.В.Гоголя, А.С.Хомякова, которые пользовались среди закарпатцев огромным успехом. «На Угорской Украине под влиянием Адольфа Добрянского воцарилось в 50-60 годах полностью москвофильство так, что сквозь него не могла пробиться украинская национальная идея»550 - жаловался «национально сознательный» деятель. Действительно, когда в Галиции поляки стали энергично взращивать украинство, население Угорской Руси этой затеи не поддержало. «Мы, бедные угро-русские, радуемся, что наши галицкие братья по крови и вере занимаются нами и поддерживают в нас ещё русский дух. Но на ту деятельность, которую развивает Ваша так названная украинофильская партия, мы, угро-русские смотрим не совсем симпатично, - писал известный закарпатский общественный деятель священник Ставровский не менее известному галицкому украинофилу В.Гнатюку в ответ на призыв последнего присоединиться к украинскому движению. - Предполагаю, что Вы не будете за то гневаться, если тут выскажу Вам откровенно то общее мнение, которое мы, угро-русские, имеем о Вашей партии». Ставровский упрекал украинофилов в попытках навязать народу вместо русского языка испорченный, т.е. всю ту же выдуманную поляками «рідну мову», которую «ни украинские, ни галицкие, ни угорские русские не употребляют и трудно понимают; кроме того, употребляемая у Вас орфография неестественная, научной этимологии и лингвистике противная. Если бы Вы писали соответственно правилам и тысячелетнему преданию, тогда бы и галичане, и наши русаки лучше поняли Вас.... Наконец: Ваша партия заявила недавно во всеуслышание, что она отвергает всякую солидарность с прочими русскими, которых называет москалефилами. Из этого следует, что Вы всех нас, не принимающих Вашего радикализма и Вашей орфографии, считаете как бы врагами государства, и что Вы стоите в солидарности с поляками и даже под покровительством поляков, которые внушают Вам все эти выше исчисленные стремления. Вот наше угро-русское духовенство и простой народ имеют такое воззрение о Вашей партии, и пока Ваша партия будет в том направлении действовать, до тех пор угро-русские не будут ей сочувствовать»551.
«Благодарю Вас за Вашу почесть и доверие, которым вы меня в сём интересном деле одарили. Но я уже наперёд должен изъявить, что я ваш человек не могу быть, понеже мои начала с взором русской письменности и радикально противные суть, тем, которые общество Шевченко (имелось в виду «научное общество Шевченко», возглавляемое Грушевским - Авт.) распространять старается. Так думаю, что и другого никого на Угорщине между нами не найдётся, который бы к сему обществу пристал, настолько оно дискредитировано у нас. Ведь оно и у вас больше вреда, чем пользы принесло. Мы себе таких экспериментаций не можем дозволить... Язык того общества нам совсем чужой и не понятный, мы его не разумеем. У нас бы высмеяли человека, если бы вашим исполяченным и испорченным жаргоном пробовал говорить или писать. Мы не меняем наше наречие на вашу выкручену мову. То есть мы, пока нас благоизволит милосердный Господь поддерживать, останемся русскими и не переменимся на руских»552 - отмечал в письме тому же Гнатюку другой видный деятель Закарпатья С.Сабов.
Категорически выступал против попыток отделиться от русского литературного языка и крупнейший угрорусский поэт того времени Иван Сильвай: «Я прочитал изданные Вами «Лірники», это издание также интересно, как всё, что входит в состав этнографии, - писал он Гнатюку. - Только не понимаю, почему пользуетесь вы «Кулішівкою». У нас не только не увлекается ею никто, но напротив, кто только немножко занимался сравнительной филологией, тот всю кулішівку, все покушения к литературному разъединению и сепаратизму считает детскою чепухой»553. В другом письме Сильвай подчёркивал: «По эту сторону Карпат нет ни одного образованного русского человека, который увлекался бы вашею самостийною правописью и самородными мриями. Понапрасну станете Вы утверждать, уж хоть с клятвою, что вы русин, вас все будут считать поляком, портителем прекрасного русского языка. Издаваемой вами книги вы мне не посылайте, мне довольно муки причинило одно прочтение вашего самостийного письма, а не то ещё целой самостийной книги»554.
О том же писал и угрорусский писатель М.Котрадов: «Мы пишем по-русски, так, как пишет умнейшая, образованнейшая и большая часть русского мира, а письма свои и заграничные читаем по выговору нашего народа. Оттуда происходит, что наш русин селянин лучше поразумеет наш панрусский, нежели ваш (галицкий) областной слог».555
Ещё один известный закарпатский деятель - Иван Раковский недоумевал по поводу стремления российских украинофилов создавать отдельный малорусский язык и литературу: «Как могла образоваться в пределах самой же России партия, отвергающая настоящий письменный русский язык? Что в Австрии готова почва для подобного рода деятелей - это нам понятно: ибо, само собой разумеется, что немецкое правительство равнодушно не может смотреть на преуспеяния другой народности, могущей, в своё время, оспаривать преобладание немецкого элемента; но что в России, и именно между соплеменниками нашими малороссами находятся мечтающие об образовании малорусской литературы, отдельной от настоящей русской, это, конечно, приводит нас в изумление... Мы должны заметить, что нисколько не видим нужды покинуть настоящую русскую литературу и гоняться за призраками какой-то новой малорусской литературы»556. Раковский удивлялся намерению возвести неправильное произношение некоторых русских слов в грамматические нормы и на такой основе создать новый язык: «Не находим мы никакой ни грамматики, ни логики в употреблении следующего образа писания: «вже», «де», «ще», «усе», «гострий», «читав», «говорить», «у церковь», «у корові» и пр. вместо «где», «ещё», «всё», «острый», «читал», «говорил», «в церковь», «в корове». По его мнению, многие слова в отдельных местностях произносятся по-своему, отлично от правильного литературного произношения, и от произношений других местностей. Например, «знау», вместо «знаю», «цярь» вместо «царь», «читат» вместо «читает» и т.д. Сколько же пришлось бы создавать языков?557. «Мы не считаем настоящую русскую литературу чуждою для малорусского племени, трактуем её как общее достояние всех русских»558 - делал замечание угрорус.
«Угорская Русь хорошо знает, что малороссы с великороссами образуют один русский народ, неразрывно связанный одним знаменем языка»559 - заявляли угрорусские деятели в печати. Такие настроения безраздельно господствовали в Закарпатье. Конечно, и там власти делали всё возможное, чтобы местное население забыло о своём русском происхождении. Однако, в отличие от австрийских немцев и поляков, венгры (после преобразования в 1867 году Австрийской империи в Австро-Венгрию Закарпатье вошло в венгерскую часть государства, а Галиция и Буковина остались австрийскими) не жаждали насаждать в Угорской Руси украинство. Они предпочитали превращать эту область в чисто венгерскую.
После окончания первой мировой войны закарпатские общественные деятели однозначно высказались за воссоединение с Россией. Но, будучи враждебно настроены по отношению к советской власти, они приняли решение о временном (пока в России не будут свергнуты большевики) вхождение края в состав Чехословакии. (При этом, сами закарпатцы не сидели сложа руки. Они сформировали несколько добровольческих отрядов, которые через территорию Румынии переправились в Россию и в рядах армии Деникина приняли участие в гражданской войне).
В чехословацких правящих кругах поначалу не было единого мнения насчёт национальной политики в Подкарпатской Руси (так называлось Закарпатье в составе Чехословакии). Первый премьер-министр нового государства К.Крамарж считал украинское движение изобретением немцев и не скрывал своего презрения к нему. Зато президент страны Т.Масарик ненавидел русских и потому поддерживать украинофильство считал своим долгом. Вот только Крамарж оставался премьер-министром всего несколько месяцев, а Масарик занимал высший государственный пост на протяжении многих лет (до 1935 года). Это и определило политику Праги. Она была направлена на насаждение «украинской национальной идеи». Из госбюджета выделялись немалые средства на финансирование украинских организаций, пропаганду украинского языка. Иногда использовались и силовые методы. Но к массовому террору власть всё-таки не переходила (что объяснялось заступничеством за закарпатцев короля и правительства Югославии, бывшей тогда союзницей Чехословакии), а без него насадить «рідну мову» не получалось.
Органы местного самоуправления в Ужгороде и Мукачеве использовали в своей работе русский литературный язык. По-русски же были написаны вывески с названием улиц в закарпатских городах. Русский язык преобладал и в общественной жизни. А вот в системе образования, стеснённой инструкциями чешского министерства, наблюдалось двуязычие. Министерство запрещало преподавание в школах на русском литературном языке и даже изучение самого этого языка, старалось не допустить в учебные заведения русскоязычных учебников. На должности учителей приглашались «национально сознательные» галичане. «Чешское правительство импортировало украинских сепаратистов из Польши, Австрии и даже Германии»560 - отмечалось в Памятной записке Центральной Русской Народной Рады, переданной в июле 1938 года тогдашнему премьер-министру Милану Ходже, при котором политика несколько изменилась в благоприятную для русского населения сторону.
Такая «искусственная парниковая украинизация» (выражение из той же Памятной записки) объяснялась не только русофобскими настроениями чехословацкой правящей верхушки, но и практическими соображениями. Получив во временное управление Подкарпатскую Русь, Прага решила прибрать ее к рукам навсегда. Препятствием к чехизации Закарпатья было распространение там русского языка. «Никто не согласился бы променять русский литературный язык на чешский или на словацкий. Но с украинским языком мы можем конкурировать»561 - заявлял в узком кругу министр народного просвещения Вавро Шробар. Отсюда и проистекала поддержка властями «национально сознательных» деятелей.
Однако языковая ситуация в школах и вузах больше, чем от министерских приказов, зависела от состава педагогического коллектива. В тех учебных заведениях, где не было засилья галицко-украинского элемента, как правило, учителя сами вводили русский язык. В результате - единого языка обучения в Закарпатье не существовало. В Ужгородской гимназии обучение велось на украинском языке, в Мукачевской - на русском, в Хустской - частично на одном, частично на другом. В учительском институте Мукачева предметы преподавались по-русски, в торговом училище - по-украински и т.д. Разумеется, сложившееся положение не могло устраивать население. «Нам нужна русская, исключительно русская школа. Мы требуем на нашей Руси русскую школу, всякая украинизация и чехизация должна быть немедленно приостановлена» - требовала местная печать. Как указывалось в закарпатских газетах: «Украина и все украинское - одни только фикции, - при том фикции, созданные с предвзятыми целями и стремлениями. Среди народов вообще, а в частности среди славян никогда не было украинского, а значит не было и украинского языка».562
В конце концов, закарпатцам удалось в 1937 году добиться официального разрешения властей на использование в школах русскоязычных учебников. Вслед за тем, в конце того же года, министерство просвещения провело в Закарпатье всенародный опрос о языке обучения в школах. «Каждый селянин получил два билета, - вспоминал закарпатский общественный деятель Михаил Прокоп. - На одном было написано: «малоруський язык (украинский язык)», на другом - «великорусский язык (русский язык)». Несмотря на жульничество со словами «малорусский» и «великорусский» - ибо малорусский народный язык это не украинский язык, а русский язык (литературный) это - не великорусский, наши самостийники потерпели полное поражение, ибо 86 процентов селян, подчиняясь тысячелетнему чувству единства всего русского народа, голосовали за «великорусский язык».563 (Сегодня результаты этого опроса, да и сам факт его проведения старательно замалчиваются на Украине).
Двуязычие царило и в прессе. 14 закарпатских газет выходили на русском языке, 8 - на украинском. В целом же, как свидетельствовал видный закарпатский учёный Г.Геровский, образованная часть населения «говорит на языке, словарный состав и морфология которого являются русскими литературными, но имеют особенности собственного подкарпатского произношения. Менее образованные люди говорят на местных говорах с большей или меньшей примесью книжных выражений». Что же касается «рідной мови», то «галицко-украинский литературный язык распространяется с очень большим трудом, и даже выпускники гимназии с украинским языком обучения не в состоянии полностью преодолеть трудности в произношении, которое очень существенно отличается от естественных звуков подкарпаторусской речи».564
Наглядно характеризует языковые отношения в Закарпатье факт, приводимый в воспоминаниях Михаила Прокопа: «До второй мировой войны книгоноши (протестантские) продавали в нашем краю Библии на разных языках. По статистике, напечатанной в карпаторусских газетах за известный отчетный период, там книгоношам удалось продать 2000 Библий на русском языке и только 150 на украинском».565
Из восьми депутатов, представлявших население Подкарпатской Руси в парламенте Чехословакии, семеро принадлежали к русскому движению и только один (Юлий Ревай) - к украинскому. Но «даже этот единственный «украинец» не получил в Карпатской Руси достаточно голосов, чтобы быть избранным в Карпатской Руси. Он попал в парламент благодаря некоторым странностям чехословацкого избирательного закона. При второй баллотировке чехословацкая социал-демократическая партия, к которой принадлежал Ревай, дала ему остатки социал-демократических голосов, чешских и словацких, полученных партией в других частях республики. Что же касается голосов, полученных Реваем в самой Карпатской Руси, то это по большей части голоса мадьяр, евреев и чешских чиновников, принадлежащих к социал-демократической партии».566
Когда в октябре 1938 года уже гибнущая после «мюнхенского сговора» Чехословакия предоставила Подкарпатской Руси автономию, в первое карпаторусское правительство вошли четыре представителя русского движения и два украинофила. Возглавил правительство один из лидеров русского движения А.Бродий. Как признают «национально сознательные» украинские историки: «Соотношение два к одному в пользу представителей русофильства реально отображало соотношение между двумя главными политическими силами в крае. Назначение А.Бродия премьер-министром тоже не стало неожиданностью, так как возглавляемое им направление занимало доминирующее положение в общественно-политической жизни Закарпатья на протяжении всего междувоенного периода».567
Однако кабинет А.Бродия работал немногим более двух недель. Чехословацкое правительство, уже практически полностью подчинявшееся диктату из Берлина, отдало приказ об аресте вождей русского движения и, невзирая на массовые протесты населения, передало власть в автономии лидеру закарпатских ненькопатриотов А.Волошину. Подкарпатская Русь была переименована в «Карпатскую Украину». Все русские политические партии запрещены, русские культурные учреждения, спортивные общества, студенческие организации и т.д. - закрыты. Украинский язык объявили государственным языком (и, между прочим, всем чиновникам было настоятельно рекомендовано изучать журнальчик И.И.Огиенко «Рідна мова»).
Правда, марионеточное правительство Волошина тоже функционировало недолго. «Карпатская Украина» была нужна Гитлеру только как разменная монета в политической игре. Желая заполучить в союзники Венгрию, Берлин в ноябре 1938 года приказал «карпатоукраинцам» уступить венграм значительную часть своей «державы», включая Ужгород, Мукачево, Берегово. А когда Венгрия официально присоединилась к странам гитлеровского блока, фюрер «подарил» ей и остальную территорию Закарпатья. 15 марта 1939 года одновременно с ликвидацией чехословацкого государства сгинула и «Карпатская Украина».
После оккупации Закарпатья венгерскими войсками новая власть стала поддерживать так называемое «руськое» направление, провозглашающее отделение местного «руського» языка как от русского, так и от украинского. «Великорусский литературный язык есть языком Москвы, в котором не имеется руських элементов... Так точно не имеет ничего общего руський язык с украинским, который образовался в Польше. Наши русины жили в Венгрии и не имели ни политической, ни культурной связи с великороссами или украинцами»568 - писал теоретик этого направления. При этом «руськие» филологи использовали всё-таки общерусский алфавит («ы» и др.).
В конце второй мировой войны, с поражением Германии и ее союзников, перед Закарпатьем явственно вырисовалась перспектива присоединения к СССР. Зная уже по опыту Галиции и Буковины, что воссоединение с другими русскими землями путем включения в состав УССР чревато тотальной украинизацией, закарпатцы попытались этого избежать. Делегация Подкарпатской Руси, возглавляемая архимандритом Алексием (Кабалюком) и профессором Петром Линтуром, в ноябре 1944 года посетила Патриарха Московского и всея Руси Алексия и заявила: «Мы решительно против присоединения нашей территории к Украинской ССР. Мы не хотим быть ни чехами, ни украинцами, мы хотим быть русскими и свою землю желаем видеть автономной, но в пределах советской России».569 Увы, Патриарх не мог влиять на политику Кремля. Закарпатье присоединили к УССР и украинизировали.
Избежала украинизации лишь закарпатская диаспора в Северной Америке. Эмигранты помнили о своей национальной принадлежности. Они издавали газету «Свободное слово Карпатской Руси» в которой защищали свою точку зрения. «Для нас, русских из Карпатской Руси, совершенно непонятно, почему мы вдруг должны отречься от своего тысячелетнего русского имени и перекреститься в «украинцев», и почему мы должны заменить наш русский литературный язык, который мы до сих пор считаем своим, украинскою мовою, - писала газета. - Наш народ в Карпатской Руси в течение всей своей истории не называл себя иначе, как русским. И все его соседи, волохи (румыны), мадьяры, словаки и немцы его называли русскими... «Украинцем» себя у нас никогда никто не называл, и у нас не было никакого «украинского» движения до тех пор, пока, после первой мировой войны, Карпатская Русь не попала под власть чехов, и пока чешское правительство не начало насаждать его у нас через посредство униатской церкви и бежавших из Польши украинских самостийников, воспитанных австрийским правительством с целью расчленения России. Но, невзирая на все старания чешского правительства, не брезговавшего никакими средствами, невзирая на миллионы чешских крон, израсходованных на украинскую пропаганду, незаконную украинизацию школ, украинство у нас не восторжествовало во время чешского режима. Украинствующие составляли после двадцати лет чешского управления Карпатской Русью незначительное меньшинство... Касательно украинской мовы необходимо отметить факт, что у нас не только наша интеллигенция, но и простой народ этой мовы не признал своей. Украинствующих галичан, говорящих мовою, наш народ называл не иначе, как «полячками». Если на какой-либо сходке выступал «украинец», говорящий мовою, то на вопрос, кто там говорил, получался непременно один и тот же ответ: «Был там какой-то полячок». О русских же эмигрантах из России, говорящих на русском литературном языке, наши крестьяне говорили, что они говорят «твердо по-русски», подразумевая, что они говорят настоящим литературным русским языком».570
После второй мировой войны была украинизирована и Пряшевская Русь - самая западная часть этнической русской территории, оставшаяся в составе Чехословакии. Там украинский язык вместо русского был введён в школах в 1952 году постановлением ЦК Компартии Словакии. Население протестовало, требовало сохранения русского образования. Но власть твёрдо стояла на своём, а ненькопатриоты жаловались на «низкую национальную сознательность и национальное равнодушие украинских трудящихся». В конце концов, ЦК Компартии Словакии постановил развернуть «политико-воспитательную работу, направленную на повышение национальной сознательности украинских трудящихся»571.
Так вся Юго-Западная Русь оказалась украинизированной. И, говоря словами печально известного деятеля, сегодня мы имеем то, что имеем. Украинский язык, ещё несколько десятков лет назад почти никому непонятный, вызывавший только насмешки и неприязнь, возведён в статус государственного, именуется «рідною мовою», принудительными мерами внедряется повсеместно. Украинские газеты начала ХХ века, которые из-за непонятности языка в то время почти никто не читал, ныне в состоянии прочитать любой выпускник средней школы. (Экземпляры этих газет сохранились в крупных библиотеках и желающие могут сами во всём убедиться). И.М.Стешенко оказался прав: если новый язык насильно навязывать нескольким поколениям подряд, он становится привычным и понятным. Но прав оказался и И.С.Нечуй-Левицкий: привычное и понятное всё-таки не стало родным. Ведь большинство из тех, кто при различных опросах и переписях называет украинский язык родным, делают так только потому, что с детства им внушали, что они - украинцы и родной язык у них должен быть украинский. На самом же деле, эти люди говорят или чисто по-русски, или на так называемом «суржике», т.е. на всё том же малорусском наречии, сильно украинизированном за последние десятилетия (ведь в распоряжении украинизаторов, помимо прочего, появились такие действенные средства как радио и телевидение), но всё же не утратившем признаков общности с русской литературной речью.
В этом отношении интересны данные опроса, проведенного в Киеве Институтом социологии НАН Украины в апреле 2000 года. При ответе на вопрос: «Какой язык Вы считаете родным?» - 76% киевлян - украинцев по происхождению назвали украинский. Когда же социологи несколько перифразировали вопрос: «На каком языке Вы общаетесь в семье?», только 24% киевлян - украинцев ответили, что на украинском572. «В ответах на вопрос о родном языке респонденты нередко отожествляют его с этническим происхождением - отмечает заместитель директора Института социологии НАН Украины, доктор социологических наук Н.А.Шульга. - Поэтому для того. чтобы получить более объктивную картину распространения языков в разных сферах жизни, необходимо задать вопрос не только о родном языке, но и на каком языке люди общаются в разных обстоятельствах»573.
Однако и вопрос о языке общения в семье полностью картину не проясняет. Как утверждает тот же Н.А.Шульга: «Косвенным показателем распространения русского языка в Украине является выбор респондентами языка анкеты. Институт социологии НАН Украины при массовых опросах использует социологические анкеты на двух языках - украинском и русском. Перед тем, как начать опрос, интервьюер предлагает респонденту по желанию выбрать анкету или интервью на украинском или русском языке. Иначе говоря, каждый социологический опрос - это манифистация языковых предпочтений населения, своего рода референдум». В результате, как выяснилось во время всеукраинского опроса, 49,5% респондентов ответили, что общаются в семье на украинском языке, 48,5% - на русском языке, 2% - на другом языке. Однако анкеты на украинском языке предпочли взять только 37,2% респондентов, в то время как на русском - 62,8% (данные апреля 2000 года)574. Иными словами, среди тех, кто уверяет, что общается в семье на украинском языке, многим на самом деле легче говорить по-русски.
Вспомним еще раз и цифры, приведенные Яворивским: лишь несколько десятков тысяч человек действительно владеют украинским языком. Их и можно отнести к числу настоящих украиноязычных. К тому же и среди этой категории далеко не все являются украинцами по происхождению. Ещё в начале украинизации было замечено, что часто евреи, поляки и великороссы гораздо быстрее овладевают украинским языком, чем те, для кого он официально является родным. «Я знаю множество фактов, как кое-кто, например, из русских или евреев, недавно начав украинизироваться, превзошли на всех участках языковых (а особенно в письменности) «вековечных украинцев»575 - свидетельствовал один из главных подручных Кагановича - М.Ф.Сулима. Это еще раз доказывает, что пресловутая «рідна мова» украинцам не ближе, чем великороссам или евреям.
Украинизация или манкуртизация?
Подведём итоги. Со времён Киевской Руси на всей её территории (и на юго-западе, и на северо-востоке) существовал один русский язык. Этот язык стал разделяться на наречия (малорусское, великорусское, белорусское) после временного распада единого государства, захвата отдельных его частей иноземными поработителями. Великорусское наречие развивалось на основе языка прежней Руси - Киевской. Это объяснялось относительно свободным культурным развитием северо-восточных русских земель (области распространения великорусского наречия). Татарская Золотая Орда, в зависимость от которой попала Северо-Восточная Русь, собирала с подвластных территорий дань, иногда опустошала их разорительными набегами, но не навязывала своей культуры, языка. Доказательством тому служит современный русский язык, в котором сохранилось очень немного слов татарского ( также как и фино-угорского) происхождения.
По-иному сложилась судьба Руси Юго-Западной (Малороссии), подвергшейся польскому влиянию. Это влияние существенно отразилось на культуре вообще, и на языке, в частности. В результате, малорусские народные говоры представляли собой пёструю русско-польскую смесь. «Польскому влиянию, прежде всего, попала Южная Русь, - писал И.И. Огиенко. - Влияние это началось рано, - уже в XІV веке в южнорусской речи есть полонизмы. Влияние это с течением времени всё разрасталось и дошло до того, что ополячилась почти вся южнорусская знать. О языке и говорить нечего: литературный южнорусский язык, особенно XVII века, сплошь пересыпан полонизмами». Последствия полонизации сказывались долго. Как замечал учёный в 1915 году, «современная малорусская речь содержит в себе весьма много заимствований из языка польского»576.(Через два года разразилась революция, и Огиенко вместе с другими украинофилами принялся распространять легенду о древности самостоятельного украинского языка. Но это была уже не наука. Это была политика).
Полонизация прекратилась (да и то не сразу) после воссоединения Малой Руси с Великой. Начался естественный процесс очищения народной речи от полонизмов. Этот процесс и задумали остановить руководимые поляками украинофилы путём создания из малорусского наречия самостоятельного литературного языка. Противоестественность украинофильских стремлений была очевидной с самого начала. Самостоятельный язык возникает только при долговременном самостоятельном существовании народа, чего в данном случае не было. Один из киевских публицистов XIX века сравнивал отношения малорусского наречия и русского языка с отношением ручья и полноводной реки. «Ручей, необыкновенным разлитием отведённый от родной реки» затем «снова смешивал воды свои с её водами». После этого «ужели ручей может катить свои волны отдельно от реки?» Точно так же и малорусское наречие могло составлять народный говор только в эпоху польского ига («от уклонения ручья в сторону до слития его с рекою»). «Малорусское просторечие как явление временное, случайное, как говор, сложившийся для выражения бедной жизни народа русского под влиянием польским, есть явление для нас понятное, почти безразличное в устах запорожца времён Мазепы; но отстаивать, тем более обособлять это наречие теперь, после вековой почти, нераздельной жизни разных членов семьи русской?» Такое намерение будет означать попытку «окаменять это наречие, увековечивать в нём ржавчину, въевшуюся в кости русские от цепей чуждого рабства».577
Кроме того, замечал публицист, малорусское наречие приспособлено исключительно для потребностей крестьянской жизни. «Чтобы создать из подобного наречия язык, а особенно литературу, нужно сделать то же, что должен был бы сделать человек, у которого нет и гроша, а ему хочется иметь миллион, то есть украсть его или одолжить. Чтоб и просторечье малорусское сделать органом всех выводов, изобретений и наблюдений науки, создать, то есть, малорусскую литературу, для этого оно непременно должно или украсть, или взять на прокат у языка русского или польского очень многое, и, прежде всего, хоть технологию, создать (если есть возможность) грамматику, да очистить речь свою от солецизмов (синтаксических ошибок, слово «солецизм» происходит от названия древней афинской колонии Сол, утратившей чистоту греческого языка - Авт.) и барбаризмов (слов, несвойственных данному языку и заимствованных из других языков - Авт.) как принадлежностей бедного, неустроенного наречия».578 Первый путь (заимствование из русского литературного языка) вполне естественен. Однако в этом случае «порченое наречие, малорусский жаргон преобразится в чистый русский язык. Так, когда вера и обрядность униатская очистились от искажений, внесённых в неё католицизмом, они явились по-прежнему православными; а что случилось с верою южнорусского народа, того весьма законно желать и для его языка как для равноправного вере элемента народной жизни. От того и талантливейший из людей, писавших малорусским наречием, - Шевченко вынужден был поминутно черпать обеими руками слова и обороты из русского словаря и говора».
Но украинофилы пошли другим путём, польским. «Кроме закрепления бесчисленных чуждых русской речи слов и оборотов, насильно вторгшихся в неё от причин, теперь несуществующих, они поминутно обращаются к лексикону своих и наших приятелей, только лишь для того, чтобы не обращаться к словарю родному, русскому. Сюда относятся: «погляд», «оповідання», «омана», «наданий», «одностайний», «жаданьє» и многие другие, которых нет в малорусском говоре, происхождение которых очевидно. Когда все эти непрошенные протекторы обособления малорусского наречия начнут подвигаться по этому пути вперёд, они незаметно попятятся назад, в объятия латино-польской пропаганды: их наречие из порченного русско-славянско-польского обратится, может быть, в язык, но, конечно, порченый - польский, и они, изменив языку предков, запишут в истории имена свои рядом с теми из них, которые изменили вере предков»579.
«Что за надобность в смешной затее образовывать исключительную малороссийскую литературу, тогда как малороссийское наречие для всякого, хоть немного знакомого с польским языком, представляется отвратительною смесью польского языка, исказившего в малороссах старинный отечественный язык гнетом четырехвекового рабства»580 - писал другой малорусский публицист.
«Руководствуясь главнейше украинофильской тенденцией и как бы силясь доказать теорию о самостоятельности малорусского народа, они («национально сознательные» - Авт.) стараются отдалить язык «украінсько-руськой» литературы от языка общерусского, - отмечал профессор Т.Д.Флоринский. - С этой целью для передачи отвлеченных понятий, для которых не оказывается соответствующих выражений в простонародной речи и для которых весьма легко было бы найти соответствующие слова в русском образованном языке, они употребляют слова чужие, преимущественно польские, или искажают до неузнаваемости слова общерусские, или прямо куют и сочиняют совсем новые слова и выражения».581 Флоринский приводит примеры таких тенденциозных заимствований из польского языка: «аркуш», «вага», «вартість», «видатки», «випадок», «виразно», «вплив», «вправа», «докладно», «друкарня», «залежати», «затверджене», «зиск», «знищений», «зручність», «книгарня», «мова», «мусить», «наукова», «незвичайно», «папір», «переважно», «перегляд», «переклад», «помешкання», «поступ», «праця», «приємно», «рахунок», «спадок», «спілка», «справа», «сформована», «товариство», «увага», «умова», «фарба», «часопис», «читач», «шануючи» и др. Все эти примеры были взяты из изданий «Научного общества им. Шевченко», возглавляемого М.С.Грушевским, или из сочинений самого М.С.Грушевского. «И таких чужих и кованных слов можно набрать из изданий «Товариства» на целый том, а то и больше. Спрашивается, что же это за язык? Ужели мы имеем перед собою настоящую малорусскую речь? Не служит ли этот искусственный, смешанный малорусско-польский говор резкой насмешкой над литературными заветами того самого Шевченко, имя которого носит «Наукове Товариство»?!» - задавался вопросом Т.Д.Флоринский и приводил слова другого выдающегося ученого А.С.Будиловича: «Лучше уж перейти к чистому польскому языку, чем писать на смешанном русско-польском жаргоне, напоминающем гермафродита».582
Еще один крупный русский ученый - Н.С.Трубецкой - подчеркивал: «Современный украинский литературный язык, поскольку он употребляется вне того народнического литературного жанра, о котором говорилось выше, настолько переполнен полонизмами, что производит впечатление просто польского языка, слегка сдобренного малорусским элементом и втиснутого в малорусский грамматический строй... За вычетом этих полонизмов словарное различие между малорусским и южновеликорусским народным языком оказалось бы не большим, чем различие между рязанским и вологодским».583
«В ХІХ веке литературные произведения украинцев преимущественно годились для изображения народной жизни, не имея достаточного запаса слов для выражения отвлеченных понятий, - замечал и видный русский ученый (белорус по происхождению) Н.Лосский. - Грушевский стал торопливо обогащать украинский язык словами для отвлеченных понятий, заимствуя их из польского языка. Таким образом, вместо органического развития получается искусственно создаваемый литературный язык».584
В свою очередь, галицко-русский ученый О.Мончаловский отмечал, что если бы суть литературного украинофильства в Галиции заключалась «в любви к народу и в желании служить ему, развивая его национальное и гражданское сознание на местном, более всего понятном ему говоре и в развитии этого говора на естественном национально-историческом основании, то мы, русская партия - настоящие украинофилы. Дело, однако, в том, что украинофилы не так понимают свои задачи. Чтоб доказать теорию о самостоятельности малорусского народа, они стараются язык «русско-украинской» литературы елико возможно, отдалить от общерусского языка, вследствие чего их язык представляет пеструю смесь малорусских, польских и искусственных выражений, как будто она возникла во время вавилонского столпотворения... Украинофилы, как черт священной воды, избегают культурных русских выражений и или коверкают их до неузнаваемости, или произвольно сочиняют новые, или заступают их польскими. Если к тому добавим, что украинофильские литераторы преднамеренно употребляют вульгарные выражения, желая таким образом придать своему языку характер «народного», то можем себе представить карикатурность их языка».585
Как выразился один из галицко-русских писателей о сочинителях украиноязычной «литературы», это «не писатели, не поэты, даже не литературные люди, а просто политические солдаты, которые получили приказание: сочинять литературу, писать вирши по заказу, на срок, на фунты. Вот и сыплются, как из рога изобилия, безграмотные литературные «произведения», а в каждом из них «ненька Україна» и «клятый москаль» вводятся за чубы. Ни малейшего следа таланта или вдохновения, ни смутного понятия о литературной форме и эстетике не проявляют эти «малые Тарасики», как остроумно назвал их Драгоманов, но этого всего от них не требуется, лишь бы они заполняли столбцы «Зори» и «Правды» (украинофильские журналы в Галиции - Авт.), лишь бы можно было статистически доказать миру, что дескать, как же мы не самостоятельный народ, а литература наша не самостоятельная, не отличная от «московской», если у нас имеется целых 11 драматургов, 22 беллетриста и 37,5 поэта, которых фамилии оканчиваются на «-енко».586
Того же мнения придерживался П.А.Кулиш, довольно пренебрежительно отозвавшийся о новейших украинских писателях: «Немногие из них изучали памятники народной словесности хотя бы с тем прилежанием, с каким студент готовится к экзамену. В изучении разговорного народного языка также не заметно у них особенных успехов. Доказательством того и другого служит неловкость, с которою они принимаются за перо в журнальных статейках или книжонках, предназначаемых для народного чтения. Исключений из этого общего правила можно насчитать весьма немного. Неудивительно после этого, что народ не узнает в их писаниях своей родной речи, а сословие образованное видит в их языке извращение общего письменного языка. Мало того: неразвитость литературного вкуса вообще - не говоря уже о языке - так и разит в этих неловких попытках беседовать печатно с публикою: так и видно, что за это важное дело берутся у нас не самые лучшие, а только самые смелые».587
«Недавно получил я письмо от Рудченко, человека, который больше меня щирый украинофил, так и тот, смотря на то, что послал последний год из украинской литературы, говорит: «лучше никакой литературы, чем такая»588 - сообщал М.П.Драгоманов В.Навроцкому. Сам Драгоманов отмечал, что украинская литература «встав во имя живого языка очень отдает мертвым, или «выкованным», произвольным».589 В частности, в письме тому же Навроцкому, он указывал на пример М.П.Старицкого, как раз развернувшего бурную «языкотворческую» деятельность: «Не знаю, Вы видели ли новый перевод сказок Андерсена Старицкого. Он мне причинил боль на 3 дня своим самовольно и безграмотно кованным языком. Господи! Каких слов не выдумал, что не покалечил! Я написал сердитую рецензию, которую пошлю в «Правду», но которую она, понятно, не напечатает».590
Добавим к этому, что деятельность на языковом поприще М.П.Старицкого, автора таких «шедевров», как перевод из Лермонтова под заглавием: «Пісня про царя Йвана Василевича, молодого опричника, та одважного крамаренка Калашника» и др., вызывала массу насмешек. Большой популярностью пользовалась история с переводом «Сербских народных песен», который Старицкий решил показать знакомому мужику. Прочитав эти песни «в украинском переводе», писатель поинтересовался у слушателя: «А что, нравится?». Но простодушный крестьянин, не признал «рідну мову». Он решил, что Старицкий читал по-сербски, и ответил: «Знаете, этот сербский язык вроде немножко похож на наш. Я некоторые слова понял».591 Даже столь ярый украинофил как галичанин О.Огоновский признал: «Неудачными являются некоторые новые слова и выражения, которые Старицкий иногда нескладно ковал».592
Тем не менее, «продукция» М.П.Старицкого старательно насаждалась украинофилами. «Михаил Петрович Старицкий... Ко времени нашего знакомства, он уже выступил как выдающийся переводчик: вышли некоторые его переводы сказок Андерсена, его прекрасные сербские песни, - вспоминала известная украинофилка С.Русова. - Он мечтал переводами обогатить нашу убогую на то время литературу, но ему не хватало слов, выражений, и он должен был создавать, беря народные корни и добавляя к ним те или другие наросты, и выискивал в богатой сокровищнице народного языка соответствующие выражения. Он переводил Лермонтова, Пушкина, Гоголя, Некрасова. На него нападали за его иной раз искусственный язык, смеялись над его «кованием» слов, но без его труда мы еще долгое время сидели бы на одном этнографическом языке. Житецкий, мастер нашей научной филологии, иной раз аж за голову хватался от «новых» слов Старицкого, но эти слова набирали силу привычки и начали употребляться самыми большими ригористами-филологами».593 (Совсем недавно по первому каналу украинского радио Старицкого восхваляли за придуманное им слово «мрія»). «Бедность тогдашнего украинского литературного языка абстрактными понятиями приходилось ощущать каждому и всегда, кому и когда нужно было выйти за пределы быта, за пределы села. Типичным примером могут быть лексические искания М.Старицкого»,594 - отмечал и Ю.Шевелев (Шерех).
Упомянул о создании украинского языка в мемуарах также известный галицкий украинофил А.Барвинский. Он пишет, что в целях пробуждения в народе «национальной сознательности» деятели украинского движения собрались издавать на «рідній мові» целую серию исторических сочинений. Однако возникли трудности: «Украинские историки обычно издавали свои сочинения на московском языке. Тут, таким образом, нужно было создать литературный язык научный, исторический лексикон, а это очевидно нелегко было сделать тем, которые привыкли о научных делах думать и писать по-московски, а только в беллетристических произведениях да популярных заметках пользовались украинским языком. Нужно было также согласовать название нашего народа и края в противоположность Московщине и по совету Антоновича принято прилагательное «українсько-руский» в противопоставление «великорусскому», а существительное «Україна-Русь» в противоположность Московщине».595 (Еще одно доказательство того, что отдельной «украинской нации» тогда не существовало. Малороссы, как и великороссы, называли себя русскими и украинофилам пришлось изобретать новое «национальное имя». Следует отметить, что по данным О.А.Мончаловского, инициатором «перемены» названия был не В.Антонович, а другой поляк-украинофил --П.Свенцицкий).596 Таковы некоторые подробности зарождения и развития «рідной мови». Чем дальше украинофилы «развивали» её, тем сильнее отдаляли от русского языка и от народных говоров.
Особенно большая «заслуга» в деле отрыва «рідной мови» от народной почвы принадлежит Л.М.Кагановичу. Именно во время его хозяйничанья на Украине в этом отношении был достигнут значительный «прогресс». В докладе, зачитанном в январе 1929 года в Комиссии по изучению национального вопроса Коммунистической академии и посвящённом проблемам «культурного строительства в национальных республиках», отмечалось: «Возьмём дореволюционный украинский язык на Украине, скажем, язык Шевченко, и теперешний украинский язык, с одной стороны, и русский язык - с другой: Шевченко почти каждый из вас поймёт. А если возьмёте какого-либо современного украинского писателя - Тычину, Досвитского или другого из новых, - я не знаю, кто из вас, незнающих украинского или хотя бы польского языка, поймёт этот язык на основе русского. По отношению к русскому языку мы видим здесь значительное увеличение расхождения». Таким образом, новый украинский язык можно понять, владея языком польским, но не русским. Автор доклада С.Диманштейн считал происходящее положительным явлением: «Если люди хотят иметь свой язык, они, естественно, ставят вопрос о чистоте языка. Начинаются поиски в глубинах истории или местных диалектов, старинных памятников и т.д., начинают искать самобытность - и находят»597.
Тем временем, людей о желательности нового языка как раз и не спросили. Да и слова, которые отыскивали в «глубинах истории» (т.е. в периоде до воссоединения Малой и Великой Руси, когда ещё не было «насильственной русификации»), вводили вместо русских, на поверку оказывались не народными, а польскими. Наиболее яркий пример: изгнание из украинского языка слова «город», объявленного «русизмом», и замена его извлечённым из «глубин истории» словом польского происхождения «місто». Между тем, слово «город» употреблялось в Юго-Западной Руси с давних пор, известно ещё из киевских летописей и зафиксировано во множестве географических названий (Вышгород, Миргород, Ужгород, Шаргород). Таких примеров можно привести многие тысячи (далеко не полный перечень польских заимствований интересующие могут найти в книге А.Железного «Происхождение русско-украинского двуязычия в Украине», К, 1998).
Так что же представляет собой современная «борьба с последствиями русификации»? Не есть ли нынешняя украинизация, по сути своей, попыткой заставить называемых украинцами малороссов забыть своё русское происхождение? В развернувшихся баталиях вокруг языковой проблемы сторонники тотальной украинизации любят разбрасываться оскорблениями, называя своих русскоязычных соотечественников «манкуртами», «янычарами» и т.д. Но прежде чем бросаться такими обвинениями, следует внимательно посмотреть в зеркало! Не странно ли: французы и триста лет назад были французами, поляки - поляками, сербы - сербами и т. д. А про украинцев как особую национальность не слыхал и Тарас Шевченко. Возьмите произведения «Великого кобзаря». Ни в поэзии, ни в прозе, ни в письмах, ни в «дневнике» нет даже слов «украинцы», «украинец». «В ту эпоху, - вспоминал уже о времени накануне революции 1917 года бывший секретарь Центральной Рады М.М.Еремееев, - само название «украинец» было еще каким-то чужим и странным, потому что украинская литература ее никогда не употребляла. Писалось и говорилось: Украина, украинский, даже, очень редко украинка, но термин украинец был в ту эпоху неологизмом, который тяжело входил в жизнь».598 «Украинцы» до сих пор было неизвестное слово, и теперь оно еще не прошло во все слои общества»,599 - говорил в октябре 1918 года на открытии в Киеве Украинского государственного университета В.К.Винниченко.
В Галиции начала ХХ века «национально сознательные» деятели употребляли слово «украинец» лишь в узком кругу, между собой. К народу же, например, на предвыборных собраниях, обращались как к русским. Когда же, по свидетельству галицко-русского деятеля Н.Антоневича, на одном из таких собраний молодой и неопытный агитатор-украинофил неосторожно назвал присутствующих украинцами, то тут же нарвался на всеобщий протест: «Мы не украинцы», а один из участников собрания просто обиделся: «Прозывают нас украинцами, а ведь мы ничего не украли».600
Галичане именовали себя русскими или употребляли древнее название - русины. Так же русскими или русинами называли они великороссов (что касается название «русин», то оно раньше употреблялось по всей Руси, например, тверский купец Афанасий Никитин в «Хождении за три моря» называет себя русином). Но наименование «украинец» в Галиции упорно не принимали. Так какую же «украинскую национальную идею» нам навязывают?
Родным для коренного населения всегда был русский язык. Малорусское простонародное наречие и литературный язык являются лишь его разновидностями. Люди необразованные общаются на просторечиях, «суржике». Те же, кто, поднимается на более высокую ступень развития, переходят в общении на русский литературный язык. Где же здесь «зневаження мови свого народу», в чём кое-кто обвиняет русскоязычных украинцев?
В 1874 году в Киеве была проведена первая общегородская перепись населения. Среди прочих, задавался киевлянам и вопрос о языке. Оказалось, что из 116 774 киевлян 46 060 человек отметили, что родным для них является русский литературный (общерусский) язык, 8 476 человек - великорусское наречие, 35 205 - малорусское наречие, 1 379 - белорусское наречие. Таким образом, отмечалось в итогах переписи, 91 120 человек признают родным русский язык в различных его видах.601 Позднее выяснилось, что руководившие проведением переписи украинофилы (возглавлял переписчиков все тот же П.П.Чубинский) при помощи различных ухищрений и махинаций завысили число тех, кто назвал родным малорусское наречие. Но дело в другом. Даже ярые украинофилы не путали русский литературный язык с великорусским. «Есть язык русский литературный и две группы народных русских говоров - северная и южная»602 - отмечала видная украинофилка и известный историк Александра Ефименко, подразумевая под южными народными говорами - малорусскую, а под северными - великорусскую народную речь. (Кстати сказать, в декабре 1918 года А.Я.Ефименко, несмотря на заслуги перед украинским движением, была расстреляна петлюровцами за укрывательство у себя двух дочерей высокопоставленного гетманского чиновника).
Уместно привести и выдержку из работы выдающегося русского филолога Н.С.Трубецкого: «Вопрос о том, являются ли два близко родственных наречия диалектами одного или двумя самостоятельными языками, сводится к тому, насколько существующие между данными наречиями словарные, грамматические и звуковые различия фактически затрудняют языковое общение и взаимное понимание представителей того и другого наречия... В частности, относительно русских племён следует отметить, что там, где малороссы и великороссы живут друг с другом бок о бок (в областях недавно колонизированных и на этнографической границе между обоими племенами, например в некоторых частях Воронежской и Курской губернии), они без труда понимают друг друга, причём каждый говорит на своём родном говоре, почти не приспособляясь к говору собеседника. Правда, в этих случаях встреча происходит обычно между представителями южновеликорусских говоров, с одной стороны, и северомалорусских или восточноукраинских говоров с другой; если бы встреча произошла между архангельским помором и угрорусом или буковинским гуцулом, то взаимное понимание, надо полагать, оказалось бы более затруднённым. Но на это можно возразить, что саксонцы и тирольцы тоже почти не понимают друг друга, когда говорят на своих родных говорах, миланцы и сицилийцы просто-таки совсем друг друга не понимают... Каждый из больших литературных языков Европы (французский, итальянский, английский, немецкий) господствует на территории лингвистически гораздо менее однородной, чем территория русских племен. Различия между нижненемецким и верхненемецким или различия между народными говорами северной Франции и говорами Прованса не только сильнее, но и значительно древнее различий между малорусским, белорусским и великорусским»603. «Немец южный тяжелее понимает немца северного. чем «малоросс» москаля»604 - соглашался и Вацлав Липинский.
Простонародные украинские говоры вместе с простонародными великорусскими говорами и аналогичными белорусскими говорами составляют русский язык. Этот язык в своих различных формах (от просторечий до литературного) является родным как для великороссов, так и для малороссов и белорусов. Точно также немецкий язык, в своих различных формах, является родным как для пруссаков, так и для баварцев или саксонцев, а польский - родным как для великополян, так и для малополян и мазуров. Что же касается нынешней «рідной мовы», то она создана искусственно и уже по этой причине вряд ли может быть родной для большинства народа. Это прекрасно сознавали ненькопатриоты. София Русова вспоминала, как вместе со своим мужем Александром Русовым, поселившись в сельской местности, принялись обрабатывать в украинофильском духе своего соседа - крестьянина Хому Колесника. Однако супруги-энтузиасты очень скоро наткнулись на непреодолимое препятствие. «Украинский литературный язык» оказался чужим для их соседа (как и для других крестьян). «Продукт еще русской школы, он впервые от нас услышал речь про украинское национальное сознание, впервые теперь читал украинскую книжку, и признавался, что ему тяжело было ее понимать».605
Оконфузились в связи с «рідной мовой» и другие супруги-украинофилы - Борис и Мария Гринченко. Известно, что прославляемый ныне у нас как великий педагог Б.Д.Гринченко считал, что украинке лучше быть безграмотной, чем русскоязычной. В молодые годы, будучи учителем в частной школе Алчевской, он разогнал оттуда всех девочек, мотивируя это тем, что «не следует калечить украинскую женщину обучением на чуждом ей великорусском языке».606 Исходя из таких принципов, сугубо на украинском языке воспитывалась и дочка четы Гринченко - Настя. В результате, вспоминала М.Гринченко, «как приехали мы в Чернигов, то увидели, что нашей восьмилетней дочке нет украинского общества, потому что только три дочки Тищинского говорили кое-каким украинским языком и это может потому, что мать их была не русская, а француженка. Но старшей из девочек было лет 17, а самой младшей лет 12. И вот им приходилось временами быть за подруг нашей Насте, да впоследствии обнаружилась еще одна девочка, Оля Гаврилова, года на два старшая нашей; она тоже говорила немного по-украински, но поскольку уже ходила в гимназию, то мало времени имела для общения с Настей. А земляки еще и упрекали нас за то, что воспитали дочку такой украинкой, не жалея ее... Из-за того, что не было общества, пришлось отдать ее в гимназию раньше, чем собирались, но и в гимназии не было у нее ни одной «верной подруги», так как не было ни одной настоящей украинки, такой, чтобы ей дела украинские были так дороги, как были они ей».607
Воспоминания Софии Русовой и Марии Гринченко касались Черниговщины. Однако и в других регионах Украины состояние дел в языковой сфере было аналогичным. В сентябре 1904 года в Киев для обучения в местном университете приехал ярый украинофил В.Садовский, впоследствии - петлюровский министр. «Киев поразил меня полным отсутствием украинских внешних признаков, - писал он в своих мемуарах. - Вокруг звучал русский язык, на нем говорили не только интеллигенты. Вспоминаю, как неприятно меня поразил, когда я подъезжал к Киеву, московский язык пригородных рабочих, которые начали садиться на поезд в Фастове, едучи на работу в Киев. Не было сомнения, что они происходили из окрестных сел. Так точно всеохватывающе господствовал русский язык и в университете среди студентов. Лишь кое-где в небольших кружках слышал я временами отдельные украинские выражения и украинский жаргон, но это не был тот литературный язык, которого я искал».608
Довольно интересные сведения сообщала видная украинофилка, педагог Христина Алчевская. Желая узнать, как воспринимаются народом книги издательства «Посредник», она отправилась на лето в одно из украинских сел Екатеринославской губернии. Там вышеуказанные книги Алчевская читала неграмотным крестьянам. Контингент слушателей состоял из нескольких десятков крестьян всю жизнь проживших в селе и никогда не учившихся в школе. Все они, за исключением одного (служившего когда-то в помещичьем доме и потому старавшегося говорить «по-благородному») изъяснялись на малорусском наречии. Одним словом, этих слушателей никак нельзя было отнести к числу русифицированных. Тем не менее, они прекрасно понимали читаемые им произведения Пушкина, Жуковского, Лермонтова, Гоголя, Островского, Достоевского, Писемского, Льва Толстого, Мельникова-Печерского, Гаршина, Успенского и других русских писателей.
Прочитанное живо обсуждалось и комментировалось. Мало того. Эти произведения воспринимались крестьянами с гораздо большим интересом, чем произведения украинской литературы. Как-то, вдохновившись успехом, который имели у крестьянской аудитории пьесы А.Н.Островского, Алчевская решила ознакомить слушателей с украинской пьесой. Выбор ее остановился на «Дай серцю волю, заведе в неволю» М.Л.Кропивницкого. Однако пьеса не произвела на слушателей такого глубокого впечатления, как произведения общерусского драматурга. «Почему это так? - невольно спрашиваете вы себя, получив неожиданный результат, а между тем ответ так прост и ясен: сила таланта Островского взяла свое и над родной речью, и над родными мотивами».608*
Как известно, украинофилы утверждали, что русский язык не понятен простым людям на Украине и потому, дескать, не может быть языком просвещения народа. Естественно, что на опубликовавшую итоги своих наблюдений Алчевскую посыпались упреки соратников. Между тем, она всего лишь подтвердила очевидное: русский литературный язык не являлся для украинцев чужим. Чего нельзя было сказать об украинском литературном языке.
В марте 1914 года украинофильская газета «Маяк» опубликовала специальную редакционную статью - «Наше одиночество», где отмечалось, что украиноязычные интеллигенты в селах оказались в языковой изоляции, на что они сами и жаловались в письмах в редакцию. «Стали что-то часто приходить грустные жалобы наших интеллигентов сельских на свое одиночество» - писала газета и «для примера» приводила «последнее такое письмо от подольского одного читателя-интеллигента», к которому был приложен стих:
«Рідней мови я не чую
Знудився за нею
То розваж-же, сивий орле
Звісткою своєю» и т.д.
«Человек живет в самой середине Украины, а не слышит языка родного, он тоскует за ним; ему не с кем отвести душу в приятельской беседе; он одинок, как перст» - сокрушалась газета и констатировала: «Безусловно, это настроение среди нашей интеллигенции украинской не есть что-то случайное».
Как на причину сложившегося положения указывалось на то, что украинский «национально сознательный» интеллигент «окружен равнодушными, темными, отсталыми людьми». Выход газета видела в активизации работы самих интеллигентов-ненькопатриотов по пробуждению «национальной сознательности» в окружающих: «Та Украина, за которой он тоскует - она не далеко (в пространстве); нет, она тут же, рядом с ним. Только она спит, будто замерла и лучшим сынам ее, которые уже сами пробудились и просветились, им нужно победить тьму и равнодушие, чтобы приблизить к себе более отсталых, приблизить Украину».609
Но давать рекомендации было легче, чем их выполнять. «Национальное сознание» в народе никак не пробуждалось. Как ни старались ненькопатриоты, малороссы по-прежнему считали себя частью русской нации и не отказывались от русского языка. В изданной в 1919 году петлюровским издательством «Національна свідомість» брошюре с сожалением отмечалось, что даже великорусские народные песни в украинских селах принимаются как свои. «Наш народ забывает свою песню, чуждается ее и легко меняет на чужие, на московские, намного худшие, а иногда совсем плохие, - писал «национально сознательный» сельский интеллигент, как раз из тех, которые, страдая от одиночества, по рекомендации украинофильских вождей, пытались «просветить», «пробудить» и «приблизить к себе» «темных, отсталых людей». - Когда начнешь говорить про нашу народную песню с каким-нибудь, скажем, парубком, с этим, который носит фуражку на бекрень, он слушает, понурившись, и хоть на словах соглашается, но по глазам его и по тупому виду замечаешь, что, отойдя немного, он сплюнет сквозь зубы, собьет шапку на затылок и начнет орать на всю улицу: «Чудной месяц плывет над рекою», или какую другую, от которой хочется закрыть уши».610
Не удавалось ненькопатриотам «пробудить национальное сознание» даже там, где для их деятельности были созданы все условия - в немецких концлагерях первой мировой войны. Как уже отмечалось, пленных малороссов немцы отделяли от великороссов и переводили в особые лагеря, где специально подготовленные пропагандисты (в основном из числа галицких «птенцов» Франца-Иосифа) пытались обработать их в украинофильском духе. Однако попытки эти, как правило, заканчивались неудачей. В начале агитаторов просто забрасывали камнями. «Агитаторов камнями били горячие патриоты из сверхсрочных унтеров и тех, кого совсем заморочила царская казарма»611 - жаловался один из сотрудничавших с немцами украинофилов. Немецкой лагерной администрации пришлось принимать суровые меры, строго наказывая заключенных за такое бросание камней. Как признает современная «национально сознательная» исследовательница, «пленные надднепрянцы относились ко всему с недоверием и даже враждебно, усматривая то подлость немцев, то политическую агитацию СВУ».612 (СВУ - «Союз Визволення України», организация, созданная с началом войны немцами из ненькопатриотов). Когда в концлагере Фрайштадт украинофилы принялись раздавать изданную ими специально для пленных газету «Розвага», то предполагаемые читатели «швыряли ее в канавы и мусорники, сыпали проклятия и ругань на Украину и ее язык».613
Исследовательница объясняет столь «теплый» прием газеты «психологическими и политическими» причинами, а также тем, что среди согнанных в «украинские» концлагеря военнопленных «общий процент сознательных украинцев тоже был незначителен: преобладали «малороссы» - «темные, равнодушные к национальному вопросу».614 Кроме того, указывает ненькопатриотка, «стоит обратить внимание на тот факт, что среди военнопленных немало находилось совсем неграмотных, или малограмотных, были и такие, которые родного языка не знали и не умели им пользоваться».615 (И вновь-таки, можно ли называть родным для человека язык, который он даже не знает? Над этим «национально сознательные» не задумываются).
«Беда еще с украинским языком, - констатировал видный галицкий украинофил В.Симович, распространявший «Розвагу» в концлагере. - Не дочитывают последнюю букву, так как на конце «твердого знака» (Ъ) нет. Кое-кто называет язык потешным».616 В первом номере газеты концлагерным пропагандистам пришлось даже объяснять, что название газеты переводится как развлечение, потому что слово «розвага» читатели не понимали.
О той же проблеме пишет в воспоминаниях «национально сознательный» военнопленный А.Кобец. Этот деятель еще до войны был убежденным ненькопатриотом. Поэтому, попав в плен, он, в отличие от большинства своих товарищей по несчастью, добровольно пошел на сотрудничество с лагерной администрацией. В обязанности Кобца входило читать солагерникам по воскресеньям украинские газеты и журналы. Успешному выполнению этой «работы», однако, постоянно мешало то, что многих фраз и слов слушатели не понимали, «они мало привыкли к литературному, с галицким привкусом, интеллигентскому языку». В конце концов, пленные заявили непрошенному чтецу: «Не иначе как немецкие штучки все эти газеты». Кобец вынужден был констатировать, что «трудно разворошить этих, забитых военщиной, исправниками, становыми и урядниками дядюшек на какую-то свободную мысль».617
Правда, иногда, к огромной радости пропагандистов «украинской национальной идеи», кое-кто из пленных соглашался признать себя украинцем. Делали это узники концлагерей ради улучшенных условий содержания, предусматривавшихся для тех в ком «пробудилось национальное сознание». Таких переводили в отдельные бараки, затем свозили в специальные лагеря для дальнейшей обработки. Однако и в этих лагерях «рідна мова» не прививалась, на что, к примеру, жаловался ненькопатриот Д.Скарженовский. Один из немногих среди «осознавших себя украинцами», кто действительно проникся «украинской национальной идеей», он был переведен в спецлагерь Йозефштадт и позднее в украинофильской лагерной газете «Наш голос» опубликовал свою «исповедь», рассказав об обстановке в этом лагере.
«Приезжаю с чистым желанием в Йозефштадт, со святым намерением в украинской атмосфере очиститься от грязи «хохлаччины» - писал новообращенный ненькопатриот. - Тут украинский лагерь, тут все украинцы, думаю себе, поживу несколько месяцев в родном окружении и верну опять утраченное, захваченное врагом моего народа и прежде всего научусь своему родному языку. Знал я, что не все тут будут украинцы, но будут и землячки, которые приедут сюда «для лакомства несчастного, для роскоши панской», знал я, что и из приехавших украинцев множество будет таких, как я, которые не владеют полностью украинским словом и идут к этой же самой цели «самоочищения».
Я думал и надеялся, что мы общими силами преодолеем своего проклятого внутреннего врага, что мы, сознавая свою задачу, создадим хотя бы полуукраинскую атмосферу в нашей частной и общественной жизни и постепенно будем идти к тому, чтобы сделаться сознательными украинцами, то есть людьми, которые говорят и думают по-украински и живут украинскими интересами. Потому что нужда украинизации своего внутреннего «я» болезненно ощущается мною. Но никогда не думал и не предполагал я ни на один миг, что мы будем иметь в своей работе какие-нибудь препятствия, что кто-то будет останавливать эту творческую работу перестройки своего «я». Ведь всякому ясно, что для того, чтобы излечиться от этой болячки, которая овладела нами, нужно прежде всего лишить ее почвы, на которой она разросталась и укреплялась, то есть полностью выбросить из нашей частной и общественной жизни московский язык, который не дает воцариться в нас украинской стихии и придает нам нехарактерное искалеченное лицо. Это, кажется, должно быть ясным всякому, кто не хочет и дальше оставаться «хохлом».
Ищу этого чистого хоть полуукраинского воздуха, изучаю на свой взгляд нашу лагерную жизнь и что же вижу? Куда не повернешся, везде товарищи с удовольствием себе чешут по-московски. Зайдешь в зал - найдешь то, от чего бежишь, пойдешь на двор, в коридор - тоже самое; бежишь, заткнув уши, в собственную комнату, - и там слышишь московские выражения. Пойду на репетицию театрального кружка, там же, думаю, ставят украинские пьесы, ведь должны говорить по-своему. Куда там! Одни только книжные реплики и читаются по-украински, а разговор и пояснения ведутся по-московски. Так зачем же нам эти спектакли, когда они ставятся искусственно на чужом для артистов языке!? Разве может артист художественно выполнять свою роль на том языке, каким он не пользуется в обычной жизни? На занятиях хора тоже самое, на прогулках тоже. Не спала пелена еще с наших глаз!
Кое-кто говорит, что ему не хватает украинских слов и поэтому он разговаривает по-московски. Хорошо, я согласен, что у нас не хватает украинских слов для разговоров на общественные, политические и вообще абстрактные темы, но не для обычных будничных разговоров. Когда кое-кто вместо «чув, що кажуть» говорит «слыхал, что говорят», или вместо «тихіше, панове» говорит «тише, господа», вместо «йди швидше» говорит «иди быстрее», то это уже, извините, это уже не недостаток слов украинских, а что-то другое. Делается ли это сознательно, или несознательно - все равно это явление насколько грустное, настолько и омерзительное. Этим разрушается то, что мы строим».618
Как видим, ненькопатриотам не удалось навязать украинцам «рідну мову» даже в благоприятных для себя условиях концлагеря, где они, с разрешения немцев, распоряжались как хозяева. Тем более не могли они этого сделать вне концлагерей. Украинский язык не признавался украинцами родным. Видный деятель Центральной Рады, министр в центральнорадовском, гетманском и петлюровском правительствах А.И.Лотоцкий до революции занимался организацией молодежных украинофильских кружков. В мемуарах он констатировал: «Русификаторские обстоятельства приводили к тому, что много выпускников средних школ мало знали родной язык, а то и почти не говорили по-украински».619 Это очень затрудняло деятельность ненькопатриотов. «Подается, напр., реферат про неизвестные произведения и письма Шевченко, а большинство данного кружка и про известные произведения мало что знало и даже говорить по-украински хорошо не умело».620
«Какой малый процент «сознательных украинцев» среди молодежи украинской по происхождению!.. - ужасался М.С.Грушевский. - Они не читают украинских книг, не знают украинских газет».621 А журнал «Украинский студент» отмечал: «Поступая в высшую школу, молодой студент желает записаться в члены или землячества или какого-то другого кружка. Стихия, иногда определенная организация в обществе, толкает его к украинцам. И вот он член украинской громады. Не говорим уже про литературу, историю, - языка родного, как правило, не знает. А про украинское движение едва слышал. По взглядам, убеждениям был и остался «русским». А то и «истинно русским». Кажется тут должна начаться работа громады. Но это только кажется. В наше время для этого громады делают очень мало. Потому что и сознательное украинское студенчество еще ищет себя. И поэтому ему трудно, очень трудно еще обращать новых адептов украинской идеи».622
Упрекая свой народ в неприятии «рідной мовы» и русскоязычности, ненькопатриоты, мягко говоря, лицемерили. Они и сами не воспринимали пропагандируемый ими язык как родной и пользовались языком русским. В обществе даже ходила эпиграмма на украинофилов: «Собирались малороссы в тесно сплоченном кружке, обсуждали все вопросы на российском языке».623 Переходя на персоналии, можно указать на М.П.Драгоманова, который потратил много сил и умения, убеждая всех вокруг, что украинцы должны разговаривать «по-украински». На украинском языке переписывался он со своими соратниками и призывал их твёрдо отстаивать права «рідної мови», но вот к своей сестре, украинской писательнице Олене Пчилке (матери Леси Украинки) писал по-русски. «Каждому из нас писать по-русски легче, чем по-украински»624 - признавался этот деятель в частной переписке.
Родным был русский язык и для Михаила Грушевского, и для Бориса Гринченко, и для Ивана Стешенко, лишь из политических соображений ставших украиноязычными. Так же из политических соображений перешёл на украинский писатель Степан Васильченко, начинавший свою литературную деятельность на русском языке. Этот классик украинской литературы жаловался потом на трудности нового пути (ведь «украинский язык» ещё только придумывался). «Писать произведения украинским языком, молодым, недоразвитым, без сравнения труднее, чем русским, с его широчайшим лексиконом, с готовыми фразами. Украинскому писателю приходилось тут делать двойную работу - тянуть вместе два плуга: писать художественное произведение и вместе с тем создавать для него язык»625.
Михаил Еремеев в мемуарах рассказывал, что в период между двумя революциями (1906-1917) украинские деятели проявляли немалую активность, внедряя в народ «украинскую национальную идею» - устраивали театральные спектакли, концерты, экскурсии на Тарасову могилу. «Но все эти, довольно важные проявления национальной сознательности, были поверхностные и не проникали в гущу населения. В театрах, на концертах или экскурсиях почти вся публика говорила упорно по-русски».626 Да и сами украинские активисты оставались русскоязычными, так как «нам не доставало научной и культурной терминологии», и, следовательно, вести культурный разговор по-украински «было очень тяжело». Если же среди украинофилов находился кто-то, кто заговаривал по-украински, то на него смотрели, как на какую-то редкость, «как смотрят на музейные экспонаты»627.
А.И.Лотоцкий вспоминал, как он и другие «национально сознательные» деятели были неприятно поражены, когда во время гастролей в Киеве в 1893 году украинской театральной труппы выяснилось, что артисты только на сцене пользуются украинским языком, а вне театра говорят по-русски. Украинофилы отправили к руководителям труппы М.К.Занковецкой и Н.К.Садовскому специальную делегацию, в составе самого Лотоцкого и И.М.Стешенко, с протестом, но корифеи украинской сцены восприняли эти претензии просто как бред. «Все усилия дать им понять принципиальную нашу позицию не имели успеха. С тем мы и ушли. А вечером в театре Занковецкая ответила на наш визит очень решительным шагом: не приняла подарка, который поднесли ей в антракте от украинской общественности».628 К этому свидетельству видного ненькопатриота можно добавить выдержку из заметки харьковского корреспондента украинофильской газеты «Буковина» (март 1897 года), касающуюся другой, также довольно известной украинской театральной труппы: «Об украинских артистах должен, к сожалению, сказать, что они не имеют ни крошки чувства ответственности для поддержания украинского слова и служат украинской сцене только за деньги. В труппе Захаренко кроме Касиненко и Царенко никто не умеет говорить по украински, только то, что выучит в роли, как попугай, а за кулисами уже не услышишь у них другого языка, только русский... Вообще между актерами считают того человека, который сердцем и душой является украинцем, необразованным, неотесанным».629
Тот же А.И.Лотоцкий пишет в воспоминаниях как однажды во время празднования очередной шевченковской годовщины собравшиеся украинцы после прослушивания народных песен грянули русский национальный гимн «Боже, Царя храни!», чем довели «национально сознательных» организаторов мероприятия до истерики630. «Сами украинофилы сначала учились языку (украинскому - Авт.), составляли словари, изучали фольклор, но в ежедневном быту употребляли русский язык, думали и писали на русском языке»631 - писал В.Коряк и приводил свидетельство галицкого украинофила Бучинского: «Что малороссы владеют ныне в России лучше своего языком русским, это ни плохо, ни хорошо, потому что необходимо и неизменно».632
Не сразу изменилось положение и после революции. Как сознавался в 1919 году А.Никовский: «Если перестанем кокетничать нашим культурным самостийничеством, то должны будем признать, что это факт - положительный или отрицательный - тут не об этом речь - настоящей действительности и нашего воспитания и, наконец, большой экономии энергии, факт то, что основной в нас всех является культура русская рядом с украинской... И насколько весь культурный состав вокруг по языку и по отношениям был русским, настолько, то есть в полной мере, новоиспеченный украинский гражданин был и есть мгновенным переводом с «языка родных осин» на «мову похилих верб».633
Известно, что генеральный секретарь Центральной Рады по международным делам (т.е. министр иностранных дел), «отец украинской дипломатии» А.Я.Шульгин дома с женой и близкими друзьями говорил по-русски, но стоило на пороге показаться постороннему - министр тут же переходил на «рідну мову»634. Аналогичным образом вел себя петлюровский министр труда М.А. Славинский. Да и вообще, по признаниям петлюровских деятелей, «даже в патриотических украинских семьях перевес имел русский язык»635. Еще один член Центральной Рады, а впоследствии нарком просвещения УССР Александр Шумский прославился тем, что в украинизаторском рвении превзошёл даже Л.М.Кагановича и был обвинен в националистическом уклоне (так называемый «шумскизм»). Но, как свидетельствовал бежавший на Запад украинский советский дипломат Г.З.Беседовский (знавший Шумского, когда тот работал полпредом УССР в Варшаве), «украинец Шумский имел очень слабое представление об украинском языке. Его ноты были беспорядочной мешаниной из русских, украинских и польских слов.... Было противно читать этот самодельный волапюк»636.
Если говорить о деятелях Западной Украины, то стоит вспомнить, что собравшийся в 1848 году съезд галицко-русских ученых постановил: очищая народные говоры от полонизмов, вырабатывать самостоятельный литературный язык. Но уже принимая такое решение деятели науки сознавали свое неразрывное языковое единство с великороссами. «Пускай россияне начали от головы, а мы начнем от ног, то мы раньше или позже встретим друг друга и сойдемся в сердце»637- говорил на съезде видный галицкий историк А.С.Петрушевич. Вскоре выяснилось, что чем больше галицкие выговоры очищаются от польских слов, тем сильнее приближаются они к русскому литературному языку. И через несколько лет учёные - галичане отказавшись от языковой «самостийности», единодушно признали родным язык Ломоносова, Пушкина, Гоголя.
Зато яростно боролся с русским языком и отстаивал права «рідної мови» австрийский украинофил барон Н.Василько. Правда, для самого барона родным языком был совсем не украинский И когда С.В.Петлюра назначил его главой «дипломатической миссии» в Италии, петлюровские дипломаты злословили, что теперь каждый доклад нужно будет переводить на немецкий язык, так как Василько «будет трудно его по-украински прочитать»638.
Перечень примеров можно продолжать и дальше, но, наверное, приведённого достаточно, чтобы убедиться в том, что «рідна мова» совсем не рідна. Посетивший российскую Украину галицкий украинофил В.Барвинский в 1882 году писал: «На 15 миллионов нет и 50 человек, которые б дорожили своим родным языком».639 Другой «национально сознательный» деятель уже в ХХ веке вспоминал о дореволюционном времени, когда «наш язык был «недоделанным», «неразвитым», когда его все, кроме нескольких десятков фантастов, считали за наречие, которое вот-вот, завтра-послезавтра, умрет».640 Напомним и признание А.Н.Синявского, отмечавшего, что украинский язык до 1917 года был лишь «языком жменьки полулегальной интеллигенции».
«Жменька полулегальной интеллигенции», «несколько десятков фантастов», 50 человек из 15 миллионов украинского населения - вот действительные пределы распространения украинского языка (не считая западноукраинских территорий). Понадобились десятилетия украинизаторских усилий, чтобы эти пределы расширились. Но и теперь украиноязычные составляют у нас меньшинство. (Вышеприведенное высказывание Яворивского достаточно красноречиво). Стоит повториться: вышесказанное не означает, что украинский язык нужно дискриминировать. Но нельзя забывать, что родным для большинства украинцев является всё-таки язык русский, что Украина - прекрасный, самобытный край, но она - только часть исторической Руси. Отказываясь признать русский язык своим, наша страна вынужденно отрекается от части собственной культуры, от целого ряда талантливейших писателей и поэтов (от Николая Гоголя до Анны Ахматовой), от плеяды выдающихся карпаторусских деятелей (первого историка Галиции Д.Зубрицкого, писателя и педагога А.Духновича, филолога Я.Головацкого и др.). «Опомнитесь, голубчики, любите Украину, любите наш говор, наши песни, нашу историю, но полюбите целую Русь и не четвертуйте её так немилосердно»641 - писал, обращаясь к украинофилам, выдающийся галицко-русский деятель Н.И.Антоневич. И с ним невозможно не согласиться.
«Нет отрасли знания, в которой бы рядом с великорусами не писали и малорусы на русском книжном языке, - отмечал О.А.Мончаловский. - И не удивительно, поскольку до середины ХІХ века никому на Руси и не снилось делать различие между жителями северной Руси или великорусами и их языком и жителями южной Руси или малорусами и их языком. История свидетельствует, что одни и другие принадлежат к одному народу и что они только расселились в различных сторонах земли, испокон века названной Русью. История учит, что ими владели князья одного рода. История свидетельствует, что из южной Руси переходили грамотные и ученые люди в северную Русь и наоборот, а это доказывает, что между теми частями Руси и их языком не было иного различия, как лишь диалектное, т.е. наречивое. И так Петр из-над Раты, близко Мостов Великих, первый митрополит московский, и целый ряд киевских ученых пошли в Москву, а из Москвы к нам, во Львов, пришел первый русский книгопечатник, Иван Федоров. И все они находились как бы дома, поскольку находились среди своих и продолжали действовать в пользу Руси».642 «Мы в России все-таки дома, свои»643 - признавался и М.П.Драгоманов.
«В течение всей своей истории украинцы считали себя русскими и, соединившись в ХYII веке с Россией, естественно, так слились с нею, что в большинстве случаев в общественной жизни даже и вопрос не поднимался о том, кто великоросс, а кто малоросс»644 - замечал Н.Лосский. Он подчеркивал, что «интеллигентные малороссы творили в ХІХ веке великую культуру в неразрывной связи со всем русским народом, не отделяя себя от великороссов. Таковы, например, в области литературы Капнист, Гнедич, переводчик «Илиады», Гоголь, Короленко, Мордовцев; в области философии - профессора Т.Ф.Осиповский, С.С.Гогоцкий и особенно Юркевич, приглашенный из Киевского университета в Московский; в области других наук упомяну из множества видных ученых лишь несколько имен - историк Костомаров, лингвист Потебня, математик В.Г.Имшенецкий, зоолог А.О.Ковалевкий, минералог академик В.И.Вернадский, геолог Н.И.Андрусов, Данилевские, Петрушевские, Прокоповичи. В области живописи - всем известные Лосенко, Левицкий, Боровиковский, Репин, гениальный Врубель... Говоря о великом прошлом Украины, связывающим ее с великим прошлым России, на первый план нужно поставить воспоминание о первоклассной культуре, выработанной сообща всеми тремя ветвями русского народа во второй половине ХІХ века и в начале ХХ века... Если сепаратистам-украинцам удалось бы отделить Украину от России и образовать самостоятельное государство, культура Украины весьма пострадала бы. Отрекшись от великой прошлой культуры, выработанной путем органической связи всех трех ветвей русского народа, шовинисты-украинцы достигли бы только ускоренного развития провинциальных особенностей своего языка и своего быта».645
Даже столь ярый ненькопатриот как Д.И.Дорошенко, правда, уже после того, как оказался в эмиграции, писал: «Если бы украинцы и поставили себе такую страшную цель - искусственно отмежевать себя в области культуры от всего русского, этого достичь было бы совершенно невозможно, ибо узы общности происхождения, религии, векового строительства дают и всегда будут давать себя чувствовать. Но кроме того, такое отмежевание было бы равносильно отречению от всего запаса культурных ценностей, накопленных при участии украинских сил и относящихся к украинской же истории, филологии, агиографии и т.д. Ведь всего не переведешь на украинский язык из того, что писали Максимович, Костомаров, Потебня, Антонович и бесконечное число прочих украиноведов на русском языке... Изучение русского языка и литературы будет совершенно естественным явлением в свободной Украине».646 Увы, сегодня происходит именно то, против чего предупреждали Н.Лосский и Д.Дорошенко. Разве не снижает культурный уровень украинцев исключение из школьных программ русского языка и русской литературы? Разве можно признать нормальным тот факт, что в русскоязычном Киеве не осталось ни одного русскоязычного детсада и почти не осталось школ с русским языком обучения? Не превратится ли в результате такой «образовательной» политики разговорный язык киевских детей из чисто русского в какую-то смесь, всё тот же «суржик»? Это и есть «национальное возрождение»?
«Считать «возрождением» освобождение Руси от Руси, русского народа от русского государства, от русской церкви, русской письменности, общерусского языка, - это такая же нелепость, как если бы кто-нибудь считал «возрождением» немцев их распадение на клочки, подобные Германии долютеровской и добисмарковской, или если бы «возрождением» французов признано было распадение Франции на несколько государств, языков или культур!»647 - отмечал А.Будилович.
В 2000 году киевская организация «Просвіта» выпустила книжку своего лидера Ю.Гнаткевича «Уникаймо русизмів в українській мові!» Автор зовёт на борьбу с «русизмами» и приводит краткий их перечень в «короткому словнику-антисуржику», поясняя заодно, как надо писать правильно. Любопытно сопоставить этот «словничок» со словарём языка Т.Г.Шевченко. Из 56 слов, которые есть у Тараса Григорьевича и отмечены в «словничку», 36 - «русизмы». Что ж, будем «очищать» мову и от Шевченко?
«Подавляющее большинство слов, которые принято считать «русизмами» в украинском языке, на самом деле, являются «древнерусизмами», которые такие же русские, как и украинские. Изъятие их из современного украинского языка было бы равнозначно отречению от нашего древнерусского наследства»648 - замечает современный украинский ученый П.П.Толочко.
«Украинская национальная идея» построена целиком на лжи. Свет Правды означает для неё смерть. И если эта идея будет положена в основание государственного строительства, как этого кое-кто хочет сегодня, это приведёт к далеко идущим последствиям. Чтобы защитить ложь от Правды, придётся вновь засекречивать архивы, запирать книги в спецхранах, устанавливать жёсткую цензуру, ужесточать политические репрессии. Но ведь всё равно через двадцать, пятьдесят, семьдесят лет правда, выйдет наружу. И тогда идеологический монстр рухнет, оставляя незаживающие раны в душах целых поколений. Не слишком ли большую цену должна будет заплатить Украина в угоду некоторым «национально сознательным» деятелям?
Следует помнить и еще об одном. Немецкий язык занимает в Австрии такое же положение, как и в Германии. Там проживает единая немецкая нация, но независимость этих стран друг от друга сомнению не подлежит. То же самое можно сказать о греках и греческом языке в Греции и на Кипре. Отделившись от Англии, Соединённые Штаты не стали выдумывать себе язык, а продолжают пользоваться английским, не видя в этом угрозы своему государственному суверенитету. Англоязычны и ирландцы, но вряд ли кто-либо заподозрит их в желании присоединиться к Великобритании. Одним языком пользуются сербы и хорваты, несмотря на все политические расколы. То же можно сказать об арабских государствах, независимых друг от друга, хоть и единых в языковом отношении. Так нужно ли опасаться, что признание исторических прав русского языка в Украине подорвёт её независимость, обзывать русскоязычное население «пятой колонной Москвы»?
«Русская культура и русский язык очень сильны на Украине, - признавал видный украинский учёный и государственный деятель, министр народного просвещения при гетмане Скоропадском Н.П.Василенко. - На них воспитывалась вся украинская интеллигенция. Говорить, что эта культура навязана народу, значит, по-моему, говорить заведомую неправду. Русская культура имеет глубокие корни в сознании украинского народа. Русский язык является родным языком преобладающей части интеллигенции на Украине. Мало того. Значительный процент населения Украины говорит только на этом языке. Поэтому, с точки зрения государственной (не говоря уже о национальном чувстве), унижать положение русского языка или придавать ему какое-то второстепенное значение было бы не только нецелесообразным, а прямо таки вредным... Я считаю вопрос об украинском языке чрезвычайно важным в державном строительстве Украины. Тем не менее, я являюсь противником издания закона об одном только державном языке. Такой закон, кроме путаницы, вреда и больших затруднений в жизни ничего не принесёт. Оба языка - и русский, и украинский - должны пользоваться полным равноправием. Практически жизнь сама хорошо развяжет этот вопрос. Не следует только государству класть свой кулак на ту или другую сторону».649 Задумаемся над этими словами.
И последнее. В ІV веке большое распространение в христианском мире получило еретическое учение, проповедуемое неким Арием. Церковное предание гласит, что однажды, в разгар борьбы с арианством, к молившемуся в уединении александрийскому патриарху явился сам Иисус Христос в надвое разодранной ризе. На вопрос: «Господи! Кто Тебе разодрал ризу?», Иисус ответил: «Разодрал ее Арий, разделив народ мой, который я себе приобрел своею кровью».
Известно, что в пропаганде своего учения Арий добился больших успехов и даже завоевал симпатии представителей государственной власти, с помощью которых собирался победить Церковь. Однако в день, когда еретик готовился торжествовать победу, его постигла ужасная смерть: в общественной уборной, во время отправления естественных надобностей, у него внезапно вывалились наружу кишки. Арий умер в страшных мучениях, среди вони и нечистот, в буквальном смысле утопая в дерьме.
Согласно православной идеологии, после временного вероотступничества греков (Флорентийская уния 1439 г.) и захвата турками Константинополя (1453 г.) - миссию хранения истинной веры взял на себя русский народ. Именно русский народ (великорусы, малорусы, белорусы) является богоизбранным. Этот народ ненькопатриоты, как некогда Арий, стремятся разорвать на части. Они добились больших успехов. Многие слабые умы и сердца соблазнились «украинской национальной идеей». Поддерживает ее и государственная власть. Но «национально сознательным» следует помнить о судьбе Ария. Их конец будет таким же.
Примечания
1. Нечуй-Левицький І.С. Сьогочасна часописна мова на Украіні // Україна. 1907. №1. - C.10-11.
2. Цит. по: Краснюк М. Религиозно-философские воззрения Сковороды // Вера и разум. 1901. №16. - С.132.
3. Толочко П.П. Древняя Русь. Очерки социально-политической истории. К.,1987. - С.186.
4. Цит. по: Огієнко І. Українська літературна мова ХУІ-го ст. і український крехівський апостол. Т.1. Варшава, 1930. - С.469.
5. Библиотека иностранных писателей о России. Т.1. СПб., 1836. - C.20.
6. Архив историко-юридических сведений, относящихся до России. Книга вторая. М.,1855. - C.286.
7. Павлищев Н.И. Польская анархия при Яне Казимире и война за Украину. Т.2. СПб., 1887. - С.286.
8. Кулиш П.А. Об отношении малороссийской словесности к общерусской (Эпилог к «Чёрной раде») // Куліш П.О. Твори. Т.2. К.,1989. - C.459.
9. Цит. по: Флоринский Т. Малорусский язык и «украіно-руський» литературный сепаратизм. СПб., 1900. - C.46.
10. Ульянов Н.И. Русское и великорусское // Этнографическое обозрение. 1996. №6. - C.142.
11. Нечуй-Левицький І.С. Зібрання творів. Т.10. К.,1968. - С.355.
12. Антонович М. Історія України. Т.4. Прага, 1942. - С.9.
13. Гогоцкий С.С. Украйнофильство с его затеями о двухтекстовых учебниках. Почаев, 1881. - С.40.
14. Там же. - С.18.
15. Там же. - С.14.
16. Там же. - С.68-69.
17. Довбищенко Я. Михайло Дрогоманов // Пам`яти Михайла Драгоманова. Х., 1920. - C.10.
18. Плевако М. Григорій Квітка-Основ`яненко // Наше минуле. 1918. №2. - C.13.
19. Костомаров Н.И. Малорусская литература // Науково-публіцистичні і полемічні писання Костомарова. Б.м. 1928. - C.241.
20. Кулиш П.А. Обзор украинской словесности // Основа. 1861. №1. - С.244, 246, 247.
21. Цит по: Шамрай А. Харьківські поети 30-40 років ХІХ століття. Х., 1930. - С.67.
22. Цит. по: Коряк В. Нарис історії української літератури. Т.2. Х., 1929. - С.320.
23. Квітка-Основ`яненко Г.Ф. Твори. Т.5. К.,1957. - C.531.
24. Шевченко Тарас. Твори. Т.5 К.,1971. - C.12.
25. Там же. - C.73.
26. Скрипник М. Підсумки «літературної дискусії» // Більшовик України. 1926. №1. - C.31.
27.Флоринский Т. Малорусский язык и «украіно-руський» литературный сепаратизм. СПб.,1900. - C.7-8.
28. Будилович А. К вопросу о литературном языке Юго-Западной Руси. Юрьев, 1900. - C.14.
29. Чалый М. Иван Максимович Сошенко. К.,1877. - C.65.
30. Бутенко И. Что должен знать каждый об украинцах // Украина - это Русь. СПб.,2000. - C.169.
31. Щёголев С.Н. Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма. К.,1912. - C.50-51.
32. Студинський К. Епізоди боротьби за українство в 1863 р. // Ювілейний збірник на пошану академіка Михайла Сергієвича Грушевського. Т.2. К.,1928. - С.521-522.
33. Ульянов Н.И. Происхождение украинского сепаратизма. М.,1996. - C.191.
34. Перевод П.А.Кулиша на украинский язык Манифеста 19 февраля 1861 года и Положения о крестьянах // Киевская старина. 1905. Кн.2. - C.327.
35. Цит. по: Лемке М. Эпоха цензурных реформ 1859-1865 г. Спб.,1904. - C.302-303.
36. Гогоцкий С.С. Указ. соч. - С.37.
37. Переписка М. Драгоманова з В. Навроцьким // За сто літ. 1927. Кн. 1. - С. 102.
38. Вовк Хв. Де-що й з моїх австро-руських споминок // Привіт Іванови Франкови в сороклітє його письменської праці 1874 - 1914. Літературно-науковий збірник. Львів, 1916. - С.151.
39. Комаров А.И. Украинский язык, фольклор и литература в русском обществе начала XIX века // Учёные записки ЛГУ. №47. 1939. - C.153.
40. Уманец Ф.М. Вырождение Польши. СПб.,1872. С. - LXXYIII.
41. Савченко Ф. Заборона українства 1876 р. Х.-К., 1930. - С.379.
42. Цит. по: Громада. Українська збірка впорядкована Михайлом Драгомановим. Женева, 1878. - С.150.
43. Гогоцкий С. Указ. соч. - С.29.
44. Антонович Д. Триста років українського театру. 1619 - 1919. Прага, 1925. - С.131-132.
45. Там же. - С.117.
46. Коряк В. Вказ. праця. - С.220.
47. Козуб С. Леонід Глібов і царська цензура // Життя й революція. 1930. №2. - С.170.
48. Громада. - С. 246-247.
49. Там же. - С.238.
50. Стебницкий П. Очерк развития действующего цензурного режима в отношении малорусской письменности // Наука і культура. Вип. 26-27. 1993. - С.103.
51. Антонович Д. Вказ. праця. - С.123.
52. Огоновський Ом. Исторія литературы рускои. Часть 2. Львов, 1889. - С.139.
53. Єфремов С. В тісних рямцях. Українська книга в 1798-1916 рр. К.,1926. - С.17.
54. Там же. - С.20.
55. Нечуй-Левицький І.С. Зібрання творів. Т.10. - С.404.
56. Грінченкова М. і Верзилів А. Чернігівська українська громада. Спогади // Чернігів і північне лівобережжя. Огляди, розвідки, матеріяли. Б.м. 1928. - С.481.
57. Там же. - С.478.
58. Багалій Д.Й. Автобіографія // Юбілейний збірник на пошану академика Дмитра Йвановича Багалія з нагоди сімдесятої річниці життя та п*ядесятих роковин наукової діяльности. К.,1927. - С.119.
59. Там же.
60. Липа Ю. Велетенське завдання. Св. Письмо рідною мовою // Рідна мова. 1939. №2. - С.51.
61. Л.С. Додаток до роботи Т. Зіньківського «Штунда, українська раціоналістична секта» // Писання Трохима Зіньківського. Кн.2. Львів, 1896. - С.275.
62. Рецензії на шкільні підручники, які розглянуті в спеціяльних комісіях при міністерстві освіти до 1 липня 1918 р. Вип. 1. К.,1918. - С.44-45.
63. Дурдуківський В. Педагогічна діяльність Б.Грінченка Б.м.,б.д. (оттиск). - С.59-60.
64. Громада. - С.194.
65. Цит. по: Коряк В. Вказ. праця. - С.265-266.
66. Громада. - С.248.
67. Коряк В. Вказ. праця. - С.322.
68. Там же. - С.319.
69. Яворський М. Емський акт 1876 р. // Яворський М. На історичному фронті. Збірка статтів. Т. 1. Б.м. 1929. - С.94.
70. Грушевський М.С. Спомини // Київ. 1988. №9. - С.140.
71. Там же. №12. - С.133.
72. Костомаров Н.И. Указ. соч. - C.67.
73. Цит. по: Флоринский Т. Указ соч. - C.67.
74. Дорошенко Д. Народная украинская литература. СПб.,1904. - C.3
74* Коряк В. Вказ. праця. - Т.2. - С.263-264.
75. Цит. по: Стріха М. Українська мова // Сучасність. 1997. №12. - C.107.
76. Цит. по: Скрипник М.О. Національне відродження в сучасних капіталістичних державах на прикладі Закарпатської України // Прапор марксизму. 1928. №1. - C. 213.
77. Антоневич Н.И. Наше нынешнее положение (Эпизоды из новейшей истории). Львов, 1907. - C.28.
78. Демкович-Добрянський М. Українсько-польські стосунки у XIX сторіччі. Мюнхен, 1969. C.36-37.
79. Алабин П.Четыре войны. Походные записки в 1849, 1853, 1854-1856, 1877-1878 годах. Самара, 1888. Часть 1. - C.15, 25-26.
80. Цит. по: Макара М., Чаварга І. Росіяни в Карпатах // Науковий вісник Ужгородського університету. Серія Історія. Випуск 2. 1998. - C.86.
81. Гнатюк В. Національне відродження австро-угорських українців (1772-1880 роки) Відень, 1916. - C.44.
82. Филевич И.И. Вопрос о двух русских народностях и «Киевская старина» // Научно-литературный сборник. Повременное издание «Галицко-русской матицы». 1902. Т.2. Кн.4. - C.156.
83. Гнатюк В. Вказ. праця. - C.45.
84. Головацкий Я.Ф. Об отношениях галицких русинов к соседям // Основа. 1862. №5. - С.62-63.
85. Площанский В. Из истории Галицкой Руси 1882 г. Вильна, 1892. - С.31.
86. Свистун Ф. Прикарпатская Русь под владением Австрии. Часть 2. Львов, 1896. - C.40.
87. Проект политической программы для Руси австрийской. Львов, 1871. // www.ukrstor.com
88. Свистун Ф. Указ. соч. Часть 2. - С.270.
89. Щёголев С.Н. Указ. соч. - C.83.
90. Цит. по: Макарчук С.А. Энтосоциальное развитие и национальные отношения на западноукраинских землях в период империализма. Львов, 1983. - C.109.
91. Добрянский А.И. О современном религиозно-политическом положении Австро-Угорской Руси. М., 1885. - C.11-12.
92. Флоринский Т. Указ.соч. - C.113.
93. Цит. по: Мончаловский О.А. Литературное и политическое украинофильство. Львов, 1898. // www.ukrstor.com
94. Галицкая Русь в европейской политике. Львов, 1886. - C.116-117.
95. Цит. по: Устиянович К.Н. Галицко-русский сепаратизм // Научно-литературный сборник. Повременное издание «Галицко-русской матицы». 1904. Кн.3. - С.67.
96. Мончаловский О.А. Указ. соч.
97. Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси. Т.2. Нью-Йорк, 1961. // www.ukrstor.com
98. Там же. - C.117.
99. Свистун Ф. Указ.соч. Т.2. - C.441.
100. Там же. - C.278-279.
101. Корнієнко Н.П. Боротьба І.Франка за чистоту української літературної мови // Мовознавство. 1955. Т.13. - C.91-93, 100. П.К. Язикові та стилістичні поправки Франка в тексті літературно-критичної студії «Темне царство» // Літературний архів. 1931. Кн.1. - C.119-129.
102. Корнієнко Н.П. Вказ. праця. - C.89.
103. П.К. «Язикові та стилістичні» поправки Франка. - C.129.
104. См., например, Щёголев С.Н. Указ. соч. - C.143-152.
105. Цит. по: Лотоцкий О. Сторінки минулого. Частина 2. Варшава, 1933. - C.379-381.
106. Тищенко-Сірий Ю. Перші наддніпрянські українські масові політичні газети. Нью-Йорк, 1952. - С.4-5.
107. Там же. - С.5.
108. Там же. - С.6.
109. Єреміїв М. За лаштунками Центральної Ради (Сторінки зі спогадів) // Український історик. 1968. №1-4. - С.95.
110. Цит. по: Грінченко Б. Тяжким шляхом (Про українську пресу). К.,1912. - С.52.
111. Сніп. 18(31) березня 1912 р.
112. Дорошкевич О. Естет і поміщик // Життя й революція. 1925. №11. - C.66.
113. Довгань К. «На давніх позиціях» (Про сучасну українську літературну мову) // Життя й революція. 1925. №11. - С.50.
114. Цит. по: Сумцов М.Ф. Начерк розвитку української літературної мови. Х., 1918. - С.9.
115. Записка по вопросу о цензуре книг на малороссийском языке. Х., 1905. - C.2, 8.
116. Драгоманов М.П. Література російська, великоруська, українська і галицька. // Драгоманов М.П. Літературно-публіцистичні твори. Т.1. К., 1970. - С.186-187.
117. Там же. - С.188.
118. Там же. - С.137.
119. Літературно-науковий вісник. 1901. №3. - C.227-228.
120. Баштовий И. (Нечуй-Левицкий И.С.) Украинство на літературних позвах з Московщиною. Львов, 1891. - С.16.
121. Там же.
122. Там же. - С.17.
123. Там же. - С.17-18.
124. Флоринский Т. Указ. соч. - С.51-52.
125. Нечуй-Левицький І.С. Зібрання творів. Т.10. - С. 296.
126. Там же. - С.339-340.
127. Там же. - С.430.
128. Там же. - С.311,316-318, 321-323, 337, 418-421.
129. Там же. - С.440.
130. Там же. - С.337.
131. Там же. - С.440.
132. Там же. - С.426-427.
133. Там же. - С.132.
134. Там же. - С.461.
135. Там же. - С.464.
136. Нечуй-Левицький І.С. Сьогочасна часопис на мова на Украіні // Україна. 1907. №2. - C.205.
137. Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. - C.26.
138. См. Нечуй-Левицький І.С. Сьогочасна часописна мова на Украіні. // Україна. №1-3. Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912.
139. Нечуй-Левицький І.С. Сьогочасна часописна мова на Украіні // Україна. 1907. №2. - C.197.
140. Там же. - 1907. №1. - C.25.
141. Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. - C.7.
142. Там же. - C.44.
143. Там же. - C.16.
144. Там же. - C.48.
145. Там же. - C.88.
146. Там же. - C.63.
147. Там же. - С.65.
148. Нечуй-Левицький І.С. Сьогочасна часописна мова на Украіні. №1. - C.40.
149. Там же. - №2. - C.211.
150. Нечуй-Левицький І.С. Зібрання творів. Т.10. - С.468-469.
151. Там же. - С.472.
153. Там же. - С.481-483.
154. Коцюбинський М. Твори. Т.3. К., 1956. - C.108.
155. Паламарчук Л.С. Спостереження над авторськими лексико-синонімічними замінами в текстах художніх творів М.Коцюбинського // Мовознавство. 1955. Т.13. - C.110.
156. Козуб С. До початків літературної творчости Коцюбинського // Коцюбинський. Збірка статей. Т.1. Х.-К., 1931. - С.229.
157. Цит. по: Кримський А. Українська мова, звідкіля вона взялася і як розвивалася // О.Шахматов - А.Кримський. Нариси з історії української мови та хрестоматія з пам`ятників письменської старо-українщини XI-XVIII вв. К., 1924. - С.121.
158. Там же. - С.120-121.
159. Пчілка О. Наша нова літературна мова // Рідний край. 1909. №3.
160. Королів-Старий В. «Розмови про мову» // Рідна мова. 1939. №7-8. - С.291.
161. В.Ст. Українська політика // Дзвін. Збірник. К.,1907. - С.239.
161*. Мацюк Г.П., Панько Т.І. Питання української наукової мови в системі поглядів М.Грушевського // Мовознавство. 1991. №6. - С.5.
162. Животко А. Історія української преси. Мюнхен, 1989-90. - С.191.
163. Нечуй-Левицький І.С. Зібрання творів. Т.10. - С.488-489.
164. Грушевський М. Про українську мову й українську справу. К., 1907. - C.8.
165. Пачовський М. Літературна мова на Україні // Україна. 1907. №4. - C.63.
166. Гнатюк В. В справі нашої літературної мови // Діло. 25 марта 1913 р.
167. Гнатюк В. В справі нашої літературної мови // Діло. 27 марта 1913 р.
168. Гнатюк В. В справі нашої літературної мови // Діло. 28 марта 1913 р.
169. Там же.
170. Гнатюк В. В справі нашої літературної мови // Діло. 25 марта 1913 р.
171. Левицький М. Де-що до справи про вкраїнську письменницьку мову // Літературно-науковий вісник. 1909. №8. - С.239.
172. Там же.
173. Там же. - С.250.
174. Там же. - С.248.
175. Там же. - С.239.
176. Там же. - С.251.
177. Там же. - С.240.
178. Там же. - С.241.
179. Там же. - С.243.
180. Там же. - С.241.
181. Там же. - С.240.
182. Пилипович (Левицький) М. Де-що про сучасну стадію розвитку вкраїнської літературної мови // Світло. Грудень. 1912. - С.26.
183. Там же.
184. Там же. - С.26-27.
185. Там же. - С.27.
186. Там же. - С.28.
187. Там же. - С.28-29.
188. Там же. - С.30-31.
189. Там же. - С.29.
190. Там же. - С.33.
191. Там же. - С.34-35, 41-42. Січень. 1913. - С.34-35.
192. Там же. Січень.1913. - С.37.
193. Там же. - С.34.
194. Там же. Грудень. 1912. - С.37.
195. Там же. - С.38.
196. Там же. - С.39.
197. Там же. Січень. 1913. - С.36.
198. Огієнко І. Як селяне читають і пишуть по вкраїнськи (Матеріали до питання про вкраїнський правопис) // Літературно-науковий вісник. 1909. №8. - С.506.
199. Там же.
200. Там же. - С.507.
201. Там же.
202. Там же. - С.508.
203. Там же. - С.510.
204. Там же.
205. Там же. - С.512.
206. Там же. - С.513.
207. Там же. - С.510.
208. Жученко М. (Дорошенко Д.) Про українську літературну мову // Матеріали з історії національної журналістики Східної України початку ХХ століття. К.,2001. - С.225.
209. Там же. - С.230.
210. Там же. - С.228.
211. Там же. - С.229.
212. Там же. - С.232-233.
213. Там же. - С.233.
214. Там же. - С.234.
215. Там же.
216. Там же. - С.237.
217. Стешенко І. Про українську літературну мову. К.,1912. - C.15.
218. Там же. - C.8-9.
219. Там же. - C.15.
220. Там же. - C.34.
221. Там же. - C.35.
222. Постернак С. Із історії освітнього руху на Україні за часи революції 1917-1919 рр. К.,1920. - С.26.
223. Верстюк В.,Остапко Т. Діячи Української Центральної ради. К., 1998. - C.134.
224. Янковський О. Посягання на мову - посягання на державність // Віче. 1993. №4. - C.128.
225. Протест Совета Университета Св. Владимира против насильственной украинизации Южной России, принятый на заседании Совета 26 июля 1917 года // Университетские известия. 1916. №11-12. К., 1917. - C.6.
226. Цит. по: Зінченко А. Для вивчення української мови замало і вісімдесяти років // Вісті з України. 1995. №25.
227. Июльские резолюции Русского Народного Совета Прикарпатской Руси. Ростов-на-Дону, 1917. - С.8.
228. Там же. - С.9.
229. Цит. по: Гірчак Є. Ленін і українське питання // Більшовик України. 1929. №2. - С.26-27.
230. Листи М.Грушевського до Т.Починка з додатком двох листів до Д.Островського // Український історик. 1970. №1-3. - С.189.
231. Коломийченко Хв. Революція й життябудівництво України. М.,1917. - С.10-11.
232. Лотоцький О. Вказ. праця. Частина 2. - C.359.
233. Крилач С. Жахлива небезпека для рідної мови // Шлях. 1918. №4-5. - C.84.
234. Мандрика М.І. Дещо за роки 1917 та 1918 (З неопублікованих споминів) // Український історик. 1977. №1-2. - С.87.
235. Там же.
236. Там же. - С.89.
237. Там же. - С.92.
238. Федоровский Ю. К 80-летию Донецко-Криворожской республики // www.ukrstor.com
239. Народна справа. 14 вересня (сентября) 1918 р.
240. Постернак С. Вказ. праця. - С.35.
241. Там же. - С.71.
242. Там же. - С.34.
243. Там же.
244. Елпатьевский С.Украина и Россия // Родная земля. 1918. №1 - C.105.
245. Янковский О. Вказ. праця. - C.120.
246. Лозовий В.С. Діяльність бібліотеки Кам*янець-Подільського університету з відродження історичної пам*яті та формування національної свідомості. Доповідь на міжнародній науковій конференції «Професійний імідж бібліотекаря інформаційного суспільства». Жовтень 2002 року.
247. Дорошенко Д.І. Історія України. 1917-1923. Т.2. К.,2002. - С.235.
248. Там же.
249. Махно Н. Воспоминания. Кн.1. К., 1991. - C.113.
250. Центральный Исполнительный Комитет СССР. Вторая сессия. Стенографический отчёт. М., 1926. - C.513.
251. Винниченко В. Відродження нації. Частина 2. К.,1990. - C.259-260.
252. Михайлов И.К. Четверть века подпольщика. М.-Л.,1928. - С.217.
253. Синявський О. Коротка історія «Українського правопису» // Культура українського слова Збірник 1.Х.- К., 1931. - C.110.
254. Государственная Дума. Третий созыв. Стенографические отчёты. 1909г. Сессия третья. Часть 1. СПб., 1910. - C.3081.
255. Там же. 1910г. Сессия четвёртая. Часть 1. СПб., 1910. - C.1280.
256. Грушевський М.С. Спомини // Київ. 1989. №8. - С.144.
257. Дикий А. Указ. соч.
258. Саліковський О. Нова Україна (шлях нашої державності). К.,1919. - С.66.
259. Мартынов А. Мои украинские впечатления. М., б.г. - С.34.
260. Цит. по: Пивовар С. Берестейський мирний договір крізь призму ставлення українського народу до державності // Київська старовина. 1998. №1. - C.35.
261. Цит. по: Мельниченко В.Ю. Історичне значення воєнно-політичного союзу радянських республік // Український історичний журнал. 1986. №1. - С.41.
262. Струхманчук Я. Серед орієнтацій (Із спогадів про розклад Галицької Армії 1919-20 рр.) // Західна Україна. ДВУ.1927. - С.270.
263. Цит. по: Щеголев С.Н. Указ. соч. - C.507.
264. Цит по: А.М. «Лирические малорусские песни, преимущественно свадебные. Составил Я.Ящуржинский». Варшава, 1881 // Исторический вестник. 1882. №2. - С.475-476.
265. Геттер А. Европейская Россия. Антропогеографический этюд (перевод с немецкого). М., 1907. - C.48.
266. Гофман М. Записки и дневники 1914-1918. Л.,1929. - С.242.
267. Там же. - С.247.
268. Саліковський О. Вказ. праця. - С.43.
269. Там же.
270. Там же. - С.56.
271. Доценко О. Літопис української революції. Матеріали й документи до історії української революції 1917-1923. Т.2. Кн.5. Т.-Львів, 1924. - С.378.
272. Там же. - С.107.
273. Саліковський О. Вказ. праця. - С.55.
274. Там же. - С.55.
275. Доценко О. Вказ. праця. - С.267.
276. Там же. - С.172.
277. Липинский В. Листи до братів-хліборобів. Київ-Філадельфія, 1995. - C.97.
278. Там же.
279. Липинський В. З приводу статті генерала Залеського // www.ukrstor.com
280. Диманштейн С. Проблемы национальной культуры и культурного строительства в национальных республиках // Вестник Коммунистической Академии. 1929. №31(1). - С.125.
281. Лейтес А. Ренесанс української літератури. Б.м. 1925. - С.31-32.
282. Ганцов В. Проблеми розвитку нашої літературної мови // Життя й революція. 1925. №10. - С.61.
283. Кічак І. Гримаси нашої дійсності // Визвольний шлях. 1995. №9. - С.1116.
284. Постернак С. Вказ. праця. - С.122.
285. До історії міжнаціональних процесів на Україні // Український історичний журнал. 1990. №8. - С.100.
286. Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства Украины . 1919. №23. - C.348.
287. Постернак С. Вказ. праця. - С.38.
288. Там же.
289. Арнаутов В.О. Короткий нарис історії соцвиху на Україні // Записки Харківського інституту народної освіти. Т.2. 1927. - С.9.
290. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.49. М.1970. - С.377.
291. Перший всеукраїнський учительський з*їзд в Харкові від 5 до 11 січня 1925 р. Х.,1925. - С.65.
292. Цит. по: Постишев П. Підсумки перевірки партійних документів в КП(б)У і завдання партійної роботи. З доповіді на Пленумі ЦК КП(б)У 29 січня 1936 року // Про партійну роботу б.м. 1936. - С.304.
293. Сталін Й.В. Твори. Т.5. К.,1948. - С.48.
294. Люксембург Р. Рукопись русской революции // Вопросы истории. 1990. №2. - С.20.
295. Там же. - С.22-23.
296. Переписка редакции газеты «Свободное слово Карпатской Руси» со своими читателями по национальному вопросу // www.ukrstor.com
297. Верменич Я.В. Здійснення українізації у 20-30-х роках: політичні і культурні аспекти проблеми. Дисертація на здобуття наукового ступеня кандидата історичних наук. К., 1993. - C.27.
298. До історії міжнаціональних процесів на Україні // Український історичний журнал. 1990. №8. - С.100.
299. Комуністична партія України в резолюціях і рішеннях з`їздів, конференцій і пленумів. Т.1. К., 1976. - C.214.
300. Там же. - C.212.
301. Равіч-Черкаський М. Історія Комуністичної партії (б-ів) України. Х.,1923.- С.8.
302. Дикий А. Указ. соч.
303. Двенадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. М.,1968. - С.570.
304. Там же. - С.504.
305. Там же. - С.694.
306. Собрания узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства Украины. 1923. №29. - C.913-914.
307. Драгоманов М.П. Листи на Наддніпрянську Україну // Драгоманов М.П. Літературно-публіцистичні праці. К., 1970. - C.452.
308. Коряк В. Боротьба за Шевченка. Х.,1925. - С.106.
309. Синявський О. Принципи редагування мови й правопису Т.Шевченко // Культура українського слова. Збірник 1. Х.-К., 1931. - C.117-118.
310. Т.Г.Шевченко в епістолярії відділу рукописів. К.,1966. - С.38.
311. Шевченко Т.Г. Повне зібрання творів. Т.6. К., 1964. - C.367.
312. Шевченко Т.Г. в епістолярії відділу рукописів. К., 1966. - C.253.
313. Синявський О. Принципи редагування мови й правопису Т.Шевченко. - C.116.
314. Рулін П. Примітки // Рання українська драма. Б.д. Б.м. - С.ІІ.
315. Там же. - С.ІІІ-ІУ.
316. Грушевський М. Вказ. праця. - C.12-13.
317. Сумцов М.Ф. Начерк розвитку української літературної мови. Х., 1918. - C.16.
318. Стешенко І. Вказ. праця. - C.34.
319. Грінченко Б. Тяжким шляхом. (Про українську пресу). К., 1912. - C.40.
320. Кримський А. Українська мова, звідкіля вона взялася і як розвивалася // О.Шахматов - А.Кримський. Нариси з історії української мови та хрестоматія з пам`ятників письменської старо-українщини XI-XVIII вв. К., 1924. - C.115.
321. Квірінг Е. Крутий поворот чи розгортання попередньої роботи // Червоний шлях. 1923. №4-5. - C.109.
322. Левченко. До організації гуртків культури українського слова // Життя й революція. 1926. №2-3. - С.126.
323. Киевский губернский комитет КП(б)У. Отчет (май 1924 г. - февраль1925 г.). К.,1925. - С.52.
324. Перший всеукраїнський учительський з*їзд. - С.76.
325. Єфремов С. Щоденники. 1923-1929. К.,1997. - С.155.
326. Скрипник М. Політика наркомосвіти в царині мистецтва. // Скрипник М. Статті й промови. Т.5. Х.,1930. - С.89-90.
327. Цит. по: Хвиля А. Проти українського й російського націоналізму. Б.м., 1927. - С.32.
328. Цит по: Сулима М. Регулятори й дисонатори української літературної мови // Життя і революція. 1927. №1. - C.131.
329. Янковський О. Вказ. праця. - C.131.
330. Цит. по: Хвиля А. Ясною дорогою. Б.м., 1927. - С.79.
331. Про українізацію техперсоналу освітустанов // Бюллетень народного комісаріату освіти. 1926. №13(31). - С.26.
332. Малій К. Українізація освіти // Рідна школа. 1996. №11-12. - С.30.
333. Єфремов С. Щоденники. - С.256.
334. Там же. - С.431.
335. Там же. - С.155.
336. Скрипник М. Політика наркомосвіти в царині мистецтва. - С.93.
337. Листування Михайла Грушевського. К. - Нью-Йорк - Париж - Львів - Торонто, 1997. - С.267-268.
338. Рудченко Д. Про пожвавлення нашої роботи // Збірник Центральних державних курсів українознавства (далее - ЦДКУ). Х.,1928. - С.10.
339. Там же. - С.11.
340. Лобко-Лобанівський В. Збагачення лексики слухача та методи її вщеплення // Збірник ЦДКУ. - С.90.
341. Денисенко В. До збирання відомостей із історії дерусифікації // Голос українізатора. 1927. №3. - С.45.
342. Попов С. Характеристичні помилки підчас навчання української мови // Збірник ЦДКУ. - С.115-116.
343. Стенографічний звіт ХУ-ої округової конференції Київської організації КП(б)У. К., 1930. - С.505.
344. Васильківський М. Як навчити усної мови (розмови) // Збірник ЦДКУ. - С.106.
345. С.Б. Диспут «Шляхи розвитку української літературної мови» // Життя й революція. 1925. №10. - С.102.
346. Керкез Я. Художня література і селянський читач // Критика. 1929. №12. - С.20.
347. Перший Всеукраїнський учительський з*їзд. - С.75.
348. Там же. - С.129.
349. Дорошенко М. Наслідки перевірки Київського сільськогосподарського інституту // Голос українізатора. 1927. №3. - С.40.
350. Синявський О. «Грамматика» при навчанні української мови // Збірник ЦДКУ. - С.80.
351. Від редакції // Вісник Інституту української наукової мови. 1928. №1. - С.7.
352. Осипов М. Українська мова в гуртках найвищого типу ЦДКУ // Збірник 2 ЦДКУ. Х.,1929. - С.55.
353. Там же. - С.60.
354. Рудченко Д. Красне письменство на курсах українознавства // Збірник 2 ЦДКУ. - С.94-95.
355. Там же. - С.95.
356. Там же. - С.96-97.
357. Там же. - С.99.
358. Там же. - С.96.
359. Там же. - С.97.
360. Там же. - С.98.
361. Там же. - С.99.
362. Там же. - С.93.
363. Там же. - С.102.
364. Лапчинський Г. Національна політика за десять років социяльної революції // Життя й революція. 1927. №5. - С. 249.
365. Хвиля А. Ясною дорогою (рік на літературному фронті). Б.м., 1927. - С.70.
366. Там же. - С.80.
367. Сулима М.Ф. Мова нашого студента // Записки Харківського інституту народної освіти. Т.3. Х., 1928. - С.27.
368. Есен С. З матеріялів про українізацію округ // Збірник ЦДКУ. - С.132.
369. Волков Стан вузів України // Більшовик України. 1929. №17-18. - С.88.
370. І.Ш. «Українська мова та шляхи її розвою» // Життя й революція. 1925. №11. - С.91.
371. Студинський К. З побуту на Радянській Україні. Львів, 1927. - С.77.
372. Хоменко А. Національний склад людности УСРР. Б.м.,1931. - С.10.
373. Там же.
374. Міртов А.В. Східна межа української мови // На мовознавчому фронті. Кн.1. К.,1931. - С.104.
375. Хоменко А. Вказ. праця. - С.18.
376. Міртов А.В. Вказ. праця. - С.104.
377. Стенографічний звіт ХУ-ої округової конференції Київської організації КП(б)У. - С.594.
378. Там же. - С.274-275.
379. Там же. - С.595.
380. Там же. - С.597.
381. Хоменко А. Вказ. праця. - С.39.
382. Єфремов С. Щоденники. - С.157.
383. Листи М.Грушевського до Т.Починка. - С.182.
384. Листи М.Грушевського до Е. Фариняка (1923 р.) // Український історик. 1977. №1-2. - С.128.
385. Цит. по: Хвиля А. Ясною дорогою. - С.77.
386. Гординський Я. Повість у Радянській Україні // Рідна мова. 1938. №7-8. - С.321.
387. Верменич Я.В. Вказ. праця. - C.90.
388. Шерех (Шевельов) Ю. Українська мова в першій половині двадцятого століття (1900-1941). Стан і статус // Шерех Ю. Поза книжками і з книжок. К., 1998. - C.329-330.
389. Денисенко В. Вказ. праця. - C.45.
390. Хоменко А. Вказ. праця. - C.39.
391.Шерех (Шевельов) Ю. Вказ. праця. - C.330.
392. І.Ш. Вказ. праця. - С.91.
393. Коряк В. Нарис історії української літератури. Т.2. - С.47.
394. Цит. по: Гірчак Є. Хвильовизм. Х.,1930. - С.128.
395. Єфремов С. Щоденники. - С.533.
396. Блінда Л.В. Українізація та її роль в суспільно-політичному житті українського народу в 20-і роки. Дисертація на здобуття наукового ступеня кандидата історичних наук. К., 1992. - C.117.
397. Єфремов С. Щоденники. - С.431.
398.Фрід Д. До питання про коріння КПУ // Більшовик України. 1927. №14. - C.37.
399. Хвиля А. Про одну спробу ревізії ленінізму // Більшовик України. 1929. №19. - 33-34.
400. Гладкий М. Мова сучасного українського письменства. Х. -К., 1930. - C.96.
401. Довгань К. Вказ. праця. - C.53.
402. Ганцов В. Вказ. праця. - C.65.
403. І.Ш. Вказ. праця. - С.91.
404. Українська мова та шляхи її розвою // Життя й революція. 1925. №11. - C.91.
405. Др. Луців. Мовні дивогляди // Літературно-науковий вісник. 1931. Т.107. - С.1089.
406. І.Ш. Вказ. праця. - С.93.
407. Каганович Н. Кілька слов про словники // Прапор марксизму. 1930. №3. - С.123.
408. Фаворський В. «Інж. Т.Садовський та Ів.Шелудько. Словник технічної термінології. Загальний/» // На мовознавчому фронті. - С.99.
409. Довгань К. Вказ. праця. - С.51.
410. Ганцов В. Вказ. праця. - С.63.
411. Листи С.О.Єфремова до Є.Х.Чикаленка // Український історик. 1975. №3-4. - С.118.
412. Диманштейн С. Указ. соч. - С.123.
413. Довгань К. Вказ. праця. - С.51.
414. Диманштейн С. Указ. соч. С.123.
415. Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет. М.,1934. - С.48-49.
416. Лейтес А., Яшек М. Десять років української літератури (1917-1927). Т.2. Б.м.,1928. - С.98.
417. Студинський К. Вказ праця. - С.65.
418. Єфремов С. Щоденники. - С.587.
419. Маніфест Всеукраїнського з*їзду пролетарських письменників // Лейтес А., Яшеак М. Вказ. праця. - С.234.
420. Гехтман І. До проблеми національної культури // Більшовик України. 1929. №21-22. - С.106.
421. Скрипник М. До теорії боротьби двох культур // Скрипник М. Статті й промови. Т.2. Ч.1. Б.м.,1929. - С.110.
422. Курило О. Уваги до сучасної української літературної мови. Б.м.,1925. - С.1.
423. Там же. - С.190.
424. Перший всеукраїнський учительський з*їзд. - С. 74.
425. Хвиля А. Про одну спробу ревізії ленінізму. - С44-45.
426. Там же. - С.67.
427. Ткаченко І. Словникову роботу на широке громадське обговорення // На мовознавчому фронті. Кн..1. К. 1931. - C.6-7.
428. І.Ш. Вказ. праця. - С.91.
429. Марковський Є. Російсько-український словник. Т.1 // На мовознавчему фронті. - С.45.
430. Огієнко І. Сучасна літературна мова Наддніпрянської України // Рідна мова. 1938. №2(62). - С.63.
431. Там же. - С.69.
432. Там же. - С.72.
433. Листи І. Огієнка до А.Кримського // Слово і час. 1996. №7. - С.17.
434. Стріха М. Українська мова // Сучасність. 1997. №12. - C.118.
435. Волков. Вказ. праця. - С.89.
436. Лапчинський Г. Вказ. праця. - С.249.
437. Петрусь В. Техніка язика // Життя й революція. 1926. №1. - С.54.
438. Витяги з постанов Колегії НКО з протоколу №21 // Бюлетень народного комісаріяту освіти. 1926. №13(31). - С.7. 439. Центральный Исполнительный Комитет СССР. Вторая сессия. Стенографический отчёт. М., 1926. - C.501.
440. Щепотьєв В. Мова наших школярів // Етнографічний вісник. 1927. Кн..3. - C.76.
441. Гладкий М. Мова сучасного українського письменства. Х.-К.,1930. - С.144.
442. Йогансен М. «Академічна неписьменність чи мовне шкідництво?» // Літературний архів. 1930. Кн.3-4. - С.329.
443. Ганцов В. Вказ. праця. - С.64.
444. Мурський В. Коротка граматика української мови для шкіл та самонавчання. Б.м. Б.д. Смаль-Стоцький С., Гартенер Ф. Граматика руської мови. Відень, 1914. Грох Грохальський Ю. Російсько-український словничок граматичних термінів. Козятин, 1917. Нечуй-Левицький І.С. Граматика української мови. Частка 1. К. 1913. Частка 2 К. 1914. Грунский Н.Н. Украинская граматика. К.1919. Крымский А. Украинская граматика для учеников высших классов гимназий и семинарий Приднепровья. М.,1908. Т.1.
445. Огієнко І. Нариси з історії української мови: система українського правопису. Варшава, 1927. - С.203.
446. Довгань К. Вказ. праця. - C.52.
447. Ганцов В. Вказ. праця. - С.61.
448. Косіор Ст. Українізація і завдання КП(б)У // Більшовик України. 1929. №1.- С.38.
449. Там же. - С.39.
450. Там же. - С.41.
451. Там же. - С.40.
452. Цит. по: Ахматов Л. «Спілка визволення України» // Вісник радянської юстиції. 1930. №6. - С.163.
453. Косіор Ст. Вказ. праця. - С.42.
454. Шліхтер О. Чергові завдання культурного фронту // Шліхтер О. Боротьба проти національних ухилів на сучасному етапі. Б.м.,1933. - С.39.
455. Там же. - С.37.
456. Ахматов Л. Вказ. праця. - С.164.
457. Попов М.М. Перетворити Україну в зразкову республіку // Попов М.М. За радянську Україну невід*ємну частину СРСР. К.,1936. - С.53.
458. Попов М.М. Про націоналістичні ухили в лавах української парторганізації і про завдання боротьби з ними // Там же. - С.42.
459. Цит. по: Попов М.М. Про націоналістичні ухили... С.40.
460. Огієнко І. Смілі новотвори сучасних письменників // Рідна мова. 1939. №7-8. - С.333.
461. Дописи прихильників рідної мови // Там же. 1938. №12. - С.533-534.
462. Дмитриев М.В. Этнонациональные отношения русских и украинцев в свете новейших исследований // Вопросы истории. 2002. №8. - С.158.
463. Аркуша О., Мудрий М. Русофільство в Галичині в середині ХІХ - на початку ХХ ст.: генеза, етапи розвитку, світогляд // Вісник Львівського університету. Серія історична. 1999. Вип. 34. - С.250.
464. Пашаева Н.М. Очерки истории русского движения в Галичине ХІХ вв. М.,2000. - С.130.
465. Терех И. Украинизация Галичины // Украина - это Русь. СПб., 2000. - C.134-135.
466. Павлик М. Москвофільство та українофільство серед австро-руського народу. Львів, 1906. - C.25.
467. Там же. - C.4-5.
468. Грушевський М. Наша політика. Львів, 1911. - С.23.
469. Там же. - С.86.
470. Чайковський А. Мої спомини про Івана Франка // Спомини про Івана Франка. Львів, 1927. - С.35.
471. Вовк Хв. Вказ. праця. - С.157.
472. Аркуша О., Мудрий М. Вказ. праця. - С.268.
473. Пашаева Н.М. Указ. соч. - С.84.
474. Цит. по: Аристов Ф.Ф. Карпато-русские писатели // Ваврик В.Р. Терезин и Талергоф. М.,2001. - С.142.
475. Ваврик В.Р. Терезин и Талергоф. М.,2001. - С.103-104.
476. Медвецкий С. Как росла и воспитывалась русская молодёжь вне пределов державной Руси // Украина - это Русь. СПб., 2000. - C.143.
477. Кулаковский П. Русский язык и литература пред судом в Австро-Венгрии. Вильно, 1900. - C.22-28.
478. Терех И. Указ. соч. - C.136.
479. Грушевський М. Наша політика. - С.93.
480. Мончаловский О.А. Святая Русь. Львов, 1903. - С.83.
481. Аркуша О., Мудрий М. Вказ. праця. - С.265.
482. Цит. по: Талергофский альманах. Памятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время Всемирной войны 1914-1917 гг. Вып. 1. Львов, 1924. // www.ukrstor.com
483. Дикий А. Указ. соч. // www.ukrstor.com
484. Попик С.Д. «Ukrainischer irredentismus» до питання про боротьбу з москвофільством у Австрії (1914-1917) // Науковий вісник Чернівецького університету. 1996. Випуск 6-7. Історія. - C.226.
485. Осетинський В.К. Австрійський військово-поліцейський терор в Галичині під час першої світової війни // Наукові записки Львівського державного університету. Т.46. Львів, 1957. - C.67.
486. Талергофский альманах. Вып. 1.
487. Ронге М. Разведка и контрразведка. М.,1939. - С.74-75.
488. Осетинський В.К. Галичина під гнітом Австро-Угорщини в епоху імперіалізму. Львів, 1954. - C.94.
489. Там же. - C.97.
490. Ронге М. Указ. соч. - С.88.
491. Казанский П.Е. Присоединение Галичины, Буковины и Угорской Руси. Одеса, 1914. - C.18.
492. Масловський В.І. Дорога в безодню. Львів, 1978. - C.25.
493. Цит по: Платонов О. Россия перед вторым пришествием // Молодая гвардия. 1996. №7. - C.316-317.
494. Пашаева Н.М. Указ. соч. - С.156.
495. Там же.
496. Талергофский альманах. Вып. 1.
497. Ронге М. Указ. соч. - С.88-89.
498. Ваврик В.Р. Указ. соч. - С.66.
499. Талергофский альманах. Вып. 1.
500. Там же.
501. Пашаева Н.М. Указ. соч. - С.153.
502. Батурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции в годы первой мировой войны., М., 2000. - C.88.
503. Там же. - C.94.
504. Старосельский А.Ф. Малороссия вне границ России. Из галицких впечатлений // Русская мысль. 1915. №2. - C.152-153.
505. Осетинський В.К. Галичина під гнітом Австро-Угорщини. С.98.
506. Батурина А.Ю. Указ. соч. - С.187-188. Макарчук С.А. Указ.соч. - C.62.
507. «Украинцы... могут сделаться честными австрийцами» // Военно-исторический журнал. 1997. №3. - C.59.
508. Цит. по: Хвиля А. Блюдолизи графів Бобринських //Більшовик України. 1928. - C.85.
509. Пашаева Н.М. Указ. соч. - С.164.
510. Бензя П. Політичні партії на Західній Україні // Західна Україна. К.1927. - С.24.
511. Більшовик України. 1930. №5-6. - С.105.
512. Вінярський К. Третій з*їзд КПЗУ про національне питання на Західній Україні. Б.д. Б.м., - С.90.
513. Лозняк М. Поширення української книжки товариством «Просвіта» на Лемківщині у 30-х роках ХХ ст. // Вісник Львівського університету. Серія історична. Вип. 34. 1999. - С.490.
514. Ткачівський С. Дещо про минуле // Західна Україна. К.,1927. - С.25.
515. Хвиля А. Блюдолизи графів Бобринських // Більшовик України. 1928. №18. - С.88.
516. Там же. - С.90.
517. Цит. по: Хвиля А. Блюдолизи графів Бобринських. - С.85.
518. Там же. - С.86.
519. Политические партии в Польше, Западной Белоруссии и Западной Украине. Б.м., 1935. - С.331-332.
520. Огієнко І. Чистота й правильність української мови. Львів, 1925. - С.68.
521. Огієнко І. Українська літературна мова ХУІ-го ст. і український крехівський апостол. Т.1. - С.232.
522. Там же. - С.231-232.
523. Огієнко І. Чистота й правильність української мови. - С.15-16, 18-19, 27, 30, 62, 98, 125, 154; Огієнко І. Життя слів // Рідна мова. 1938. №3. - С.136; Огієнко І. Історія слова «піп» // Там же. 1938. №7-8. - С.290.
524. Огієнко І. Чистота й правильність української мови. - С.13.
525. Огієнко І. Українська літературна мова ХУІ-го ст. і український крехівський апостол. Т.1. - С.123.
526. Огієнко І. Мова наших часописів. Мова щоденника «Діло» // Рідна мова. 1938. №12. - С517.
527. Огієнко І. Денник літературного критика. Нові видання. // Рідна мова. 1939. №6. - С.286.
528. Огієнко І. Денник літературного критика. Нові видання // Рідна мова. 1939. №9. - С.398.
529. Огієнко І. Мова Євгена Маланюка («Перстень Полікрата» 1939) // Там же. - С.388.
530. І.О. Денник літературного критика. Нові видання // Рідна мова. 1939. №7-8. - С.345.
531. І.О. По словах, а не архаїчне - по словам // Рідна мова. 1939. №5. - С.235.
532. Дичук Л. Вороги «Рідної мови» // Рідна мова. 1939. №6. - С.287.
533. Барагура В. Психологічні основи успіху літературного твору // Рідна мова. 1938. №9. - С.367-368.
534. Колодрубець М. Рідної мови треба завжди навчатися // Рідна мова. 1938. №4. - С.177-178.
535. Кривоносюк П. «Рідна мова» вказала національну дорогу в рідній мові // Рідна мова. 1938. №6. - С.286.
536. Тернистим шляхом! // Рідна мова. 1938. №1. - С.1.
537. Дописи прихильників рідної мови // Рідна мова. 1939. №9. - С.399.
538. Панейко О. За чистоту української мови в школі // Українська мова. Часопис українського вчительства в ген.-губернаторстві. 1943. №10-12. - С.82.
539. Мінко Ю. Методи й цілі навчання німецької мови в українських народних школах // Там же. - С.97.
540. Пашаева Н.М. Указ. соч. - С.174.
541. Аркуша О., Мудрий М. Вказ. праця. - С.235.
542. Геровский А. Украинизация Буковины // www.ukrstor.com
543. Піддубний Г. Буковина. Б.м., 1928. - С.49.
544. Там же. - С.84.
545. Там же. - С.103.
546. Алісов П. Національне питання в Румунії // Більшовик України. 1929. №4. - С.107.
547. Канюк С. Буковина під Румунією // Західна Україна. Б.м., 1927. - С.255.
548. Піддубний Г. Вказ. праця. - С.147.
549. Терлецкий В. Угорская Русь и возрождение сознания народности между русскими в Венгрии. К.,1874. - С.15.
550. Гнатюк В. Національне відродження австро-угорських українців (1772-1880 рр.). Відень, 1916. - С.46.
551. Гнатюк В. Причинок до історії зносин галицьких і угорських русинів // Літературно-науковий вісник. 1899. №7-9. - С.167-168.
552. Там же. - С.168-169.
553. Там же. - С.169-170.
554. Там же. - С.170.
555. Цит. по: Огоновский О. История литературы рускои. Часть 2. - С.128.
556. Письмо из венгерской Руси // Вестник Юго-Западной и Западной России. 1863. Т.3, февраль, - С.253-254.
557. Там же. - С.254-255.
558. Там же. - С.257.
559. Цит. по: Огоновский О. История литературы рускои. Часть 2. - С.128.
560. Памятная записка Центральной Русской Народной Рады переданная д-ру Милану Ходже, председателю Совета министров Чехословацкой республики // www.ukrstor.com
561. Там же.
562. Цит. по: Скрипник М.О. Національне відродження в сучасних капіталістичних державах на прикладі Закарпатської України // Прапор марксизму. 1928. №1. - С.218.
563. Прокоп М. Авантюра галицких самостийников на Закарпатской Руси. // www.ukrstor.com
564. Геровский Г. Язык подкарпатской Руси. М.,1995. - С.85.
565. Там же.
566. Памятная записка Центральной Русской Народной Рады.
567. Вегеш М. До питання про діяльність першого автономного уряду Подкарпатской Руси (11-26 жовтня 1938 р.) // Науковий вісник Ужгородського університету. Серія: історія. Вип. 2. 1998. - С.64.
568. Бонкало А. Руський литературный язык. Унгвар, 1941. - С.9.
569. «Между Подкарпатской Русью и Галицией нет ничего общего». Интервью с главным редактором газеты «Карпатская панорама», президентом фонда «Карпатороссия» В.Разгуловым // www.ukrstor.com
570. Переписка редакции газеты «Свободное слово Карпатской Руси» со своими читателями по национальному вопросу // www.ukrstor.com
571. Дзюба І. Інтернаціоналізм чи русифікація // Вітчизна. 1990. №5. - С.116.
572. Україна молода. 25 квітня 2000 року.
573. Шульга Н.А. Функционирование украинского и русского языков в украинском обществе // Что делать? №3-4 (7-8), февраль, 2001 г. - С.82.
574. Там же.
575. Сулима М.Ф. Мова нашого студента // Записки Харківського інституту народної освіти. Т.3. Х., 1928. - С.20.
576. Огиенко И.И. Иноземные элементы в русском языке. К., 1915. - С.70-71.
577. И...ъ. О характере и деятелях народного образования // Вестник Юго-Западной и Западной России. Т.3, февраль. - С.167.
578. Там же. - С.169-170.
579. Там же. - С.170-172.
580. Цит. по: Коряк В. Нарис історії української літератури. Т.2. - С.204.
581. Флоринский Т. Указ. соч. - С. 116.
582. Там же. - С.121-122.
583. Трубецкой Н.С. Общеславянский элемент в русской культуре // www.ukrstor.com
584. Лосский Н. Украинский и белорусский сепаратизм // Север. 1992. №4. - С.101-102.
585. Мончаловский О.А. Литературное и политическое украинофильство // www.ukrstor.com
586. Цит. по: Флоринский Т. Указ. соч. - С.107-108.
587. Кулиш П.А. Украинофилам. Б.м., б.д., - С.22.
588. Переписка М.Драгоманова з В.Навроцьким. - С.103.
589. Там же. - С.108.
590. Там же. - С.135.
591. Сулима М. З історії української мови. Х.,1927. - С.20.
592. Огоновский О. Указ. соч. Часть 2. - С.825.
593. Русова С. Мої спомини. Рр. 1861-1879 // За сто літ. Кн. 2. 1928. - С.150-151.
594. Шевельов Ю.В. Із спостережень над мовою сучасної поезії. (Про мову поезій П.Г.Тичини) // Учені записки Харьківського державного університету. №20. Х.1940. - С.73.
595. Барвінський О. Спомини з мого житя. Часть 2. Львів, 1913. - С.321-322.
596. Мончаловский О.А. Литературное и политическое украинофильство.
597. Диманштейн С. Указ. соч. - С.122.
598. Єреміїв М. Вказ. праця. - С.98.
599. Постернак С. Вказ. праця. - С.75.
600. Антоневич Н.И. Указ. соч. - С.61.
601. Киев и его предместья по переписи 2 марта 1874 года. К., 1875. - С.20-21.
602. Цит. по: Рклицкий С. Правда о языке Украины. Градижск, 1917. - С.15.
603. Трубецкой Н.С. Общеславянский элемент в русской культуре.
604. Липинский В. Вказ. праця. - С.18.
605. Русова С. Вказ. праця. - С.169.
606. Щеголев С. Указ. соч. - С.398.
607. Грінченкова М. і Верзилів А. Вказ. праця. - С.475.
608. Садовський В. Студентське життя у Києві в 1904-1909 роках // З минулого. Збірник 2. Варшава. 1939. - С.5.
608*. Что читать народу? Критический указатель книг для народного чтения. Т.2. СПб., 1889. - С.534.
609. Маяк. 27 марта 1914 року.
610. Панасенко С. Шануймо рідну пісню. Проскурів, 1919. - С.6.
611. Кобець О. В неволі (записки полоненого). Х.-К.,1931. - С.158.
612. Сидоренко Н. Національно-духовне самоствердження. Українська таборова періодіка часів Першої світової війни. К.,2000. - С.46.
613. Там же. - С.37.
614. Там же. - С.23.
615. Там же. - С.53.
616. Там же. - С.34.
617. Кобець О. Вказ. праця. - С.128.
618. Сидоренко Н. Вказ. праця. - С.175-176.
619. Лотоцький О. Вказ. праця. Частина 2. - С.105.
620. Там же. - С.106.
621. Там же. - С.118.
622. Там же. - С.106.
623. Стріха М. Вказ. праця. - С.107.
624. Переписка М.Драгоманова з В.Навроцьким. - С.109.
625. Васильченко С. Мій шлях (Автобіографічні записки) // Грудницька М., Курашов В. Степан Васильченко. Статті та матеріали. К., 1950. - С.274.
626. Єреміїв М. Вказ. праця. - С.98.
627. Єреміїв М. Вказ. праця. - С.97.
628. Лотоцький О. Вказ. праця. Частина 1. Варшава, 1932. - С.254.
629. Мончаловский О.А. Литературное и политическое украинофильство.
630.Лотоцький О. Вказ. праця. Частина 2. - С.19.
631. Коряк В. Нарис історії української літератури. Т.2. - С.100.
632. Там же. - С.261.
633. Ніковський А. Vita nova. К.,1919. - С.99-100.
634. Феденко П. Дмитро Чижевський (Спомини про життя і наукову діяльність) // Український історик. 1978. №1-3. - С.105.
635. Там же.
636. Беседовский Г. На путях к термидору. М., 1997. - С.58.
637. Мончаловский О.А. Святая Русь. - С.92.
638. Онацький Є. Під омофором барона М.Василька (Записки журналіста і дипломата) // Український історик.1980. №1-4. - С.119.
639. Барвінський О. З останніх десятиліть ХІХ віку. Львів, 1906. - С.38.
640. Старий письменник. Сучасна літературна мова // Рідна мова. 1939. №5. - С.235.
641. Антоневич Н.И. Указ. соч. - С.51.
642. Мончаловский О.А. Святая Русь. - С.64.
643. Переписка М.Драгоманова з В.Навроцьким. - С.109.
644. Лосский Н. Указ. соч. - С.99.
645. Там же. - С.102-103.
646. Дорошенко Д. «К украинской проблеме». По поводу статьи кн. Н.С.Трубецкого // www.ukrstor.com
647. Будилович А. К вопросу о литературном языке Юго-Западной Руси. Юрьев. 1900. - С.25.
648. Толочко П.П. Що або хто загрожує українській мові? К.,1998. - С.13.
649. Мова. Політика. Культура. Проблема державності української мови очима корифеїв вітчизняної науки // Вісник Академії Наук Української РСР. 1991. №8. - С.52.